— Если хоть один из моих солдат оказался не на высоте…

— Оказался не на высоте? — повторил Де'Уннеро. Король, не привыкший к тому, чтобы его перебивали, прищурился и возмущенно посмотрел на него. Маркворт, со своей стороны, тоже попытался взглядом напомнить Де'Уннеро, чтобы тот был крайне осторожен. — Нельзя сказать, что командир отряда и его солдаты оказались не на высоте, мой король. В самый решающий момент, когда изменников можно было схватить, военные выступили против короны.

Это заявление заставило короля вскинуть голову. Герцог Калас, напротив, стал весь внимание; то, что до сих пор казалось просто болтовней малозначительного человека, внезапно приобрело огромный вес.

— Так оно и было, — продолжал Де'Уннеро, посверкивая взглядом на герцога. — Далеко на севере Тимберленда я поймал Полуночника в ловушку, но офицер королевской армии и его солдаты не поддержали меня. Да, они оказали помощь изменникам, выступили против меня, своего законного начальника, епископа Палмариса, назначенного королем и отцом-настоятелем.

— Вы больше не епископ, — не удержался герцог Калас.

— В то время для капитана Килрони и его солдат я был епископом, — возразил Де'Уннеро, не желая уступать. — И тем не менее капитан королевской армии пошел против меня. Благодаря его поддержке самый опасный преступник королевства остался на свободе.

— Именно заговорщики, поддерживающие с ним связь, держат в страхе весь Палмарис, — вступил в разговор Маркворт, одобрительно кивнув Де'Уннеро.

В самом деле, усилиями бывшего епископа встреча явно оборачивалась в пользу отца-настоятеля. Не жалея красок, он, в свою очередь, принялся расписывать, какая опасная ситуация складывается в Палмарисе: реально существующее бехренское подполье; женщина по имени Джилл, подруга Полуночника, пытавшаяся убить его, Маркворта, и другие последователи Эвелина Десбриса по-прежнему на свободе.

Король сидел и внимательно слушал, нетерпеливо отмахиваясь от герцога каждый раз, когда тот пытался открыть рот.

Возвращаясь в карете в бывший дом Крампа, король, Калас и Констанция молчали. Все они прекрасно понимали, что сегодня Маркворт одержал победу. Сообщение Де'Уннеро о том, что королевский офицер помог людям, среди которых была женщина, пытавшаяся убить отца-настоятеля, дало неоспоримое преимущество Маркворту. Ну, что теперь было обсуждать?

Аббат Джеховит ловил каждое слово похвалы, которыми Маркворт осыпал Де'Уннеро.

— Ты проявил себя лучше некуда, и притом с совершенно неожиданной стороны. — Отец-настоятель даже похлопал бывшего епископа по плечу.

— Этого недостаточно, чтобы я снова стал епископом Палмариса? — спросил Де'Уннеро, устремив на Фрэнсиса угрожающий взгляд.

— Нет, — быстро ответил Маркворт. — Сейчас для исполнения обязанностей епископа вовсе не нужен человек, обладающий твоими талантами. Все, что от него требуется, — это умиротворять народ и особо дерзких торговцев. Не слишком увлекательная, даже, я бы сказал, скучная работа. — Услышав эти слова, Де'Уннеро улыбнулся, а Фрэнсис вздрогнул. — Нет, мой друг, мой помощник. У нас обширные планы, простирающиеся далеко за пределы этого города.

Аббат Джеховит не сомневался, что эта уверенность имеет под собой веские основания. Ему стало не по себе — во время беседы его удивительным образом игнорировали, и он чувствовал себя незваным гостем на чужом празднике.

Но он был стар и мудр, а потому напомнил себе, что лучше держаться подальше от вечно недовольного Каласа и явно нервничающего короля. Джеховит понимал, что сегодня Маркворт одержал победу, в результате которой церковь взяла верх над государством, а позиция епископа как главы Палмариса заметно упрочилась.

Вскоре они расстались, и Джеховит отправился в отведенные ему личные апартаменты, чтобы поразмыслить о своем положении. Он хотел оказаться на стороне победителя, кто бы тот ни был. Прежде он думал, что самое разумное — занимать выжидательную позицию, не навлекая на себя гнев ни отца-настоятеля, ни короля. Сейчас старый аббат склонялся в пользу Маркворта, поскольку со страхом чувствовал, насколько тот могущественен и опасен.

