– Что вы хотите сказать? – спросила она шепотом. Он устремил свой хитрый взгляд на профиль Гриффина:
– Сюда направляется Генрих фиц Эмпресс.
Гвин махнула рукой:
– Мы это знаем.
– Он мчится на север с такой скоростью, будто за ним гонится дьявол. Готов поспорить, что этого вы не знаете. Он будет здесь к концу дня. Возможно, даже раньше. Он едет в Эверут.
– Зачем?
Она не смела посмотреть на Гриффина даже краем глаза – столь глубокое отвращение питала сейчас к себе. Марк сделал вид, что и сам удивлен:
– Кто знает? Возможно, до него дошли слухи, что здесь, на севере, гнездо предательства.
Она смотрела на него с возрастающим ужасом:
– О, Марк, нет! Нет!
– Он знал о вашем плане? – спросил Марк, поворачиваясь к Гриффину и глядя на него с насмешкой. – Она не рассказывала тебе, что я должен был поспешить вывезти Эсташа у вас из-под носа?
– Перестаньте!
– Но я избрал другой путь, Гвиневра. Мне показалось более мудрым совершить кое-какие маневры, неизвестные даже вам. А теперь, – он указал жестом на поле боя, – мне кажется, что это было очень умно.
Она схватилась за рукав его тяжелой кольчуги:
– Что вы сделали?
– Генрих узнает о предательстве вашего возлюбленного, Гвинни. Скрывать принца в своем подземелье? – Марк щелкнул языком, изображая насмешку и презрение. – Генрих готов прощать тех, кто никогда не сражался с ним плечом к плечу. Но вашего жениха? Свою правую руку на поле боя, доверенного советника, почитаемого дипломата? Первого шпиона? Друга? – Марк покачал головой. – Всего больнее ранит предательство близких людей. Предательство – ужасная вещь.
Она качала головой, и ее волосы выбивались из чехла:
– Нет, Марк, нет!
– Особенно больно смотреть, как у еще живого человека выпускают кишки, когда его четвертуют, разрубают на части и эти части бросают в четыре стороны света. Это ранит особенно болезненно.
Единственной причиной, почему Гвин не заплакала, было то, что она была готова закричать. Голова ее была способна взорваться от ярости, ненависти к себе и отчаянного страха.
Гриффин продолжал стоять, скрестив руки и глядя на поля и дальний лес. При последних словах он изменил позу, повернул голову к Гвин и посмотрел на нее:
– Тебя это беспокоит?
– Конечно, – выдохнула она, и слова ее были полны жаркого отчаяния и муки.
Марк хлопнул в ладоши:
– В таком случае заключим сделку. Я готов отнестись к вопросу по-деловому. Вы хотите спасти Гриффина.
– А чего хотите вы? – спросила она обреченно.
– Вас.
Рот Гвин раскрылся, а Гриффин наконец посмотрел на нее. Марк усмехнулся:
– Рад, что привлек твое внимание, Гриффин. А теперь, – продолжал он самым бодрым тоном, – возможно, тебе безразлично, останешься ты в живых или умрешь. Этого я не знаю. Твой отец был неуправляемым, диким человеком, непредсказуемым – и, возможно, это и у тебя в крови. Но у меня есть кое-что, способное вызвать твой интерес. И, думаю, это для тебя важнее всего.
Почти неприметно Гриффин покачал головой:
– У тебя нет ничего, фиц Майлз, что могло бы меня заинтересовать.
– У меня есть то, что может быть интересно только для наследника Эверута. Для истинного, подлинного наследника.
Это заявление в конце концов вызвало слабый интерес в глазах Гриффина.
Марк понизил голос:
– Ты ведь знаешь, о чем я толкую. Да? О той самой вещи, за которой ты охотишься. О, я слышал, что ты отверг сокровище и свою судьбу. Но я тебя знаю. И знаю, что это. Ты ведь это ищешь. У меня это есть, и я готов тебе его отдать. Если ты отдашь мне Гвиневру.
Вокруг них бушевал ветер, вытягивая их волосы из-под шлемов, теребя застежки. Ветер облепил юбки Гвин вокруг ног, будто они собирались улететь, по вместо этого оказались прикованными к коленям. Она посмотрела на Гриффина. Лицо его было бесстрастным, но в глазах она прочла ярость и отчаяние. У него на подбородке задергался мускул. Гвин повернулась к Марку.
