Хмурое выражение на лице брата Талюмуса медленно сменилось улыбкой, и Фрэнсис понял, что поступил правильно. Церковь, конечно, приобретет ценное имущество, но и простой народ останется не внакладе.

— Итак, список, брат. — Фрэнсис указал Талюмусу на дверь. — И пошли посланцев к пострадавшим торговцам. Скажи им, что они сегодня получат компенсацию. — По дороге к двери монах даже споткнулся от волнения. — И вот еще что, брат Талюмус, — сказал вслед ему Фрэнсис. — Пусть посланцы не делают тайны из своих поручений.

Талюмус улыбнулся и вышел, оставив довольного Фрэнсиса одного. А что? Быть человеком власти не так уж плохо, подумал новоиспеченный магистр. И политические игры — вещь весьма и весьма интересная.

В Кертинелле, как выяснилось, царил мир и покой. Вспашка полей уже началась, дома были выстроены заново или отремонтированы. Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как деревню захватили зловонные гоблины и поври, но их мерзкий запах уже выветрился. Де'Уннеро стало ясно, что жители, по крайней мере внешне, вернулись к мирной жизни.

И он не был склонен нарушать этот порядок вещей. На задворках деревни, укрывшись за склоном холма, епископ с неохотой освободился от чар тигриной лапы. Все пять предыдущих дней он провел, погрузившись в каменную магию, и был в той же степени диким котом, в какой и человеческим существом; удивительное ощущение власти и свободы.

Пять дней. Слишком долго, подумал Де'Уннеро. Он знал, что на мощных тигриных лапах сто пятьдесят миль от Палмариса до Кертинеллы можно было покрыть в три, а то и в два дня. В особенности если использовать камень души из кольца Крампа, чтобы буквально высасывать жизненную силу из попадающихся на пути животных, — усовершенствованный вариант того, как монахи омолаживают коней, вытягивая жизненную силу из оленей. Теперь, в качестве тигра, Де'Уннеро мог вообще бежать практически без остановок, на ходу выкачивая энергию жизни из своей жертвы, а потом сжирая ее уже в прямом смысле этого слова. Превосходный вариант, при котором перерабатывается вся энергия, без остатка. После такой трапезы Де'Уннеро-тигр был готов тут же снова пуститься в путь.

Тем не менее именно красота и мощь такого существования приводили к тому, что он двигался медленнее, чем мог, несмотря на то что страстно желал как можно быстрее добраться до Полуночника. По пути он нередко сворачивал в сторону — ради того чтобы продлить удовольствие.

Не важно, решил Де'Уннеро. Несколько дней не играют никакой роли, поскольку даже в этом огромном мире Полуночнику нигде не спрятаться от его когтей.

Он вошел в Кертинеллу в простой монашеской рясе, придав лицу безмятежное, обезоруживающее выражение.

— День добрый, отец! — один за другим приветствовали его крестьяне.

Все они усердно трудились, ремонтируя дома или — вот удивительное дело, поскольку до конца зимы оставалось еще пара недель! — готовя к обработке поля, уже освободившиеся от снега. Последний буран, закончившийся проливным дождем, растопил и смыл снег, обнажив землю. Сейчас крестьяне стаскивали в груды камни, размечали участки колышками.

— И тебе того же, дитя мое, — вежливо отвечал он. — Подскажите, где мне найти вашего управителя.

Доброжелательные крестьяне назвали имя и показали, в каком направлении находится нужный дом, окруженный густыми деревьями, между которыми еще оставался снег, пронзительно белевший в тени.

Управительницу — потому что это оказалась женщина, приземистая, лет сорока, — найти было проще простого; она трудилась на своем поле. Увидев Де'Уннеро, она оперлась о мотыгу обеими руками, положив на них подбородок.

— Ты Джанина О'Лейк? — приветливо спросил Де'Уннеро.

— Она самая, — ответила женщина. — А ты кто будешь? Может, хочешь основать церковь тут, в Кертинелле?

— Я брат Симпл, — соврал Де'Уннеро, — просто прохожий. Хотя уверен — как только мирная жизнь наладится, церковь пришлет сюда священника.

