Теперь Гарри поднимался по склону холма, к верхней части акведука. Он шел ровным шагом, почти не глядя по сторонам.

Добравшись до верха, он сразу же повернул назад. Все полностью соответствовало описанию: ярко сияющие от постоянного движения рельсы магистральной линии, плавно изгибаясь, уходили налево, а боковая ветка, покрытые ржавчиной рельсы, — направо, к стене Ватикана.

Гарри повернулся и посмотрел назад, вдоль путей главной линии, уходивших к станции Сан-Пьетро. У него оставалось десять минут, чтобы добраться туда, оглядеться и решить, действительно ли он намерен сделать то, что собрался. Если он решит, что это не так, то сможет уйти, прежде чем все начнется. Но он не уйдет, он точно это знал еще в те секунды, когда набирал номер. Без четверти одиннадцать ему предстояло встретиться с Роскани в помещении станции.

— Вы хотели меня видеть, ваше преосвященство? — Палестрина стоял в двери комфортабельной камеры Марчиано, почти полностью загораживая проем своим огромным телом.

— Да.

Марчиано шагнул назад, и Палестрина вошел в комнату. Один из его одетых в черные костюмы охранников шагнул следом, закрыл дверь и остановился перед ней в позе часового. Это был Антон Пилжер, тот самый молодой человек с постоянно ухмыляющимся и в то же время напряженным лицом, который совсем недавно выполнял обязанности шофера Марчиано.

— Я хотел поговорить с глазу на глаз, — сказал Марчиано.

— Как вам будет угодно.

Палестрина поднял ручищу, и Пилжер внезапно выпрямился, резко повернулся, как солдат, а не как полицейский, и вышел за дверь.

Несколько секунд Марчиано глядел в лицо Палестрине, как будто пытался прочесть его тайные мысли; затем медленно простер руку и указал пальцем на беззвучно работавший телевизор. Транслируемое изображение до ужаса походило на то, что накануне передавали из Хэфэя, — длинная колонна грузовиков, набитых солдатами Народно-освободительной армии. На тротуарах улиц, по которым тянулась колонна, стояли толпы людей. Камера повернулась к репортеру, одетому в защитный комбинезон и почти не отличавшемуся по виду от солдат, сидевших в грузовиках. Его голоса не было слышно, поскольку звук в телевизоре выключили, но он явно рассказывал о происходящем.

— Уси находится на втором озере, — сказал пепельно-серый Марчиано. — Я хочу, чтобы второе оказалось и последним. Я хочу, чтобы вы остановились на этом.

Палестрина взглянул на него с приятной улыбкой.

— Святейший отец справлялся о вашем здоровье, ваше преосвященство. Он хотел навестить вас. Я сказал ему, что вы еще очень слабы и что лучше будет дать вам еще немного времени, чтобы оправиться.

— Хватит смертей, Умберто, — прошептал Марчиано. — Я уже в полной вашей власти. Прекратите кошмар, который творится в Китае. Прекратите его, и я дам вам то, что вы с самого начала желали заполучить.

— Отца Дэниела? — Палестрина вновь улыбнулся, на сей раз снисходительно. — Но ведь вы, Никола, говорили мне, что он мертв…

— Он жив. Если я попрошу, он придет сюда. Отмените последнее озеро и делайте с нами что хотите… Тайна вашего «Китайского протокола» умрет вместе с нами.

— Очень благородно, ваше преосвященство. Но, к сожалению, слишком поздно. В обоих смыслах. Китайцы капитулировали и уже сами просят как можно скорее заключить контракт. Несмотря на это… — теперь улыбка Палестрины была полна высокомерия, — на войне не бывает полумер; план кампании необходимо осуществить до конца… — Палестрина умолк и молчал так долго, что Марчиано стало ясно: этого человека не пронять никакими аргументами. — Что же касается отца Дэниела… Вам ни к чему трудиться и вызывать его, он сам стремится повидать вас. Может быть, сейчас, когда мы с вами беседуем, он уже находится в Риме.

— Это невозможно! — воскликнул Марчиано. — Как он мог узнать, где я и что со мной?

И снова Палестрина улыбнулся.

— Ему рассказал отец Бардони.

— Нет! Никогда! — Марчиано почувствовал, как его захлестывают почти непреодолимые гнев и отчаяние. — Он ни за что не предал бы отца Дэниела.

— Но он это сделал, ваше преосвященство… Возможно, он понял, что я прав, а вы с кардиналом-викарием заблуждались. Что будущность церкви стоит жизни человека, независимо от того, кто он и какое положение занимает. Ваше преосвященство… — Улыбка исчезла с лица Палестрины. — Можете не сомневаться, отец Дэниел придет.

Никогда в жизни Марчиано не испытывал ненависти. Но сейчас он ненавидел, причем с такой силой, какую прежде не мог даже представить себе.

— Я вам не верю.

— Верьте кому хотите…

Палестрина сунул руку в карман своего неизменного священнического пиджака и вынул оттуда небольшой мешочек из черного бархата, затянутый тесьмой, завязанной на бантик.

— В доказательство отец Бардони шлет вам это кольцо…

Положив мешочек на письменный стол, возле которого стоял Марчиано, Палестрина еще раз взглянул на кардинала, повернулся и вышел за дверь.

Марчиано не видел ухода Палестрины. Не слышал, как открылась и вновь закрылась дверь. Его взгляд был прикован к лежавшему перед ним бархатному мешочку. Медленно, трясущимися руками он развязал тесьму и открыл его.

Трудившийся рядом с башней садовник испуганно оглянулся, услышав душераздирающий крик.

Роскани шел в одиночестве по виа Инноченцо III. Утро выдалось жарким, и, по мере того как солнце поднималось, становилось все жарче и жарче. Перед ним находилась станция Сан-Пьетро. Он вышел из машины за полквартала оттуда, приказав Скале и Кастеллетти идти на станцию. Они должны были войти порознь, с разных сторон, один до прихода Роскани, а другой сразу после него. Им надлежало выследить Гарри Аддисона, но ничего не делать, чтобы не вспугнуть его, если только он не бросится бежать. Идея заключалась в том, чтобы предоставить Роскани оперативный простор и дать возможность поговорить с беглецом наедине, в самой спокойной обстановке, насколько возможно, но при этом занять такое положение, чтобы перехватить американца, если он попытается удрать. Никаких других полицейских там не было — ни прикрытия внутри, ни оцепления снаружи. Роскани дал слово.

Гарри Аддисон действовал довольно грамотно. Он позвонил на коммутатор Questura в двадцать минут одиннадцатого и просто сказал:

— Говорит Гарри Аддисон. Меня ищет Роскани.

После этого он продиктовал номер своего сотового телефона и повесил трубку. Засечь, откуда был сделан звонок, не успели. Вообще ничего не успели.

Через пять минут Роскани перезвонил ему из того места, куда его, Скалу и Кастеллетти отвезли сразу же, как только самолет приземлился в римском аэропорту, — из квартиры убитого священника отца Бардони.

Роскани пересек улицу. Он подходил все ближе к станции. Он хорошо помнил, как поначалу намеревался встретить Гарри Аддисона. В одиночку, с пистолетом в руке. И убить его в отместку за убийство Джанни Пио. Но с тех пор все переменилось и неимоверно усложнилось. Такого развития событий никак нельзя было предвидеть заранее.

Если Гарри Аддисон здесь, на станции, как обещал, значит, он вне стен Ватикана. Роскани надеялся, что и отец Дэниел тоже не скрывается там. Чем черт не шутит, вдруг у него еще остается шанс закончить это дело, прежде чем Талья и политики вырвут его у него из рук…