– Если бы я считал, что ложь сбросит вас с моих плеч, то непременно прибегнул бы к ней, но я не могу лгать о каком-то Вайнграссе, поскольку не знаю, кто он такой. Так что помогите мне.
– Вы ведь читали расшифровки отчетов по Оману, так?
– Один файл, похороненный в архиве. Конечно, я его читал.
– Фамилия Вайнграсс там нигде не фигурирует?
– Нет. Я запомнил бы, если бы она там была. Забавная фамилия.
– Не для Вайнграсса. – Эван сделал паузу, но недолгую, чтобы Деннисон не успел его перебить. – Мог ли кто-то из ЦРУ, АНБ или других таких учреждений поместить моего гостя под надзор, не сообщив об этом вам?
– Да ни в коем случае! – вскричал сюзерен Белого дома. – Там, где дело касается вас и тех проблем, которые вы на нас возложили, никто не двинется с места ни на шаг без того, чтобы я об этом не знал!
– Последний вопрос. Говорится ли что-нибудь в оманском файле о человеке, который возвращался со мной из Бахрейна?
Настала очередь Деннисона сделать паузу.
– Вполне понятно, конгрессмен.
– Если вы считаете, что вам и вашему хозяину я приношу несчастье, не пытайтесь спекулировать на архитекторе. Оставьте его в покое.
– Оставлю, – согласился глава президентского аппарата. – При такой фамилии, как Вайнграсс, напрашивается ассоциация, которая меня пугает. Например, МОССАД.
– Ладно. Сейчас просто отвечайте на мои вопросы. Что было в том файле о полете из Бахрейна в Эндрюс?
– На борту были вы и старый араб, одетый по-западному, который долгое время работал на Консульскую службу; его везли для медицинского обследования. По имени Али-Как-Его-Там. Госдеп провел его через таможню, и он исчез. Честно, Кендрик. Никто в этом правительстве понятия не имеет о мистере Вайнграссе.
– Спасибо, Герб.
– Спасибо за то, что назвали меня Гербом. Еще что-нибудь я могу сделать?
Эван посмотрел на широкое окно, затем на освещенный прожекторами парк и морского пехотинца.
– Хочу оказать вам любезность, сказав «нет», – проговорил он негромко. – По крайней мере, сейчас. Но вы можете кое-что для меня прояснить. Ведь в этом телефоне установлено подслушивающее устройство, так?
– Не такое, как обычно. Там маленький черный ящик, наподобие тех, что в самолетах. Он снимается уполномоченным персоналом, и при обработке записей используются строжайшие меры безопасности.
– Вы можете приостановить прослушивание, скажем, минут на тридцать, пока я кое-кому позвоню? Поверьте, это в ваших же интересах.
– Допустим… Конечно, линия перегружена: наши люди часто пользуются ею, когда бывают в этих домах. Дайте мне пять минут и звоните в Москву, если хотите.
– Пять минут.
– Могу я теперь вернуться к моей нервотрепке?
– Глотните чего-нибудь успокаивающего. – Кендрик повесил трубку и достал бумажник. Затем просунул указательный палец под обложку колорадского водительского удостоверения, вытащил клочок бумаги, на котором были написаны два номера приватных телефонов Франка Свонна, и посмотрел на часы. Он подождет десять минут и позвонит в надежде, что замдиректора Консульской службы окажется по одному из этих телефонов.
И точно. Свонн ответил по номеру квартиры. После кратких приветствий Эван объяснил, где, по его мнению, он находится.
– Ну и как «защищенное уединенное место»? – Голос Свонна звучал устало. – Я бывал в нескольких таких местах, когда мы допрашивали предателей. Надеюсь, вы получили усадьбу с конюшнями, по меньшей мере, и двумя бассейнами, один из которых, естественно, крытый. Все они одинаковые. По-моему, правительство покупает их в качестве политической компенсации у богатеев, которым надоели их большие дома и которые хотят получить новые бесплатно. Надеюсь, нас подслушивают. У меня больше нет бассейна.
– Здесь есть крокетная площадка…
– Времени мало. Что вы можете мне сказать? Я хоть немного стал ближе к тому, чтобы сорваться с крючка?
