— Спасибо, что напомнил об этом, — с кривой улыбкой заметил кентавр.
— И все же… — гнул свое Браумин.
— Если там есть пещеры, то в них наверняка прячутся гоблины или кое-кто похуже, — прервал его Элбрайн.
Брат Браумин испустил тяжкий вздох и отвернулся.
— Мы зашли слишком далеко, чтобы возвращаться, — вмешался в разговор брат Кастинагис.
— Я пойду на гору Аида, чтобы взглянуть на могилу брата Эвелина, даже если мне придется добираться туда в одиночку, — сказал обычно застенчивый брат Муллахи. — Я готов отдать жизнь, чтобы только увидеть это священное место.
Это решительное заявление, заставшее всех врасплох, прозвучало музыкой для ушей остальных монахов, за исключением, может быть, брата Виссенти. Бедняга так нервничал с момента возвращения кентавра, что весь дрожал.
— И мы тоже пойдем, — вмешался в разговор Шамус Килрони. — По крайней мере некоторые из нас. А остальные останутся здесь сторожить коней.
Элбрайн посмотрел на кентавра, рассчитывая услышать его веское слово, но тот лишь пожал плечами. Судя по всему, его устраивало любое решение.
— Если Смотритель говорит, что можно добраться до места без боя, мне кажется, мы должны рискнуть, — сказал наконец Полуночник. — Мы и впрямь проделали слишком долгий путь. Я тоже, как и брат Муллахи, хочу посетить могилу моего дорогого друга.
В этот момент на тропе показался Роджер.
— Вниз по склону нет ни одного гоблина, — сообщил он. — Путь в долину открыт.
Они тут же тронулись в путь — кентавр и Элбрайн, Роджер и монахи, Шамус Килрони и дюжина солдат. Тиел'марави все еще была слишком слаба, и ее поручили заботам оставшихся солдат. На их попечение оставили также Дара и других коней.
Спускаться вниз было легко, ветер уже сдул снег с тропинок, только кое-где лежал лед. К полудню они были в долине и двинулись вдоль того же самого черного отрога, что и во время первого похода к логову демона. Сейчас здесь было гораздо теплее. Скорее всего, из-за остаточного жара медленно охлаждающегося камня, хотя со времени взрыва прошло уже много месяцев. Хотя, может быть, с беспокойством подумал Элбрайн, внутри горы все еще клокочет расплавленная лава.
— Раскинем лагерь на южном склоне, — решил он. — Здесь много пещер, в которых можно укрыться и от ветра, и от глаз гоблинов.
Вскоре они нашли подходящее место, разожгли костер и мирно проспали рядом с ним всю ночь. Проснулись рано, с волнением предвкушая то, что принесет им новый день, и вскоре отправились в путь вдоль обрушенного, изломанного склона горы. Однако очень скоро надежды сменились страхом. Из пещеры чуть пониже по склону внезапно хлынули гоблины — целая орда! — тыча в их сторону пальцами и завывая. За считанные секунды у подножия горы собралось множество этих уродливых тварей, отрезая путешественникам путь к бегству.
— Их слишком много, чтобы ввязываться в бой, — сказал Полуночник Шамусу, который тут же начал расставлять людей на оборонительные позиции. — Идите дальше, мы с кентавром задержим их.
— Ну, спасибо, что ты и про меня не забыл, — проворчал Смотритель, когда Шамус и остальные скрылись из виду и толпа гоблинов начала приближаться к нему и Элбрайну.
— Должен же я на ком-то скакать, если придется прорываться, — весело ответил Элбрайн.
Они знали, чем рискуют, отправляясь сюда; и теперь, похоже, время расплаты пришло. Однако с того самого дня, как Элбрайн покинул Эндур'Блоу Иннинес, он все время жил рискуя. Такова судьба рейнджера, и он принял ее как единственно для себя возможную. Было больно, конечно, думать о том, что он никогда не увидит Пони и их малыша, но он гнал от себя эти мысли. Он был воином телом и душой. Элбрайн — нет, Полуночник! — решил, что он устроит гоблинам такую бойню, которую они не скоро забудут!
