Самый короткий путь домой вел на запад, но, мысленно пожелав Элбрайну доброго пути, Джуравиль двинулся на юг. Прошлой ночью он слышал тихую, прилетевшую на крыльях ветра мелодию и подозревал, что это тиесттиел, звездная песнь его братьев. Не песнь в обычном смысле этого слова, но у тол'алфар была своя магия, никак не связанная с каменной. Мелодии эльфов действовали успокаивающе, а ни о чем не подозревающего врага могли даже усыпить. Эльфы умели разговаривать с животными и по доступным лишь их восприятию приметам почти «увидеть», что произошло недавно в той или иной местности.

Но самым главным природным даром тол'алфар была эмоциональная, почти телепатическая связь между ними. Когда Тантан погибла в лавовом котле горы Аида, все эльфы Эндур'Блоу Иннинес почувствовали ее кончину. Их осталось так мало, и они были так близки между собой! Если эльф оказывался там, где до него прошел другой, он всегда чувствовал это.

Джуравиль отчетливо ощущал что-то такое на юге, и далекая песнь братьев стала для него путеводной звездой.

— То, что рассказывают прибывшие с севера купцы очень огорчает меня, — заявил король Дануб Брок Урсальский настоятелю Сент-Хонса.

Вопреки обычаю эта беседа была практически приватной; кроме них в комнате находились всего три человека — телохранитель и писец короля, а также монах, пришедший вместе с Джеховитом.

— Переходный период всегда сопровождается трудностями, — ответил Джеховит. — Церковь просит вас проявить терпение.

— Ходят слухи, что ваш епископ издал указ об изъятии всех магических камней в пользу церкви.

Правящая семья Хонсе-Бира владела превосходной коллекцией таких камней, на протяжении многих столетий полученных в дар от аббатов; среди них были и так называемые «дары служения», которые вручались королям еще в те времена, когда они носили титул и отца-настоятеля.

— Лучше всего объяснил бы ситуацию сам отец-настоятель, — ответил Джеховит. — Я лишь могу предположить, что она осложнена пребыванием в этом регионе последователей вора и еретика Эвелина Десбриса. — Король Дануб, явно не удовлетворенный таким ответом, лишь многозначительно хмыкнул. — Я собираюсь издать такой же указ в Урсале.

— Не советую. — В тоне короля явственно прозвучала угроза. — И вообще, как далеко планирует зайти церковь? Единственное, что я могу допустить, — это помощь обездоленным, настрадавшимся от войны людям.

— Вы поставили перед нами и другую жизненно важную задачу: навести порядок в Палмарисе, — ответил Джеховит. — Умоляю вас, проявите терпение. Судите о нашей деятельности по конечным результатам.

— Вы предлагаете мне игнорировать просьбы уважаемых купеческих семей? — насмешливо спросил король. — Людей, чьи отцы служили еще моему отцу, а деды — моему деду?

— Воздержитесь от ответа — пока, — посоветовал Джеховит. — Объясните им, что сейчас трудные времена, но вскоре все наладится.

Король Дануб устремил на старого аббата долгий, пристальный взгляд.

— Думаю, вы понимаете, что в этом вопросе ордену трудно рассчитывать даже на поддержку Констанции Пемблбери, — с усмешкой сказал он. — Не говоря уж о реакции герцога Таргона Брея Каласа. Ваша церковь получила возможность проявить себя, но лишь на условиях испытательного срока. Я даровал титул епископа, я могу и отозвать его. — Он щелкнул пальцами. — Вот так. И сообщите своему отцу-настоятелю, что если я буду вынужден аннулировать это звание и сопутствующие ему привилегии, то репутация церкви существенно пострадает. Мы поняли друг друга, аббат Джеховит? Не хотелось бы думать, что вы уйдете отсюда, так и не осознав всей серьезности ситуации. Вы просите меня проявить терпение, и я так и сделаю, но это будет длиться недолго.

В голове у аббата вертелось несколько ответов, но ни один не казался подходящим. Король застал его врасплох; Джеховит никогда не предполагал, что амбиции Де'Уннеро простираются столь далеко и что он так рьяно начнет укреплять свои позиции в Палмарисе. Интересно, отцу-настоятелю известно о том, в каком направлении развиваются события?

