— Угрожать им? — она по очереди оглядела всех Гордонов. — Те три моряка были убиты, чтобы вы набили свои карманы и людей, которым вы помогали. Зачем вы сделали это, дядя Барнаби? Как вы могли?

— Я считал, что эта обычная игра в контрабанду, в которую мы всегда играли. — Гордон сложил руки на груди, как будто защищаясь. — Сделал то, о чем меня попросили, и не совал носа не в свое дело. Когда я понял, что это было чем-то большим, чем просто укрывательство налогов от короны, что на кону — жизни, было слишком поздно выходить из игры. Я знал слишком много, так они сказали.

Софи еще мгновение смотрела на дядю, потом с обвинением во взгляде посмотрела на Чада. Она ничего не сказала, ей не пришлось. Как ее дядя, он набивал свои карманы, помогая убийцам, и то, что он не знал всей правды, не являлось для него оправданием. Ему в то время следовало точно узнать, во что он ввязывался. Вместо этого он позволил себе успокоиться, завлеченный искушением легкой наживы. Он был так же виновен, как Гордон; так же виноват, в конце концов, как те мужчины, которые орудовали оружием и охотились на других.

Ледяное осмысление охватило его. Он мог бы помочь что-то исправить, но он никогда не будет избавлен от последствий сыгранной им роли. Может быть, именно это имело в виду маленькое привидение, говоря ему в ту ночь, когда он прибыл в Пенхоллоу. Можешь ли ты понять, что такое пытка?

Боже, да. Пыткой было знать, что он никогда не избавиться от того, что натворил. Пытка — видеть огорчение в глазах Софи, и знать, что именно он — его причина.

Чад перевел взгляд на Гордона. — Как вы смогли потушить огни в бухте так, чтобы никто в деревне не узнал? Или у вас общая тайна?

— Я не тушил огни в бухте. Я вам уже сказал. Доминик и я следили за сигналами, а потом зажигали факелы возле Эджкомба. Это всё.

— Тогда кто отвечал за свет на пристани?

Фермер пожал плечами. — Я получал приказы от Джошуа Диггса и Эдварда Уайли. Прошлой ночью я ходил с ними повидаться. Раньше был еще третий, Джайлс Уотлинг. Но сейчас он мертв.

— Да. Я видел Уотлинга в то утро, когда он умер, — признание Чада, казалось, застало Гордона врасплох. — У него было для меня сообщение. Он сказал, что я должен прибыть в Пенхоллоу и ждать, когда со мной свяжутся. Вам что-то известно об этом?

Хмурый взгляд Гордона стал неуверенным.

— Со мной должны были связаться или убить? — продолжал настаивать Чад, — может быть, ваши друзья Диггс и Уайли?

Гордон пожал плечами. — Ваше прибытие в Пенхоллоу помешало их планам.

— Да. Это я понял. А присутствие моего отца в Эджкомбе тоже мешало их планам? — Голос Чада дрожал от растущего гнева. — Они решили, что необходимо избавиться от него?

На лице Гордона появилось подлинное изумление. — Вашего отца убил пожар.

— Возможно. — Чад справился с порывом ударить что-то. — Диггс и Уайли получат свое заслуженное наказание, но я не их ищу. Дайте мне имя, и я сделаю всё, что в моих силах, чтобы вы и ваша семья не пострадали вновь.

Гордон ответил на это предложение циничным ворчанием и поскреб заросший подбородок.

— Я не могу сказать вам того, чего не знаю. Кто бы ни стоял во главе, он может и не жить в деревне. Он может быть где угодно на побережье.

— Тогда зачем мне приказали прибыть в Пенхоллоу? — Беспокойно шагая из угла в угол, Чад думал о том, что знал, признавая, что сведений недостаточно. Кто-то хотел, чтобы он был здесь, но с ним всё еще не связались. В то же время, его присутствие, казалось, ужасно мешало всем, вовлеченным в пиратство. Это не имело никакого смысла. Но он почти поверил тому, что Гордон не знает вожака. Чад сам не знал почти никого, кроме Уотлинга.

Он вновь задумался об огнях бухты. Любой житель деревни мог быстро и просто пройти на пристань ночью, но кто мог сделать такое так, чтобы никто не заметил?