– О чем вы говорите? Что это за вещь?
Марк не смотрел на нее.
– Скажи мне, Гриффин, насколько она дорога тебе?
Снова наступило молчание. Казалось, в душе Гриффина происходит борьба. Он едва слышал слова, обращенные к нему. Но взгляд его был прикован к Марку, и в этом взгляде застыла смертельная угроза.
Глаза Гвин наполнились жаркими слезами. Год назад она поклялась убить себя, если ей будет угрожать брак с Марком. Они с Гриффином вместе посмеялись над этим. Теперь же все дело было в Гриффине, и ради него она готова была умереть. Она склонила голову.
– Я готова.
И произнесла это так тихо, что сначала ни один из мужчин ее не услышал. И на мгновение она будто бы стала ненужной и случайной, хотя именно о ней шла речь, и из-за нее шла торговля, и она была причиной этого безумия. Лицо Гриффина было непроницаемым и жестким как камень, но, когда Гвин заговорила снова и произнесла: «Я выйду за вас», – Гриффин повернулся к ней.
Как и Марк. Выражение его лица все время менялось: его обуревали сменяющие друг друга чувства, но все они вызывали у него улыбку.
– Я все время это твердил, Гвинни, что вы вспыльчивы, но не глупы, – заметил он с подлинным чувством, и это ее удивило. – Значит, мы заключаем сделку.
– Да.
– Нет.
Они оба повернулись на звук голоса Гриффина. Впервые после того как узнал о ее поступке с Эсташем, Гриффин смотрел прямо на нее и не отводил взгляда, даже обращаясь к Марку: – Оставь нас в покое, Марк. Она выйдет за меня.
Гвин потянулась к нему и дотронулась до его руки:
– Но, Гриффин, я должна! Они тебя повесят, если узнают об Эсташе.
– Здесь тебе ничего не светит, Марк, – сказал он, будто и не слышал ее. – И никогда не светило. И вот что, фиц Майлз, – продолжал он, переводя взгляд на вспыхнувшее лицо Марка. – Своим предательством ты лишил себя земель, отошедших к тебе от Эверута. Я аннулирую твое право и лишаю тебя их.
Марк ответил хриплым смехом, прозвучавшим дико и безумно:
– Генрих фиц Эмпресс пожалует мне другие.
За все это время выражение лица Гриффина не изменилось, но Гвин заметила в нем слабые признаки беспокойства.
– Это не имеет ко мне отношения, – ответил он тихо. – Но на свои действия я имею право сам.
Маска неприступности снова легла на его лицо, а взгляд обратился к Алексу:
– Если его люди не покинут холмы за двадцать минут, перебейте их всех.
Он резко повернулся. Потрясенная, Гвин озиралась, оглядывая лица, прикрытые шлемами. Потом сделала шаг к нему.
Но Марк, будучи мастером интриги, приберег еще одну каверзу, последнее причудливое блюдо, которое готов был теперь добавить к этой трапезе безумия, которую Гвин помогла ему сервировать.
– Ты никогда не сумеешь открыть заветную дверь, Соваж, – крикнул он, обращаясь к спине Гриффина. – У меня один из ключей!
Сердце Гвин упало – скоро ей суждено было войти во врата ада.
Гриффин обернулся. Марк приподнял цепь, висящую на шее, и держал ее на весу. На ней красовался железный ключик. Гвин рванулась вперед, силясь его схватить.
Но тут и Гриффин приподнял цепь на своей шее.
– Ты имеешь в виду это? – спросил он бесстрастно, показав точно такой же ключ. У него было даже два ключа: один черный, как железо, другой серебристый.
Глаза Марка широко раскрылись, потом сузились до щелочек. Он рванулся направо, где стоял его капитан де Луд, на мгновение прикрывший глаза.
– Ты мерзавец! – выкрикнул Марк, когда правда забрезжила в его сознании, голос его звучал как злобное, едва различимое шипение. – Ты изготовил копию, когда брал цепь.
Гриффин встретил взгляд де Луда:
– Твоя дочь… Можешь прислать ее хоть теперь. Если пожелаешь, можешь и сам перейти ко мне на службу. И место для тебя найдется до конца жизни.
Он повернулся и пошел в сторону замка. И огромные боевые кони людей Соважа задвигались вокруг Гвин, оттесняя окружение Марка к холмам.
Гвин вздрогнула и поспешила за Гриффином.