Елена почти не смотрела на Гарри с тех пор, как помогла ему одеть и усадить в автобус Дэнни. Он склонялся к мысли, что она очень смущена ночным приходом к нему и своим признанием и теперь не знает, как выпутаться из создавшегося положения. Его очень удивляло, насколько сильно это событие подействовало на него и продолжало действовать до сих пор. Елена, эта умная, красивая, смелая и заботливая женщина, внезапно нашла самое себя и возжелала свободы, чтобы выразить свои чувства. А из того, как она явилась в темноте, босиком, к нему в комнату с глубоко личным признанием, он сделал однозначный вывод: она хотела, чтобы именно он помог ей в этом. Беда заключалась в том, что, как он сказал себе в тот самый момент, время было для этого самое неподходящее и ему следовало на корню пресечь все мысли о лирике — слишком уж много вокруг трудностей и опасностей. И поэтому теперь, когда машина спускалась с холмов по петляющей дороге, ведущей на север вдоль берега озера Лугано, а потом проезжала по виале Кастаньола, через реку Кассарате и по виа Серафино-Балестра до находившегося на виа Монте-Ченери небольшого, но щедро украшенного лепниной частного дома, он сознательно заставлял себя думать о том, что делать дальше.

Больше невозможно было продолжать метаться из одного места в другое в положении преследуемых преступников и рассчитывать на то, что кто-нибудь еще согласится им помочь. Дэнни требовалось тихое и безопасное место, где он мог отдохнуть и поправиться хотя бы немного, чтобы иметь возможность разумно поговорить с Гарри об убийстве кардинала-викария Рима. Не менее важно было отыскать солидное юридическое подкрепление. Гарри знал, что этими вещами он должен заняться в самую первую очередь.

— Приехали? — слабым голосом спросил Дэнни, когда отец Ренато поставил машину на ручной тормоз и выключил мотор.

— Да, отец Дэниел, — с полуулыбкой ответил отец Ренато, — слава богу.

Выходя из автобуса, Елена заметила, что Гарри, взявшись за ручку сдвижной двери, бросил на нее быстрый взгляд, но сразу же отвернулся к отцу Наталини, который уже открыл задние двери машины и достал оттуда инвалидное кресло. Отец Дэниел почти всю дорогу молчал и глядел в окно на проплывавшие там пейзажи. Елена готова была поручиться, что он никак не мог отойти после тяжелых и мучительных испытаний последних сорока восьми часов. Ему необходимо поесть, а потом выспаться, насколько возможно.

Отойдя в сторону, она смотрела, как Гарри и отец Наталини подхватили Дэнни под руки, усадили в кресло и быстро внесли по лестнице на второй этаж дома на виа Монте-Ченери. После того, что произошло минувшей ночью, она чувствовала скорее неловкость, чем смущение. В спонтанном эмоциональном порыве, который заставил ее отправиться к Гарри, она открылась сильнее, чем намеревалась, и уж, во всяком случае, намного больше, чем позволяли принесенные ею обеты. Но сделанного не воротишь. Теперь нужно было лишь решить, как себя вести. Потому-то она весь день не могла ни смотреть на Гарри, ни говорить ему что-либо сверх самого необходимого.

Внезапно дверь, к которой вела лестница, открылась, и появилась хозяйка дома.

— Заходите, быстро! — приказала Вероника Ваккаро и посторонилась, чтобы пропустить их внутрь.

Как только приехавшие вошли, она тут же захлопнула дверь и оглядела всех, словно сравнивая их. Вероника — миниатюрная женщина средних лет в темной одежде, прямо-таки кипевшая от избытка энергии, художница и скульптор — сыпала отрывистыми фразами, в которых были самым невероятным образом перемешаны французские, английские и итальянские слова. Прежде всего она строго глянула на отца Ренато.

— Merci. Теперь можете ехать. Capisce?^[36]

Даже не предложила отдохнуть, умыться, хотя бы воды выпить с дороги! Нет, просто велела ему и отцу Наталини убираться.

— А что делает церковная машина из Белладжио перед частным домом в Лугано? Сейчас кто-нибудь звякнет в полицию и доложит, где вы есть.

