— Никаких вечеринок, — твердо сказала Пони, когда Белстер опустил ее на пол. — Никто не должен знать, кроме тебя.
— И даже Дейнси? Нет, ты должна сказать ей. Она верный друг. Может, иногда она не слишком быстро соображает, но кое в чем разбирается прекрасно. И это как раз такой случай.
— Ну ладно, пусть Дейнси. Но только когда я сама решу.
Белстер улыбнулся и удовлетворенно кивнул. И тут же снова расхохотался и закружил ее по комнате.
— Пора идти! — послышался голос из зала.
— Ну да, да! — Белстер осторожно опустил Пони, лицо его приняло серьезное выражение. — Твоя утренняя тошнота привела меня в такой восторг, что я едва не забыл о деле. Недавно по улице проходил глашатай, монах из аббатства Сент-Прешес, призывая все добрых прихожан церкви Абеля собраться на городской площади у входа в аббатство. Надо думать, наш новый епископ собирается произнести речь.
— Вряд ли меня можно назвать доброй прихожанкой, — заметила Пони, — но я тоже хотела бы пойти.
— Считаешь, нужно использовать любой шанс узнать побольше о своих врагах? — с иронией спросил Белстер.
Пони кивнула, с абсолютной серьезностью отнесясь к его вопросу.
— И о том, что вообще творится в Палмарисе.
— Камни не бери, — посоветовал Белстер.
Пони не возражала; после всего, свидетельницей чему ей довелось стать за последние дни, она не удивилась бы, если бы те же поиски камней проводились и на площади. Похоже, права граждан Палмариса меньше всего волновали его нового главу.
— Дейнси приведет тебя в надлежащий вид, — заметил Белстер, — если только ты не решишь отказаться от маскарада.
Пони задумалась.
— Маскарад, пожалуй, нужен, но совсем легкий.
Полностью перевоплощаться в пожилую жену Белстера ей не хотелось, да и вряд ли она будет заметно выделяться из общей массы.
Вскоре Пони, Белстер и Дейнси уже шли по улицам вместе с сотнями людей, стекавшихся к огромной площади. Пони послушалась совета Белстера и не взяла с собой камни. И правильно сделала. По всему периметру площади стояли вооруженные солдаты вперемешку с монахами; и те и другие внимательно вглядывались в толпу.
Новый епископ ждал на платформе, возвышающейся прямо перед входом в аббатство. Пони уже однажды видела этого человека, стоящего внутри кольца фургонов торгового каравана, на который напали гоблины. Именно она и Элбрайн выручили тогда купцов. Этот человек со своими монахами высунулись наружу, только когда сражение уже закончилось. Но и тогда единственным монахом, помогавшим врачевать раненых, был добряк Джоджонах. Элбрайн и Пони сразу же почувствовали, что Де'Уннеро его недолюбливает.
Проталкиваясь поближе к платформе, Пони пришла к выводу, что ее первое впечатление от Де'Уннеро соответствует тому, что она видела сейчас. Он стоял, скрестив руки на груди и обозревая толпу с видом победителя, уполномоченного никак не меньше, чем самим Богом. Как женщина восприимчивая, Пони без всякого труда разобралась в том, что он собой представляет. Высокомерие окружало его, точно темное облако, а от его пристального взгляда бросало в дрожь, поскольку этот человек не только ставил себя выше всех остальных, но и обладал почти неограниченной властью, позволяющей ему творить любую расправу.
Чем ближе Пони подходила к платформе, тем больше убеждалась в собственной проницательности. Весь его облик — упругие мышцы, скрещенные на груди руки, глаза хищника и коротко остриженные черные волосы — казалось, кричал о том, что этот человек очень, очень опасен. И когда его взгляд скользнул по тому месту, где она стояла, возникло ощущение, будто он смотрит на нее, только на нее.
Однако вскоре ей стало ясно, что у всех стоящих тут людей возникало то же самое чувство, и Пони немного успокоилась.
Толпа увеличивалась, люди шепотом передавали друг другу всякие слухи.
— Слышала? Он заставит заплатить этих грязных купцов за то, что все эти годы они обирали нас, — сказала какая-то старуха.
— И этих подонков, бехренских жрецов, — добавила другая. — Посадит их на корабль — и поминай как звали!
Чем дольше Пони слушала, тем сильнее возрастало ее беспокойство. Охота на последователей Эвелина продолжалась, амбиции Де'Уннеро росли; и у него хватило ума создать «козлов отпущения», на которых сосредоточивалась вся неудовлетворенность простых людей. Он третировал купцов, а с бехренцами обращался еще хуже, внушая горожанам, что это и есть их враги.
