На сей раз она была рада всхлипу, что подавил ее признание, о котором она могла бы пожалеть.

— Я считаю, что в ту ночь встретила настоящего Чада Ратерфорда, и я искала его с тех самых пор.

— А ты не думала, что, как и остальное в ту ночь, этот человек мог быть видением, созданным туманом?

Она хотела вытрясти его из той ядовитой атмосферы, в которой он находился. Вместо этого она сошла с его колен, встала и обернула плащ вокруг себя.

— Я возвращаюсь в дом моей тети, — сказала она. — У меня нет выбора. Если я пойду с тобой в Эджкомб, это только возбудит дядины подозрения. Так будет безопаснее.

Он встал рядом с ней, высокий, мрачный и все такой же желанный. Софи удивлялась тому, что ее так к нему тянет, что она хочет его с такой силой, несмотря на тот барьер, что он воздвиг между ними. Ну, этот барьер в лучшем случае расшатался, и она знала, что если пройдет необходимые несколько дюймов, он снова обнимет ее, окружая своей силой и предоставляя защиту. Ох, но не рассказывая правды о том, что бурлило внутри него.

Она справилась с порывом и прошла до конца скамьи. — Ты идешь или я возвращаюсь обратно одна?

Она пошла по приделу, ожидая, что он последует за ней. У двери она остановилась, прислушиваясь к его шагам, но ничего не услышала и вышла из часовни. Среди разбросанных надгробий, она снова остановилась, испытывая неуверенность. Позволит ли он ей тащиться домой одной через торфяник? Оттолкнула ли она его навсегда?

Услышав скрип позади себя, она развернулась и увидела, что он стоит в дверях. Он не двигался, только его грудь и плечи опускались и поднимались, словно он пробежал весь неф. Он просто стоял там с диким, буйным взглядом, пронзавшим темноту, заставив ее развернуться и закрыть глаза.

Его приближающиеся шаги удержали ее на месте. Ее колени ослабли, когда он подошел и обхватил рукой ее за талию. Он отбросил ее волосы и сказал, прижимаясь к ее затылку.

— Ты хочешь знать, почему меня тянет к тебе? Вот твой ответ, — он прижался к ее спине и ягодицам, его твердые мышцы прекрасно сочетались с ее мягкой плотью. Сдержанная энергия, трепещущая в его мускулах, пробудила ее чувства.

— Не имеет значения, насколько сильным я стараюсь быть, когда я рядом с тобой, то теряю понятие того, что правильно. — Его дыхание одновременно опаляло ее кожу и вызвало мурашки. — Я забываю кто и что я есть, и кем и чем являешься ты. Ты желаешь быть безрассудной? Быть похожей на меня? Тогда берегись. Несмотря на свое рождение, я не джентльмен. Такая леди, как ты, никогда не должна доверять такому негодяю, как я.

И прежде чем она успела подумать, сопротивляться ли или согласиться, он развернул ее и смял ее рот своим. Замешательство, шок и яростное желание столкнулись с сильным толчком его языка, и она вся растаяла, сдалась ему без борьбы. Поцелуй длился и длился, она кружилась в его блаженстве, пока часовня и кладбище вокруг них не исчезли, а реальностью стало лишь соединение их ртов, горячее дыхание и колотящиеся сердца.

Потом его рука оказалась под ее плащом, ее рубашкой, скользнула между ее бедер. И пока она скользила в захватывающее искушение его ладони, ее наполнил опасный страх, она не боялась потеряться в нем, а скорее, опасалась того, что она сдаст свою территорию, отдастся ему, не учитывая последствий. Последствия, которые она чувствовала, боялась… и всё же постоянно игнорировала.

Свободной рукой, зарывшейся в ее волосы, он наклонил ее назад, лишив равновесия и открыв ее горло жару обжигающего обещания. — Если бы мы не были на освященной земле, я бы сделал тебя своей в эту же минуту и научил бы кое-чему о риске и приключении.

Он поднял голову, в его глазах светилась ирония, когда он оглядел церковный двор. — Благословите нас. Отче, ибо мы согрешили…

— Нет, мы не согрешили, — она запнулась. Испытывая головокружение, пошатываясь, она сглотнула, пытаясь избавиться от комка в горле, только ей удалось это наполовину. — Пока нет.