— Ну, у нас есть монах Пемблтон, — ответила Джанина. — До него всего-то день пути. Все проповедует, чтобы люди о душе думали, а не о том, как бы брюхо набить, — Де'Уннеро с трудом сдержал желание ударить ее. — Однако у тебя такой вид, точно ты и сам не прочь перекусить.

— Так оно и есть. — Он скромно потупил взгляд. — Немного еды и рассказ о том, какая дорога ведет на север, — вот все, что мне нужно. Я иду в Тимберленд, там в последнее время проповедовать некому.

— Да уж, места там дикие, говорят, — улыбнулась Джанина. — Ну, посиди пока в тенечке, отдохни. Я скоро закончу и покормлю тебя на дорожку.

— Пожалуйста, добрая женщина. — Монах протянул руку к мотыге. — Позволь мне заработать себе еду.

Джанина удивилась, но спорить не стала.

— Вот уж не думала, что монах захочет поработать, — сказала она. — Но помощь мне не помешает, и я отблагодарю тебя за нее.

Де'Уннеро принялся мотыжить поле: чего-чего, а этого, наверное, никто никогда не ожидал от епископа Палмариса. Потом Джанина пригласила его вместе с несколькими другими крестьянами пообедать. Еда была горячая и вкусная, но Де'Уннеро, после его диких трапез, она показалась немного странной и оставила полуголодным.

За обедом шла неспешная беседа. Епископ выяснил, что в пути на север ему ничто не угрожает и добраться до Тимберленда будет не труднее, чем от Палмариса до Кертинеллы, — если, конечно, зима не выкинет напоследок какую-нибудь шутку. Правда, на севере и сейчас еще лежит снег, объяснили ему.

После обеда брат Симпл принял приглашение переночевать в сарае Джанины и предупредил ее, что утром она, скорее всего, его уже не увидит, так как он собирается продолжить путь с рассветом.

На самом деле он покинул сарай и Кертинеллу уже через час и помчался по залитым лунным светом полям на север, с каждым прыжком все глубже погружаясь в магию «тигриной лапы». Процесс превращения его рясы в шкуру зверя был настолько совершенен, что кольцо с камнем души оказалось надето на палец тигриной лапы.

Ощущение было такое, словно он полностью превратился в зверя и видел мир глазами дикого кота. Вскоре он почуял присутствие рядом другого животного и понесся еще быстрее, принюхиваясь к запаху, наслаждаясь им, а точнее говоря — страхом, которым был пропитан этот запах. Это придавало погоне особенную прелесть, порождая дикую, первобытную радость хищника, уверенного, что жертва от него не уйдет.

Невидимый, неслышимый, он мчался через темный лес. Чуткие уши уловили шорох в стороне, и почти сразу же он увидел их: два белохвостых оленя — самец с ветвистыми рогами и самка.

Мягко ступая, тигр приближался к ним.

Самец ударил копытом по земле; самка подпрыгнула, как бы собираясь умчаться прочь.

Но она не знала, в какую сторону бежать, понял Де'Уннеро. Он был рядом, совсем рядом, оставался один прыжок и… Он бросился на самца; с ним справиться было труднее.

Могучий тигр издал ужасающий рев, выпустил когти, широко расставил лапы, но самец не обратился в бегство и не замер на месте, а пошел прямо на него, опустив голову и выставив грозные рога. Когда они сошлись, Де'Уннеро ощутил болезненный укол в грудь, но не обратил на него никакого внимания. Он снова яростно взревел, тигриная лапа с размаху опустилась на голову оленя, вцепилась в его рога и резким рывком повернула голову в сторону, сломав хребет. Самец покачнулся и упал.

Де'Уннеро вгрызся ему в шею и разорвал главные вены, жадно лакая хлещущую из них кровь. Одновременно он мысленно воззвал к камню души, чтобы поглощать не только физическую составляющую оленя, но и его жизненную силу.

Когда все было кончено, энергия так и клокотала внутри. И все же ему было мало. Он бросился на поиски самки, нашел ее, накинулся сзади и возобновил пиршество.

Теперь можно было мчаться на север, не зная усталости, не испытывая потребности в отдыхе.

— Впереди все чисто, — сообщил Роджер, вернувшись к Элбрайну и Смотрителю, которые только что обшарили местность к западу и востоку.