Очнувшись, она поняла, что ребенка больше нет. Израненное тело требовало отдыха, но заснуть она не смогла и села на постели, во мраке и тишине трюма «Сауди Хасинты».

Спустя некоторое время в крохотную каюту вошла Колин Килрони, но Пони не узнала ее. Она сидела, покачиваясь и невидящим взором глядя во тьму.

— Хорошо, что ты проснулась, — сказала Колин.

Никакого ответа.

— Ах, ну и мерзавец же этот отец-настоятель! — воскликнула Колин. — Дьявол, сущий дьявол, и я отплачу ему за то, что он сделал с тобой!

По-прежнему никакого ответа.

— И моему кузену тоже, — продолжала Колин, — капитану королевской армии. Такой весь из себя великолепный, напомаженный, а сердце черное, как у нашего проклятого епископа. Ох, и ему я отплачу тоже!

Молчание. Пони даже не глянула в ее сторону, и Колин сдалась, вышла из комнаты.

— Она в очень плохом состоянии, — заявила она, войдя в каюту капитана, где сидели Альюмет и Белстер. — Этот дьявол оставил в ее сердце рану, которая не скоро затянется.

— Я пытался отговорить ее сражаться с ним, — сказал Белстер.

— Она не могла иначе, — возразил капитан.

— Не спорю, — ответил Белстер. — Но какой смысл ввязываться в драку без единого шанса на победу? Он слишком силен, этот Маркворт, как и епископ.

— Это не значит, что не стоило и пытаться, — стоял на своем Альюмет.

— Может, и так, но все равно это было глупо, — сказал Белстер.

Он понимал, что ему не переубедить бехренца, но не собирался отказываться от своей точки зрения.

— Наверное, тебе кажется, что у нее не было серьезных причин идти на такой риск, — заметил Альюмет.

Белстер вздрогнул; темнокожий бехренец попал в самую точку. В самом деле, Белстер допускал, что можно говорить о борьбе с церковью, но только в том случае, если гонениям подвергаются люди, которых он считал равными себе: «медведи», как когда-то называли чистокровных граждан Хонсе-Бира. В первый момент у Белстера мелькнула мысль пропустить мимо ушей замечание капитана, но, поскольку речь шла о Пони, он решил, что пришло время посмотреть правде в глаза.

— Может, ты и прав, — сказал он, неотрывно глядя капитану в лицо. — Я, как и многие другие жители Палмариса, никогда не питал особого расположения к вашим людям, капитан Альюмет.

— Вот порадовалась бы Пони, услышав, как мы ссоримся друг с другом, — сухо заметила Колин.

Ни тот ни другой, однако, не обратили на ее слова ни малейшего внимания и продолжали сверлить друг друга взглядами. Это не было состязание воли; они просто пытались оценить друг друга.

Альюмет первым отвел взгляд и усмехнулся.

— В таком случае, господин О'Комели, имеет смысл показать тебе, каковы мы на самом деле. Тогда, может быть, ты кое-что поймешь.

Белстер улыбнулся и кивнул. Он и в самом деле был не прочь узнать побольше о соседях из южного королевства.

Однако обоим тут же стало ясно, что с этим придется повременить: дверь неожиданно распахнулась, и на пороге возникла бледная, осунувшаяся Пони.

— Я хочу к Элбрайну, — прошептала она.

— Он далеко на севере. — Белстер вскочил и подставил ей руку; казалось, она вот-вот упадет.

Пони покачала головой.

— Я хочу к Элбрайну, — повторила она, как будто расстояние не имело никакого значения. — Прямо сейчас.

Белстер посмотрел на Колин и Альюмета.

— Ты сначала сил наберись, девочка, — решительно заявила Колин. — Наберешься сил, и я сама поеду с тобой на север к твоему возлюбленному.

— Колин… — запротестовал было Белстер, но Альюмет перебил его.

— Я могу отвезти их морем и высадить к северу от города.

— Нет, что за чушь? — взорвался Белстер. — Она чуть живая, а тут такое долгое путешествие, да еще когда зима не закончилась!