– Чувствую, что я должен объясниться. Утром я провожу ее, и с этим будет покончено.

Александр вытер пальцем со стола влажный круг – след от кувшина с элем.

– Неужто будет покончено?

– Я не первый раз в жизни встречаю женщину, Алекс. И, – добавил он сердито, – не впервые веду себя как положено рыцарю. Некоторые из тех, с кем я знаком, – он со значением взглянул на друга, – повели бы себя точно так же.

– Да, но у тебя особое положение. У тебя есть более важные дела. Все, что от них отвлекает, лишнее.

На дальней стене заплясали тени от огня, горящего в жаровне.

– Зачем она здесь? – спросил он, понизив голос. – Я в самом деле хочу получить ответ, Гриффин. Что происходит?

Гриффин отвел глаза:

– О чем ты беспокоишься, Алекс? Ты меня знаешь. Наступила тишина, которую нарушало только потрескивание огня.

– Тебя я знаю, Гриффин. Я не знаю ее.

Он молча вертел в руках кружку.

– У тебя предназначение, Гриффин. Ты продолжатель дела, кровный родич. Хранитель. Наследник.

Он посмотрел в непреклонное лицо Гриффина и покачал головой:

– Не мне тебя убеждать или учить уму-разуму.

– О, неужели? Тогда почему ты снова и снова говоришь об одном и том же?

Лицо Александра обрело жесткость.

– Потому что тебе предназначена особая роль – охранять сокровище. Или ты так не думаешь?

Гриффин подался вперед, перегнувшись через стол:

– Я скажу тебе, что думаю о святых сокровищах, Алекс, – ответил он, понизив голос. – Я убежден, что действиями людей руководят алчность и страх. Люди редко воюют из добрых или великодушных побуждений. И хотя иногда они защищают святыни, легенды о скрытых сокровищах побуждают их к действию сильнее, чем все остальное. Я не приемлю того, что делается из чувства алчности.

Он откинулся на спинку скамьи и провел рукой по волосам:

– Я не хочу, чтобы люди служили неправому делу.

Он окинул комнату внимательным взглядом. Распростершись вокруг огня, его спящие соратники казались отсюда бесформенными грудами одежды. Дождь барабанил по ставням.

– В твоих жилах течет древняя, тысячелетняя кровь, Гриффин, – спокойно произнес Александр. – Это слишком веский аргумент, чтобы пренебрегать им. Твоя жизнь не принадлежит тебе одному.

Пальцы Гриффина сжали кружку.

– Знание этого у меня в крови. Но моя древняя кровь не застыла, как тысячелетняя каменная лава. Во мне бьется живое сердце.

– Ты Хранитель, Гриффин, – продолжал говорить Александр, и в голосе его зазвучала гордость.

Гриффин поднял на него глаза.

– А ты Наблюдатель, Алекс. Смотри в глубину. Твоя задача – наблюдать не со стороны.

Лицо Александра стало суровым:

– Да, я Наблюдатель. Я защищаю тебя и тем самым исполняю свой долг.

На лице Гриффина появилась улыбка:

– Можешь называть это долгом, если хочешь, Алекс. Каждый из нас сделал свой выбор.

– Но разве твой выбор в том, чтобы отвергать свою судьбу со дня смерти твоего отца?

– Нет, – тихо ответил Гриффин. – Отвергнуть судьбу невозможно.

Ничто не могло изменить судьбу того, кому надлежало стать тем, кем было стать предначертано. Даже если он попытался бы избежать этого. Гриффин знал, что хранившиеся в подвалах Эверута сокровища имели власть развращать и разрушать. И эта разрушительная сила была настолько мощной, что повергла королей на колени. Эта сила почти сокрушила его отца и Жонесса де л’Ами, павших под бременем алчности.

Об этих сокровищах говорилось едва слышным шепотом на тайных сборищах тех, кто только подозревал об их существовании, но слухи о них не прекращались. Они распространялись в Египте, в Лангедоке, в Иерусалиме. Никто не знал наверняка об их существовании, не говоря уже о местонахождении.

Никто не подозревал, что они бесславно таятся в отдаленном донжоне замка, лишенные дневного света.

И он, Гриффин, их Хранитель.