От того, что ему пришло в голову, он испытал головокружение. Когда оно схлынуло, он встал на месте, приложил руку к виску и спросил. — А как насчет Грейди?

— Ирландец? — дядя Софи расхохотался. — Он совсем полоумный.

— Правда? — переспросил Чад. — Или именно Грейди хочет, чтобы люди так о нем думали?

Лицо дяди Барнаби стало серьезным, но в следующее мгновение он махнул рукой и отрицательно фыркнул.

— Вы должны были сегодня отправиться в Маллион, — обвиняющим тоном спросил Чад. — Зачем?

— Чтобы организовать продажу наших нескольких ягнят до холодов, — Тетя Луиза воздела руки. — Зачем же еще?

Чад развернулся лицом к ней. — А вы не встречали там Грейди? Он вчера отправился на Маллион, чтобы сообщить береговой охране о смертях трех моряков.

— Ну, нет… мы его там не встречали. — Тетя Луиза нервно посмотрела на своего супруга, потом снова на Чада. — Но Маллион — город побольше Пенхоллоу. Мы просто могли не встретиться.

Что-то в поведении тети заставило Софи задуматься, не скрывает ли эта супружеская пара кое-что. — Ты уверена, тетя Луиза? Время секретов давно прошло.

— Мы не видели ирландца, — не моргнув глазом сказала женщина.

— И я полагаю, что никто из вас не знает, почему этот мужчина, утверждающий, что отправился на Маллион, оставил свою лодку в заливе, где вы, Гордон, зажигаете по ночам факелы?

Дядя Барнаби вскочил.

— Я не знаю, что вы подразумеваете, но клянусь жизнями моих детей, что понятия не имею, где находится ирландец или его чертова лодка. Если она оказалась в бухточке к югу отсюда, я, черт побери, не знаю причины.

Мужчины смотрели друг на друга несколько долгих минут, словно два быка, решающих стоит ли напасть. Софи даже ожидала, что сейчас начнется кулачный бой, но потом напряженные плечи Чада расслабились. — Может, я дурак, но я верю вам.

Как парочка заговорщиков, он и дядя Барнаби достигли неловкого мира и стали строить планы по поимке злодеев с фермы на торфяниках. Чад настаивал, что они узнали бы многое от этих мужчин. Дядя Барнаби согласился, хотя упрямо считал, что графу не стоило принимать участия во встрече. Он предложил принять помощь своего шурина, могучего, лысого Риза. Чад не соглашался с предыдущим предложением, желая участвовать, но решил, что мудро принять помощь бармена «Штормовой чайки».

Пока мужчины строили планы и спорили, Софи внимательно смотрела на Чада. Ему было нехорошо, она могла побиться об заклад. Он очень старался скрыть это, но она заметила крохотные детали, которые не заметили бы другие: сонливость в его глазах, бледность его кожи, легкая дрожь в пальцах, обычно таких же твердых, как гранитные утесы.

Он выказывал признаки нездоровья еще тогда, в часовне, и дважды с тех пор, как вернулся в дом. Нет, больше того. Она замечала множество раз, как черты его лица внезапно напрягались без видимой причины. Другие могли это не уловить, не знали бы, как их интерпретировать. Но она знала: она видела такие признаки расстройства в нем прежде. Тогда, когда он боролся с Дьявольским водоворотом, и его вынесло на скалы, или тогда, когда он пробирался через завал.

Хотя сейчас он держался, она знала, что он всё еще плохо себя чувствует, и не могла заставить себя отвернуться и не переживать. Даже когда попыталась убедить себя, что ее волнение было не больше того, что вежливый человек проявляет по отношению к другому, боль в ее груди и постоянное чувство тревоги в животе искажали это утверждение. Так же, как и постоянное желание взять его лицо в ладони и прикоснуться своими губами к его губам.

Какой дурочкой она становилась, когда дело касалось этого мужчины.

Где-то после полуночи ее тетя предложила всем поспать несколько часов до того, как мужчины приведут свои планы в исполнение на рассвете. Йен заснул на стуле на кухне, положив голову на стол. Софи слегка подтолкнула его локтем, но он всхрапнул и продолжил спать. Вот и проявилась его морская способность спать при любых условиях.