Отец Ренато понимающе улыбнулся и кивнул. Вероника была права. Но когда священники уже повернулись, чтобы уйти, Дэнни, изумив всех, взялся за поручни колес и подкатил кресло вперед, чтобы пожать им руки.

— Grazie. Mille grazie,^[37] — с глубоким чувством произнес он.

Конечно же, он понимал, насколько сильно рисковали священники, взявшись перевезти его.

Затем священники ушли, и Вероника, сказав, что сейчас приготовит что-нибудь поесть, тоже удалилась сквозь одну из полудюжины абстрактных скульптур, стоявших словно гигантские иероглифы в не слишком просторной, залитой солнцем комнате, и скрылась за находившейся позади изваяния дверью.

— Отцу Дэниелу нужно отдохнуть, — заявила Елена, как только дверь за хозяйкой закрылась. — Спрошу Веронику, куда его поместить.

Гарри смотрел, как она шла по комнате. Когда она скрылась за той же дверью, что и Вероника, он еще несколько секунд смотрел в ту сторону, а потом повернулся к брату. Двое бородатых мужчин в черных одеждах и черных шапочках, точь-в-точь похожих на ермолки, выглядели как раз так, как им следовало выглядеть, — как настоящие раввины.

До сих пор Гарри сдерживался, желая дать брату как можно больше времени на физическое и умственное восстановление. Но живость, с которой брат двинулся, чтобы поблагодарить священников, заронила в Гарри подозрение, что Дэнни в несколько лучшем состоянии, чем хочет показать. И теперь, оставшись с братом наедине, он дал волю своему гневу. Ему уже пришлось немало вытерпеть ради него. И какой бы ни была правда, настало время узнать ее.

— Дэнни, ты мне звонил. Оставил запись на автоответчике… Ты помнишь? — Гарри резким движением сорвал шапочку и сунул ее в карман.

— Да.

— Ты смертельно боялся чего-то. И выбрал чертовски удачный путь, чтобы поздороваться после стольких лет, да еще и через автоответчик… Чего ты боялся?

Дэнни медленно поднял взгляд на Гарри.

— Не мог бы ты сделать для меня одно доброе дело?

— Какое?

— Убраться отсюда как можно скорее.

— Убраться отсюда?

— Да.

— Мне? По собственной воле?

— Гарри, если ты не уедешь… они тебя убьют.

Гарри пристально уставился на брата.

— Кто — они?

— Уезжай. Прошу тебя.

Гарри обвел взглядом комнату, а потом вновь посмотрел на Дэнни.

— Наверное, стоит сказать тебе одну вещь, которую ты не знаешь или забыл. Дэнни, нас обоих ловят как убийц. Тебя…

— …За убийство кардинала-викария Рима, а тебя — за убийство детектива из Рима, — перебил его Дэнни. — Я видел газету, которая для меня не предназначалась.

Гарри замялся, пытаясь сообразить, как вести себя дальше. В конце концов он спросил попросту:

— Дэнни, это ты убил кардинала?

— А ты убил копа?

— Нет.

— И я тоже не убивал, — решительно заявил Дэнни.

— Дэнни, у полиции куча улик против тебя. Фарел показывал мне твою квар…

— Фарел? — на полуслове перебил его Дэнни. — Оттуда-то и идут все эти улики!

— Что ты имеешь в виду?

Дэнни долго молчал, а потом отвел взгляд. Выражение его лица говорило, что он уже наболтал лишнего и больше ничего не скажет.

Гарри сунул руки в карманы и медленно осмотрел всю коллекцию скульптур Вероники. Затем вновь повернулся к брату.

— Дэнни, ты был в автобусе, который взорвался. Все решили, что ты погиб… Как тебе удалось выбраться?

Дэнни тряхнул головой.

— Не помню…

— И не только выбраться, — наседал Гарри. — Ты еще и умудрился засунуть свое служебное удостоверение, паспорт и очки в чей-то чужой карман…

Дэнни промолчал.

— Автобус шел в Ассизи. Это ты помнишь?

— Я… я часто там бываю. — Глаза Дэнни полыхнули гневом.