Томас Добряк, отодвинув занавеску, наблюдал, как двое в комбинезонах вышли из дома и протащили через двор Гарри Аддисона. Он получил от этого человека то, что ему требовалось, вернее, то, что удалось из него выбить; людям в комбинезонах оставалось лишь избавиться от него.

Гарри мог видеть только правым глазом. И то лишь тени, а не людей. Левый глаз не видел совсем ничего. Прочие чувства рассказали ему, что его вывели наружу и ведут по чему-то ровному; кажется, два человека. Где-то в памяти смутно маячило видение того, как он сидел на табурете или чем-то похожем, получая указания и громко повторяя вслух слова, которые говорил ему через наушники тот самый голос, который он слышал здесь прежде. Он помнил, что только после ссоры кто-то приспособил устройство для его ушей. Большинство реплик, которые он слышал, были на итальянском. Но проскальзывали и английские фразы. «Размер не тот». «Не получится». «Посмотрим».

Вдруг мужской голос позади него резко заговорил по-итальянски — тот же человек, подумал он, который спорил с другими по поводу наушников, пока пытался их наладить. Его сзади толкнули рукой, и он едва не оступился. Он достаточно пришел в себя, чтобы понять, что, хотя руки его все еще связаны за спиной, ноги свободны. Он передвигал их сам и, кажется, слышал шум транспорта. В мозгу у него понемногу прояснялось, и он уже говорил себе, что раз может ходить, значит, может и бежать. Но по-прежнему ничего не видел и не мог пользоваться руками. Его снова толкнули в спину. Сильно и резко. Он упал и вскрикнул, ударившись лицом о мостовую. Он попытался перевернуться, ему наступили ногой на грудь и так и держали. Где-то рядом послышался звук, как будто мужчина, крякнув, поднимал какую-то тяжесть. Затем его подняли за плечи и перекинули через какой-то барьер. Под ногами он ощутил металл, его волокли вниз по лестнице. Неожиданно забрезжил слабый свет, и одновременно в нос ударило зловоние.

Второй мужчина выругался, откуда-то издалека ему ответило эхо. Слышался плеск бегущей воды. Вонь стояла невыносимая. И Гарри понял. Его притащили в канализационный коллектор. Разговор перешел на итальянский.

— Preparatsi?^[15]

— Si.

Тот самый голос, который говорил о наушниках. Гарри почувствовал, как его взяли за кисти рук. Что-то скрипнуло, щелкнуло, и руки освободились.

ЩЕЛК!

Ошибиться было невозможно: это взвели курок.

— Sparagli! — Стреляй!

Инстинктивно Гарри отшатнулся, вскинул руки, закрывая лицо.

— Sparagli!

И тут же раздался оглушительный грохот. Его ударило в руку и в голову. И отшвырнуло назад, в воду.

Гарри не видел лица стрелявшего, когда тот перешагнул через него. Как и лица другого мужчины, державшего электрический фонарик.

Гарри не мог видеть того, что увидели они: кровь залила левую часть его лица, растеклась по волосам и полилась дальше, смешиваясь с водой.

— Morto, — прошептал один.

— Si.^[16]

Стрелявший нагнулся и столкнул тело Гарри дальше, в проносящийся мимо поток, проводил взглядом уносимое водой тело.

— I topi taranno il resto.

Остальное доделают крысы.

На экране был Гарри Аддисон с наклейкой из лейкопластыря на левом виске, одетый в белую рубашку-поло, джинсы и в больших темных очках, в которых ушел из отеля «Хасслер» чуть позже половины второго вчера днем. Почти тридцать часов назад.

Пятнадцатисекундную видеозапись с беглым Гарри Аддисоном прислали анонимно в Sala Stampa della Santa Sede — пресс-центр папского престола — в 15.45 с запиской о том, что кассету нужно немедленно передать Папе Римскому. Однако ее положили, не разворачивая обертки, на полку, где она пролежала до 16.50, после чего ее отправили в офис Фарела, где кассету просмотрел кто-то из младшего персонала и тут же передал ему лично. К шести часам Фарел, прокурор Марчелло Талья, Роскани вместе с Кастеллетти и Скала — детективами, которым поручили расследовать убийство Пио, — и еще полдюжины человек собрались в маленьком темном просмотровом зале и вместе смотрели этот ролик.