Ближайшие твари находились уже примерно в пятидесяти ярдах. Элбрайн вскинул Крыло Сокола и пригвоздил одного из гоблинов к склону горы. Это слегка замедлило их приближение. Все — и гоблины, и сам Элбрайн, и кентавр — понимали, что на этот раз людям не победить, несмотря на все их мужество.
Теперь стрелы сыпались одна за другой; и множество гоблинов погибло. Но несметное количество продолжало наступать. Вскоре Элбрайн и кентавр вынуждены были занять позицию на узком участке тропы, чтобы к ним нельзя было подобраться сзади, и сменили луки на меч и дубину.
У их ног вырастали огромные груды гоблинов.
Мелькнула даже мысль, что, может быть, им удастся спастись, если они сумеют убить столько гоблинов, что остальные испугаются и убегут. Но потом прямо рядом с Элбрайном и кентавром сверху рухнул огромный кусок скалы, едва не снеся Полуночнику голову.
Кто-то из гоблинов нашел в склоне горы туннель и пробрался наверх. Стало окончательно ясно, что все кончено.
— Беги! — закричал кентавр и ринулся в самую гущу нападающих.
Полуночник повернулся и бросился вверх по тропе, перепрыгивая через камни и вскрикивая, когда их острые края царапали ноги, но не забывая держать наготове лук. Там и тут со скал спрыгивали гоблины и падали, сраженные стрелами. Один монстр плюхнулся с выступа на то место, где они совсем недавно стояли с кентавром, однако сам выступ при этом обломился и полетел вниз, в долину.
Завернув за поворот, Полуночник столкнулся с горсткой поджидающих его гоблинов.
Браумин Херд первым увидел место упокоения Эвелина Десбриса. И хотя он знал, что монстры совсем близко и что, очень может быть, ему не пережить этот день, при виде воздетой к небу руки его охватил священный трепет.
Все девятнадцать человек молча столпились вокруг мумифицированной руки. Даже Роджер и солдаты не жалели, что оказались здесь. Пока все складывалось не так уж плохо, но снизу доносились звуки сражения, и все понимали, что скоро, очень скоро монстры могут добраться и до них.
Внезапная атака Смотрителя принесла, конечно, кое-какие плоды — двое гоблинов рухнули замертво, множество их получили раны и бросились наутек, — но в целом ничего не изменила. Гоблины быстро сориентировались и снова начали окружать его со всех сторон.
В отчаянии он прыгал и лягался, нанося удары копытами. Однако и гоблины сражались как бешеные. Один из них нанес ему удар мечом по задней ноге, оставив на ней глубокий кровоточащий порез. Тем не менее кентавр попытался вырваться из кольца, бросился бежать — и получил удар копьем сначала по крупу, а потом в спину. Хуже того, сброшенный сверху камень сильно оцарапал ему голову и плечо. Ничего не видя залитым кровью глазом, он скакал, слыша позади истошные вопли гоблинов. Какая ирония, думал он, умереть в этих истерзанных взрывом горах, которые однажды уже едва не стали его могилой.
Гоблины были уверены, что застали Полуночника врасплох. Двое, стоящие ближе остальных, бросились на него с дикими, кровожадными воплями.
Однако не так-то просто застать врасплох рейнджера. Одним движением руки он снял тетиву с лука, превратив его тем самым в посох, и начал отбиваться острым кончиком.
Гоблины наступали, один справа, другой слева. Оба думали — это казалось очевидным, — что он попытается отбросить одного из них к обрыву. Рассуждая таким образом, они сделали все, чтобы этого не случилось. Полуночник между тем, размахивая посохом справа налево и обратно с такой скоростью, что не уследит глаз, с силой ударил одного из гоблинов в бок. Монстр с визгом прыгнул на него, но могучий Полуночник оторвал его от себя и швырнул во второго гоблина. Тот перекувырнулся и полетел с обрыва.
Круто развернувшись, Полуночник посохом нанес уцелевшему гоблину сокрушительный удар, отбросив его на землю. И прошел мимо, остановившись лишь на мгновение, чтобы сменить лук на меч и ногой столкнуть гоблина с обрыва.
Четыре оставшихся гоблина с тупым упрямством бросились на него; один из них далеко опережал своих товарищей.
Серебристой молнией сверкнул меч; теперь гоблинов осталось трое.