– Больше чем немного, гораздо больше всяких «и так далее».

– Ты добрался до Феникса и вылетел первым же гражданским коммерческим рейсом. Как ты платил за билет?

– По кредитной карте.

– Плохо, – отреагировала Калейла. – Но ты не мог этого знать. Откуда тебе было известно, к кому надо обратиться в Госдепе?

– Этого я не знал. Но не забывай, я долгие годы проработал в Омане и Эмиратах, так что примерно представлял, кто мне нужен. А поскольку мне в наследство досталась опытная секретарша с инстинктами уличной кошки, я ей сказал, кого нужно искать. Четко объяснил, что это, вне сомнения, должен быть человек из Консульской службы Госдепа, секции Среднего Востока или Юго-Западной Азии. Большинство американцев, которые там работают, знакомы с такими людьми – часто до тошноты.

– Значит, секретарша с инстинктами уличной кошки начала повсюду названивать и расспрашивать. Должно быть, кое-кого это удивило. Был ли у нее список людей, которым она звонила?

– Не знаю. Никогда не спрашивал ее об этом. Все происходило в каком-то безумии. Во время полета из Феникса я поддерживал с нею связь по телефону. К моменту моего приземления она сократила круг поиска до четырех-пяти человек, из которых лишь один считался экспертом по Эмиратам – заместитель директора Консульской службы Фрэнк Свонн.

– Было бы интересно узнать, сохранила ли твоя секретарша список?

– Я позвоню ей.

– Только не отсюда. Кроме того, я не закончила… Итак, ты пошел в Госдеп, чтобы найти Свонна. Значит, зарегистрировался на входе у охраны.

– Естественно.

– А уходя оттуда, отметился?

– Разумеется, нет. Ведь меня спустили на лифте прямо к стоянке и доставили домой на машине Госдепа.

– К тебе домой?

– Конечно. Перед отлетом в Оман надо было собрать кое-какие вещи…

– А шофер? – перебила его Калейла. – Он обращался к тебе по имени?

– Нет, ни разу. Хотя сказал фразу, которая меня потрясла. Я спросил, не зайдет ли он ко мне перекусить или выпить кофе, пока я буду собираться, а он ответил: «Вы из „Огайо-4-0“! Предельная бдительность, сэр!»

– Это означает, что сам он не оттуда, – заметила Рашад. – И вы остановились перед твоим домом?

– Да. Когда я вышел, то увидел у тротуара другую машину примерно в ста футах от нас. Должно быть, она следовала за нами – на этой части дороги других домов нет.

– Вооруженный эскорт, – кивнула Калейла. – Свонн прикрывал тебя начиная с минуты-один, и был прав. У него не было ни времени, ни ресурсов, чтобы проследить за всем, что случилось с тобой минус-один.

Эван, сбитый с толку, попросил:

– Будь добра, объясни, что все это значит?

– Минус-один – это все то, что произошло до того, как ты связался со Свонном. Богатый злой конгрессмен нанимает самолет во Флагстафф и производит много шума, потому что желает немедленно вылететь в Вашингтон. Ему отказывают. Тогда он летит в Феникс, где, несомненно, тоже требует, чтобы ему дали билет на первый же рейс до Вашингтона, и платит по кредитной карточке. А еще названивает своей секретарше с инстинктами уличной кошки и приказывает ей найти человека, которого сам не знает, но уверен, что такой должен работать в Госдепартаменте. Секретарша звонит самым разным людям – по-моему, ты употребил слово «безумие», – которых должно было заинтересовать, почему она им звонит. Потом предоставляет тебе суженный кворум – это значит, что она контактировала со многими своими знакомыми, которые могли дать ей нужную информацию и наверняка тоже заинтересовались причиной ее звонков. Далее, ты возникаешь в Госдепе, требуя встречи с Фрэнком Свонном. Я права? В том твоем состоянии ты ведь требовал встречи с ним?

– Да. Меня водили за нос, говорили, что его нет, но я знал, что он на месте, моя секретарша подтвердила это. Я проявил настойчивость, и наконец мне разрешили спуститься к нему в кабинет.

– А после того как вы со Свонном поговорили, он решил отправить тебя в Маскат.

– И что?

– Тот узкий маленький круг, о котором ты говорил, не был ни очень маленьким, ни очень узким. Ты делал то, что сделал бы любой человек на твоем месте в таком же стрессовом состоянии. Но во время своего взбалмошного путешествия от Лава-Фоллз до Вашингтона ты изрядно наследил. Многие запомнили твое имя и громкие настойчивые требования скорейшего вылета, тем более что все происходило в ночное время. Потом ты объявляешься в Госдепартаменте, где производишь еще больше шума – между прочим, зарегистрировавшись у охраны на входе, но не отметившись на выходе, – пока тебе не разрешают спуститься в кабинет Свонна.