Он уставился на столешницу, видя на ней не текстуру старого дуба, а безумное от ярости лицо отца. Он не хотел стать похожим на Кристиана Соважа – жестоким, греховным, бесплодным и сокрушенным алчностью.

Неужели ему предстоит подобная участь? Он не хотел ее. – Гриффин, – вторгся в его мысли голос Александра.

Он резко поднял голову и теперь неотрывно смотрел на своего давнего товарища. Александр дотянулся до него и сжал его руку.

– Не знаю, почему ты вообразил, друг, что наши желания имеют значение, – сказал Александр почти печально. – Ты то, чем сделали тебя время и происхождение, – наследник Карла Великого. И несешь это бремя. Ты Хранитель Святого Грааля. И к добру то или к несчастью, но мы уповаем на тебя, Гриффин.

Тот вырвал руку.

– Называй меня Язычником, пока она поблизости. И вышел из зала.

Гриффин пнул дверь покоев и остановился в дверном проеме, держа в обеих руках по кувшину с элем. После беседы с Александром он долго не мог прийти в себя. Гриффин почистил в конюшне Нуара, а когда вернулся, преодолевая резкий хлещущий ветер и дождь, то понял, что единственное, чего он хочет, – посидеть рядом с Гвиневрой. Просто посидеть рядом, на время забыв о внешнем мире.

Она уже вышла из ванны и стояла возле маленького стола, стараясь избежать его взгляда и теребя на себе что-то красное…

– Что это?

Она подняла голову с еще влажными волосами и улыбнулась с досадой:

– Мне было нечего надеть. Он поставил кувшины на стол.

– И ты выбрала… гм? – выдохнул он, поняв наконец, что она использовала в качестве одежды. Пустое место на стене, где недавно висел гобелен, объяснило, почему на ней нечто вроде римской тоги.

В дверь тихо постучали. Он сделал Гвин знак скрыться в спальне.

В двери стояла Мод, в руках был поднос с едой.

– Еда, милорд, – сказала она шепотом, будто это сообщение было тайной.

Он принял поднос и затворил дверь.

– Иди сюда, – позвал он, гляди в темный дверной проем, ведущий в спальню, и поставил поднос на стол. – Поешь.

Не прошло и пяти секунд, как Гвин оказалась возле стола.

– Славно, – бормотала она с полным ртом, пережевывая хлеб с сыром.

– Гм.

Под его пристальным взглядом она подняла голову и посмотрела на него.

– А ты не хочешь присесть? – спросила Гвин.

Он опустился на скамью напротив и скрестил руки на груди.

Ее темно-зеленые глаза прошлись по его фигуре, потом взгляд переместился на лицо.

– А поесть?

Он взял кусочек сыра и положил в рот. Губы Гвиневры изогнулись в улыбке:

– Ты послушный.

– Очень.

– Всегда?

– Чаще, чем ты.

Смех, которым было встречено это заявление, был очаровательным. Она запрокинула голову, и темные локоны, упавшие на плечи, приподнялись, обнажая изящную шею. Его взгляд охватил ее всю, и внимание Гриффина привлек синяк.

Он подался вперед на скамье.

– Когда ты покончишь с едой, я полечу тебя, – сказал он грубо.

Она опустила голову и пробормотала что-то неразборчивое. Вся армия Стефана могла бы маршировать, направляясь к их убежищу, и он бы этого не услышал. Много лет его сердце не билось так громко и бурно. Желание дотронуться до нее было таким сильным, и она была так близко, что у него перехватило дыхание.

Такого не должно было случиться. Она могла бы быть обернута мешковиной и скрыта в стоге сена, но и это бы не помогло. Образ ее обнаженного тела, простертого под ним, с черными волосами, разметавшимися по подушке, был ярче, чем что-либо, виденное им до сих пор.

– Знаешь, я не ожидал встретить такую женщину, как ты. Она ответила слабой улыбкой:

– Думаю, ты согласишься, что мы оба глупо себя ведем.

– Лишены здравого смысла?

– Совершенно лишены.

Он откинулся назад и сказал ровным голосом:

– Мне бы хотелось, чтобы ты хорошенько подумала, Рейвен, прежде чем случится что-нибудь такое, о чем ты позже пожалеешь.

– Пожалею?

Она покачала головой, и улыбка ее потускнела:

– Думаю, едва ли. Другое дело, что мне есть о чем сожалеть.