— Но мы согрешим. Мы оба это знаем.

Она задрожала, сознавая истинность его слов.

Он отпустил ее. Они вышли с церковного двора и прошли по Блэкхит Муру. Наконец, дошли до пастбищ, к дороге и ферме ее тети, где он ее быстро поцеловал и исчез в ночи.

Чад едва заставил себя отпустить Софи, ожидая в тени у дороги достаточно долго, чтобы убедиться, что она оказалась внутри без происшествий, а потом, когда ничто не встревожило тихий фермерский дом, повернулся и ушел.

Он оставил ее в руках дяди, которому не стоило доверять, но всё же, если бы он остался, то только мог подвергнуть ее еще большей опасности. Она всё еще не понимала этого. Она думала, что знала его, понимала, каким он был человеком. Милостивый Боже, она и понятия не имела, как легко он мог бы указать на тех мужчин, стрелявших в них ночью, и сказать. — Я вступал в сговор с такими же дьяволами. Я один из них.

Но как жулик или обманщик, он придержал язык, потому что часть его, вероятно, худшая часть, не могла ее отпустить.

Значит, ради нее, надеясь когда-нибудь заслужить хоть поверхностный ее взгляд, он снова направился в Блэкхит Мур. Ориентируясь по звездам и знакомым каменным глыбам, он прошел по той же тропинке, по которой шел Гордон, и вернулся на отдаленную ферму.

Еще было темно, как в крипте[8]. Перебравшись через наружную стену, Чад подобрался ближе к самой большой из служебных построек — покосившемуся сараю с крышей, неровно крытой соломой. Ветерок не принес никакого намека на навоз, ни резкого запаха пота. В амбаре уже какое-то время не было животных.

Так что же находится внутри?

В стене перед ним не было окон, отверстий, лишь дырки для воздуха под неаккуратно лежащей соломой. Он обошел постройку, подойдя к широким массивным дверям, закрытым на висячий замок. Его можно было бы сбить тяжелым камнем, но Чад решил не рисковать тем, что кто-то мог услышать шум.

Еще раз осмотревшись, он перебежал через двор к каменному коттеджу. Осторожно приблизился к двери и прижал ухо к дереву.

Ничего не услышал. Они заснули или ушли.

Мужчина попытался открыть щеколду. Она застряла, а потом лязгнула, из-за чего у него чуть сердце не остановилось. Он ждал, затаив дыхание. Потом приоткрыл дверь на дюйм и одним глазком глянул в щель.

Чад учуял и услышал их прежде, чем его глаза привыкли к густой темноте внутри. Это место воняло нечистым дыханием, кислым виски и такими ароматами, которые он бы скорее отнес к амбарным. Тяжелое, глубокое дыхание с отдышкой и периодическое похрапывание составляли ритм сна пьяниц.

Постепенно их фигуры стали видимы. Один лежал, растянувшись на животе на полу, его ноги покоились под кухонным столом, а голова устроилась на чем-то напоминающем старый башмак. Возле его согнутой руки тускло блестели осколки стекла, на которые падал свет от открытой двери. Бутылки и высокие кружки, сбитые набок, загромождали стол. Другой мужчина сидел на одном из плохо сколоченных стульев, прислонив голову к стене и широко открыв рот.

Несмотря на то, что благоразумнее было бы уйти, Чад задержался, пытаясь рассмотреть черты их лиц. Он почувствовал, что они ему чем-то знакомы. Встречал ли он их в таверне? В доках утром? Он не был уверен. Мужчина рассмотрел цвет волос, их лица.

Ярость обжигающим потоком понесла кровь по венам. Кем бы они не были, их грязные руки держали оружие и стреляли в Софи. Он обнаружил, что желал бы стать судьей и присяжными, войти внутрь и сделать так, чтобы никто их этих жалких ублюдков больше не даже прикоснуться к оружию.

Легкая вспышка унесла прочь его убийственные мысли. Пульс зачастил, но Чад заколебался, не веря в то, что было перед ним. Потом прошел внутрь.

Ужасное зловоние нахлынуло на него. Он чуть было не закашлялся, но сглотнул. Двигаясь намеренно осторожно, Чад переступил через спящего человека на земляном полу. Он сумел справиться с порывом хорошенько его пнуть, вместо этого подошел к столу. Его пальцы обхватили холодный метал.