Обдумывая этот вопрос, Джеховит еле заметно улыбнулся. Ему никогда не забыть духовный визит Маркворта; можно не сомневаться, что точно таким образом отец-настоятель поддерживает постоянный контакт с Де'Уннеро. Да, дело плохо. Явно назревает кризис между церковью и государством, король и Маркворт вот-вот сойдутся на узкой тропе, и чем все это кончится, можно только догадываться.

Может, пора подумать и о себе, размышлял аббат. Дистанцироваться от церкви, к примеру. Если он шепнет королю Данубу о хитрых замыслах отца-настоятеля вообще и о его политике в Палмарисе в частности, может, таким образом его собственные позиции заметно усилятся, когда дело дойдет до открытого столкновения между королем и Марквортом.

Однако воспоминание о той духовной мощи, которую он ощутил в отце-настоятеле во время их последней «встречи», заставило аббата поежиться. Нужно действовать очень, очень осторожно; неизвестно еще, кто из этих двоих победит, король или Маркворт. А оказаться на стороне проигравшего… Нет, хуже этого ничего быть не может.

— Постараюсь выяснить все, что в моих силах, и сообщу вам, мой король, — с поклоном ответил аббат.

— Не сомневаюсь, — сухо сказал Дануб.

Пони склонилась над тазом, и ее вырвало. Она изо всех сил пыталась сохранить свой секрет, но Дейнси Окоум уже бросала на нее подозрительные взгляды.

Пони сделала глоток воды, прополоскала рот и сплюнула.

Позади раздались шаги, а вслед за ними скрип открываемой двери.

— Дейнси… — начала она, повернулась и замолчала, увидев в дверном проеме Белстера О'Комели.

— Тебя тошнит по утрам, — заметил он.

— Я неважно себя чувствую, — соврала Пони. — Но работать все равно могу.

— Ну да, если не будешь туго затягивать завязки фартука, чтобы на живот не давило, — лукаво отозвался Белстер. Пони смутилась и непроизвольно перевела взгляд вниз, на свой уже слегка выступающий живот. — Ну, пока не очень заметно.

— Тебе бог знает что мерещится, — начиная сердиться, сказала Пони и прошла мимо Белстера к двери.

Он взял ее за плечо и развернул лицом к себе.

— У меня своих трое.

— Ты говоришь загадками.

— Нет, я умею решать загадки, — расплывшись в широкой улыбке, поправил ее Белстер. — Я знаю, что у тебя есть возлюбленный. Знаю, что война окончилась и можно было позволить себе немного расслабиться, тем более что молодым всегда невтерпеж. И, моя скрытная подруга, я знаю, что означает утренняя тошнота. Ты беременна.

Пони поняла, что отпираться бесполезно, и еле заметно кивнула.

Теперь улыбка Белстера расплылась до самых ушей.

— Тогда почему ты не с Полуночником? — внезапно нахмурившись, спросил он. — Ведь отец он, я уверен. — Пони лишь рассмеялась. — Тогда почему ты здесь, девочка, а Полуночник на севере? Он должен быть рядом с тобой, чтобы заботиться о тебе и исполнять каждое твое желание.

— Ему ничего не известно, — призналась Пони и соврала в свое оправдание: — Я и сама не знала, когда уходила из Кертинеллы.

— Значит, нужно вернуться к нему.

— Чтобы попасть в снежную бурю? — спросила Пони. — И еще неизвестно, в Кертинелле ли Элбрайн. Погода стоит мягкая, и, вполне возможно, он уже на пути в Тимберленд. — Она подняла руки, успокаивая явно взволнованного Белстера. — Мы встретимся ближе к весне, тогда я ему и скажу. Ничего страшного, мой добрый друг. Сейчас наши пути разошлись, но это не навсегда и даже ненадолго.

Белстер задумчиво посмотрел на нее, рассмеялся и заключил Пони в объятия.

— Нет, это нужно отпраздновать! — Он оторвал ее от пола и закружил по комнате. — Сегодня же вечером устроим в «Друге» грандиозную вечеринку!

Как ни странно, от этих слов у Пони заныло сердце, и не только потому, что она знала: вечеринка или любое другое открытое празднование абсолютно неприемлемы. Ее ранила реакция Белстера. Это Элбрайн должен был обнять ее и закружить по комнате, это он должен был разделить с ней радость. И уже не в первый раз она пожалела, что так ничего и не сказала мужу.