– Возможно. По крайней мере, я попытался частично отвести от вас гнев… Фрэнк; я должен вас спросить, и мы оба можем говорить совершенно свободно, называть любые фамилии. Прослушка сейчас отключена.
– Кто это вам сказал?
– Деннисон.
– И вы что, поверили? Кстати, мне же будет легче, если эту расшифровку дадут ему.
– Я ему верю, потому что Деннисон догадывается, о чем я собираюсь говорить, а он хочет, чтобы между нашим с вами разговором и администрацией пролегла пара тысяч миль. Сказал, что линия «перегружена».
– Он прав. Боится, что какой-нибудь крикун услышит ваши слова. Так о чем речь?
– Мэнни Вайнграсс, и через него связь с МОССАДом…
– Говорю вам, это невозможно, – перебил его заместитель начальника отдела. – Ладно, мы ведь и в самом деле на перегруженной линии. Продолжайте.
– Деннисон сказал, что в оманском файле есть список пассажиров самолета, вылетевших из Бахрейна на базу ВВС Эндрюс в то последнее утро. Там указаны я и старый араб, одетый по-западному, который работал на Консульскую службу…
– И которого доставили в Штаты для медицинского обследования, – продолжил Свонн. – За долгие годы бесценного сотрудничества наши секретные службы сделали для Али Саади и его семьи хотя бы это.
– Уверены, что формулировка такая?
– Кто может знать лучше? Это написал я.
– Как, вы? Значит, вы знали, что это Вайнграсс?
– Это было нетрудно. Ваши указания, переданные Грэйсоном, были до чертиков ясными. Вы требовали – требовали, понятно? – чтобы некий человек без имени сопровождал вас в том самолете в Штаты…
– Я прикрывал его от МОССАДа.
– Очевидно, и я тоже. Видите ли, ввезти кого-то таким образом в страну – против правил (я уж не говорю о законе), если только этот человек не значится в наших списках. Значит, я занес его в списки под вымышленным именем.
– Но как вы догадались, что это Мэнни?
– Это было проще простого. Я побеседовал с начальником Королевской стражи Бахрейна, которому было поручено тайно сопровождать вас. Достаточно было бы, возможно, простого описания внешности, но, когда он сказал мне, что старикашка лягнул одного из охранников в колено, потому что тот подтолкнул вас во время посадки в машину, едущую в аэропорт, я понял – это Вайнграсс. Как говорится, его репутация всегда идет впереди него.
– Я признателен вам за то, что вы сделали, – негромко произнес Кендрик. – И от его имени, и от себя.
– Единственный способ отблагодарить вас, который я смог придумать.
– Значит, можно заключить, что в разведывательном сообществе Вашингтона никто не знает о том, что Вайнграсс был задействован в Омане.
– Абсолютно. Забудьте о нем, его не существует. Просто не числится здесь среди живых.
– Деннисон даже не знал, кто он такой…
– Конечно нет.
– За ним следят, Фрэнк. Там, в Колорадо, он под чьим-то надзором.
– Не под нашим.
В 895 футах к северу от стерильного дома, на берегу Чесапикского залива располагалось поместье доктора Самуила Уинтерса, уважаемого историка, на протяжении более сорока лет друга и советника президентов Соединенных Штатов. В молодые годы этот чрезвычайно состоятельный ученый слыл выдающимся спортсменом. Полки его кабинета были забиты трофеями, полученными в соревнованиях по поло, лыжам и парусному спорту, – свидетельствами былого мастерства. Сейчас стареющему педагогу осталась лишь одна, более пассивная игра, которая была маленькой слабостью многих поколений семьи Уинтерс и зародилась на лужайке перед их особняком в Ойстер-Бэй еще в начале двадцатых годов. Этой игрой был крокет. И когда какой-либо член семьи приобретал новую недвижимость, в числе первых обсуждался вопрос о лужайке, размеры которой должны были соответствовать требованиям Национальной крокетной ассоциации, принятым в 1882 году, – 40 на 75 футов. Поэтому одной из достопримечательностей, привлекающих внимание гостей в поместье доктора Уинтерса, являлась крокетная площадка справа от огромного дома на берегу Чесапика. Ее очарование подкреплялось белой кованой мебелью, стоящей вокруг, чтобы можно было посидеть, обдумывая следующие шаги, или выпить.