Епископ сделал шаг вперед, воздел руки и громким, звучным голосом призвал всех к молитве.
Люди склонили головы, и Пони вместе с остальными.
— Возблагодарим Господа за то, что война окончилась, — начал Де'Уннеро. — Возблагодарим Господа за то, что Палмарис уцелел.
Дальше последовала в целом обычная для священников церкви Абеля молитва: чтобы был хороший урожай, а бедствия обошли стороной, чтобы было процветание и изобилие. По знаку епископа в соответствующих местах толпа нараспев повторяла за ним слова молитвы. Эти моменты были выбраны очень точно, чтобы внимание собравшихся не рассеивалось. Пони заметила, что о бароне Бильдборо не было сказано ни слова, так же как и о короле Данубе, зато отец-настоятель Маркворт упоминался неоднократно.
Когда епископ закончил, снова воздев руки к небу, все последовали его примеру.
Потом по толпе вновь побежал шепоток, и кое-кто начал проталкиваться к выходу.
— Я вас еще не отпустил! — воскликнул Де'Уннеро. Все головы повернулись к нему, и шепот стих. — Есть проблема, которая требует обсуждения. Вы, граждане Палмариса, может быть, больше всех других жителей Хонсе-Бира почувствовали на себе ужасы войны, развязанной демоном. Так?
— Да, мой господин… — чуть слышно загудела толпа.
— Это правда, спрашиваю я вас? — взревел Де'Уннеро так внезапно и яростно, что Пони подскочила.
Теперь по толпе прокатился более громкий ропот согласия, в котором, однако, слышался отголосок страха.
— В том, что пришел Бестесбулзибар, вам некого винить, кроме самих себя! — загремел епископ. — Это тьма в ваших сердцах вызвала из бездны демона; это ваши грехи позволили дьявольскому созданию обрести плоть. Вам не уйти от ответственности! Тебе, тебе и тебе! — подскочив к краю платформы, он принялся тыкать в отдельных людей пальцем. — Сколько вы жертвуете церкви? Какую терпимость проявляете к язычникам? Доки забиты грязными неверующими! И кого вы признавали своим руководителем в последние годы? Может, аббата Добриниона? Нет. Как и многие другие, вы внимали только словам представителей светской власти.
Он замолчал, и по толпе, несмотря на страх, снова прокатился шепоток. Епископ явно намекал на барона Бильдборо, которого в городе любили и уважали.
— Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли, — продолжал он. — Ваш барон Бильдборо был прекрасным, скромным человеком, не старавшимся возвыситься над Богом. Но сейчас, друзья мои, — он поднял кулак, рукав рясы соскользнул, обнажая мощные бугрящиеся мышцы, глаза засверкали фанатическим блеском, — у нас есть возможность погрузить Бестесбулзибара и всех его злобных приспешников в вечный сон. Сейчас, слава мудрому королю Данубу, Палмарис воссияет как никогда. Мы живем на границе, мы — стражи королевства. Король Дануб понимает это и понимает также, что, если Палмарис вновь обретет свою душу, Бестесбулзибару сквозь наши ворота не пройти!
Его высокопарная речь заставила толпу разразиться восторженными криками. Пони, конечно, молчала. Оглянувшись, она увидела, что лица многих залиты слезами. Да, ничего не скажешь, епископ умел говорить; и он понимал, чего ждет от него народ. Он начал с того, что ущемил права тех, кого простые граждане искони считали своими врагами: купцов и иностранцев. А теперь он призывал к духовной борьбе. Многие, очень многие потеряли близких во время войны — и даже еще до того, как она разразилась, — и намек Де'Уннеро на то, что они могут каким-то образом вырваться за пределы своего жалкого существования, находил отклик в их сердцах.
— Вы должны снова вернуться к Богу! — гремел он. — Я обращаюсь ко всем и к каждому из вас — к тебе, к тебе и к тебе! — он снова принялся тыкать пальцем. — Священник аббатства Сент-Прешес больше не будет мелкой сошкой. Нет, говорю я вам, потому что Господь открыл мне истину. И Господь внушил нашему королю отдать город в заботливые руки церкви Абеля. Теперь мы будем опекунами ваших душ. Мы будем нещадно вырывать семя Бестесбулзибара. И я покажу вам, как именно.