Гарри говорил по-английски, и переводчик из отдела Роскани переводил для присутствующих на итальянский.

Насколько можно было разглядеть, Гарри сидел один в темной комнате на высоком деревянном табурете. Стена за его спиной была оклеена обоями с почти неразличимым рисунком. Стена и Гарри в темных очках с наклейкой на лбу — вот и все, что было видно.

Затем следовала пауза, Гарри делал движение, будто хотел сказать что-то еще, и запись неожиданно обрывалась.

— Почему мне не сообщили, что священник может быть еще жив? — Моргая от включенного света, Роскани посмотрел на Талью, затем на Фарела.

— Я сам узнал об этом чуть ли не за минуту до того, как получил кассету, — ответил Фарел. — Инцидент произошел еще вчера, американец потребовал, чтобы открыли гроб, и, когда это сделали, заявил, что это останки не его брата… Возможно, это правда, а может быть, вранье… Кардинал Марчиано лично находился там. Ему показалось, что американец был чересчур эмоционален. И только сегодня, узнав об обстоятельствах смерти Пио, он сообщил мне это через отца Бардони.

Роскани поднялся и прошелся по комнате. Он был раздражен. О таких вещах ему должны были сообщать незамедлительно. И кроме того, между ним и Фарелом никогда не существовало особой симпатии.

— У вас или ваших людей есть хоть какое-нибудь представление, откуда могла взяться эта запись?

— Если бы мы что-то знали, ispettore capo, — ответил Фарел, остановив на Роскани взгляд немигающих глаз, — мы уже что-нибудь предприняли бы, вы не находите?

Талья, худощавый человек с аристократическими манерами, одетый в темный, в тонкую полоску костюм, позволил себе в первый раз вмешаться в разговор.

— Почему он так сделал?

— Попросил открыть гроб?

— Да.

— Как мне сказали, он был очень взволнован, он хотел увидеть брата, чтобы попрощаться с ним… Кровные узы крепки даже между убийцами… К тому же, увидев, что это не тело отца Дэниела, он среагировал импульсивно, совершенно не думая.

Роскани снова прошелся по комнате, намеренно игнорируя раздражение Фарела.

— Допустим, что это правда, что он действительно ошибся… Тогда почему на следующий день он полагает, что брат жив, и предлагает ему объявиться? Тем более что того разыскивают как убийцу?

— Это игра, — сказал Талья. — Они обеспокоены тем, что он жив и что разоблачит их, если его поймают. Поэтому устроили так, чтобы родной брат попросил его выйти из укрытия и они смогли его убить.

— Тот самый брат, который так эмоционально требовал показать эти жуткие останки, теперь хочет его убить?

— В этом может быть свой резон. — Фарел снова сел на стул. — Не исключено, что здесь таится более тонкий расчет. Возможно, что-то ему подсказывает, что не все в действительности так, как кажется.

— Тогда почему он говорит об этом вслух? Официально отец Дэниел мертв. Почему он этого так и не оставил? Маловероятно, чтобы полиция стала долго охотиться на покойника. Если тот жив, он мог бы спокойно искать его сам.

— А где искать? — возразил Талья. — Не лучше ли предоставить поиски полиции?

Роскани достал сигарету из пачки и закурил.

— Но они отправили видеоролик Папе Римскому, а не сюда. А ведь не могут не знать о нашем существовании и о том, чем мы занимаемся.

— Потому, — ответил Фарел, — что им необходимо, чтобы эта штука попала в СМИ. Они хотят, чтобы ее транслировали. Gruppo Cardinale может это сделать, а они — нет. Посылая это видео святому отцу, они надеются, что он вмешается лично. Попросит, чтобы я оказал давление на вас и вы это обнародовали. Вся Италия знает, как потрясло его убийство кардинала-викария и как для него важно, чтобы убийца был пойман и предан суду.