– Да, но…

– Дай мне закончить, пожалуйста, – вновь перебила его Калейла. – Ты все поймешь, а я хочу, чтобы у нас сложилась полная картина… Итак, вы со Свонном беседуете, заключаете ваше секретное соглашение, и, говоря твоими словами, ты отправляешься в Маскат. Но первую часть пути проделываешь к своему дому в машине с шофером, который не являлся частью «Огайо-4-0», так же как и охранники в вестибюле. Шофера просто назначил диспетчер, а охранники на дежурстве выполняли свои обычные обязанности. Они не относятся к привилегированным кругам; там, наверху, с них не берут подписку о неразглашении того, что они видят и слышат на работе. Но это люди. Они идут домой, рассказывают женам и друзьям про что-то не совсем обыденное, случившееся в их обычно скучной жизни. Возможно, даже отвечают на вопросы, небрежно заданные какими-то людьми.

– Ты права, так или иначе все они знали, кто я такой…

– Так же как множество других людей в Фениксе, Флагстаффе, и всем им было ясно: этот важный человек расстроен, этот конгрессмен чертовски спешит, эта большая шишка чем-то озабочена. Видишь, какой след ты оставил за собой?

– Вижу, но кто же мог доискиваться?

– Не знаю, и это беспокоит меня больше, чем я могу тебе сказать.

– Кто бы это ни был, а мою жизнь он разбил вдребезги! Только кто бы это мог быть?

– Тот, кто нашел лазейку, дыру в твоем пути от отдаленного лагеря под названием Лава-Фоллз до террористов в Маскате. Тот, кто наткнулся на нечто, вызвавшее у него желание искать дальше. Может, это были звонки твоей секретарши, или шум, устроенный тобой у стойки охраны Госдепартамента, или даже нечто настолько же безумное, как, например, слухи о каком-то неизвестном американце, который содействовал разрешению оманского кризиса. На кого-то это произвело впечатление и могло побудить к размышлениям. Потом другие факты все поставили на свое место – и готово.

Эван накрыл ее руку, лежащую на грязной тропинке, своей ладонью.

– Мне нужно узнать, кто он, Калейла. Понимаешь, узнать.

– Но мы и так знаем, – мягко напомнила она. – Это блондин с европейским акцентом.

– Но почему? – Кендрик убрал свою руку.

Калейла с сочувствием посмотрела на него:

– Знаю, тебя волнует ответ на этот вопрос, но меня тревожит другое.

– Не понимаю.

– Кем бы ни был тот блондин, кого бы ни представлял, он проник в наши подвалы и вынес оттуда то, что ни в коем случае не должен был получить. Я ошеломлена, Эван, я просто оцепенела, и эти слова недостаточно сильны для того, чтобы выразить мои чувства. Не только из-за того, что сделали с тобой, но и из-за того, что сделали с нами. Нас скомпрометировали, проникнув в такое место, куда по определению проникнуть невозможно. Если эти люди – кем бы они ни были – могут откопать сведения о тебе из глубочайших, самых защищенных архивов, какие у нас есть, то они могут узнать и много другого, к чему доступа не должно быть буквально ни у кого. При нашей работе многим это может стоить жизни. Очень неприятно.

Кендрик всмотрелся в напряженное, ошарашенное лицо Калейлы. И увидел в ее глазах страх.

– Ты серьезно так напугана?

– Ты бы тоже испугался, если бы знал наших помощников – мужчин и женщин, которые доверяют нам и добывают для нас информацию, рискуя жизнью. Каждый день эти люди задаются вопросом, схватят их или нет за те действия, которые они совершают. Многие кончают с собой, не в силах выдержать напряжения, другие сходят с ума и исчезают в песках, предпочитая смерть в мире со своим Аллахом такой жизни. Но большинство из них все-таки продолжают работать с нами, потому что верят в нас, в нашу честность, верят в то, что мы действительно хотим мира. На каждом шагу они сталкиваются с вооруженными безумцами. И как бы плохо ни шли дела, только благодаря этим людям на нашей земле не становится еще хуже, на улицах не льются потоки крови… Да, я напугана, потому что многие из этих людей друзья – мои и моих родителей. Мысль о том, что их могут выдать, как выдали тебя, – вот что с тобой произошло, Эван, тебя именно выдали – вызывает у меня желание уползти в пески и умирать, как те, кого мы довели до сумасшествия. Потому что кто-то на слишком большой глубине раскрывает наши самые секретные материалы для кого-то другого – снаружи. Все, что понадобилось в твоем случае, – это имя, твое имя, а в Маскате и Бахрейне люди боятся за свою жизнь. Сколько других имен они могут скормить? Сколько еще секретов узнать?