– Я могу быть тихим как мышь.

– И будешь следовать моим указаниям?

– Вернее, чем монах.

– Но ты не сможешь выходить оттуда, Дункан. Тебе придется оставаться там до тех пор, пока… – Голос ее прервался. – Пока я не скажу. Возможно, это продлится недели. Возможно, месяцы.

– Леди Гвин, я готов вытерпеть это, если требуется. Она положила руку ему на плечо и кивнула с серьезным видом.

– Быть по сему, Дункан. В таком случае ступай в подвал. Вот ключ.

Она выпростала мешочек из своих юбок и протянула ему маленький золотой ключик.

– Ты узнаешь помещение, в котором он находится, по ужасному висячему замку в форме головы дракона. Я спущусь вниз, как только смогу, чтобы проверить, все ли в порядке, и забрать ключ. А теперь, – продолжала Гвин, – подождем несколько минут, пока страж отойдет подальше, и можешь отправляться прямиком в подвал.

– Да, миледи.

Он помолчал.

– Вы его видели, миледи?

– Видела ли я… Кого?

– Его.

Гвин тряхнула своими своевольными кудрями, пропитанными запахом дыма и пыли, и они рассыпались по плечам. Она холодно посмотрела на Дункана.

– Кого?

– Со-ва-а-жа! – сказал Дункан, произнеся второй слог имени как один долгий, лениво растянутый звук.

– Язычника?

Она тяжело плюхнулась на кровать. О Господи! Даже звук его имени вызывал в ней бурление пламени. Она смотрела на Дункана с несчастным видом.

– Да. Я его видела.

– Я тоже, – ответил Дункан шепотом. – Он великан.

– Да, – согласилась Гвин, отводя глаза.

– Огромный как гора.

Дункан помолчал.

– Мы теперь в безопасности?

Гвин медленно выдохнула. В безопасности? Все зависит от того, как понимать безопасность.

Нет, она никогда не будет в безопасности рядом с человеком, чье присутствие зажигало огонь в ее крови и умеряло безумную боль в сердце; с человеком, оказавшимся сейчас между ней и несчастным королевским сыном, чье обессилевшее тело она пыталась вернуть к жизни и ожидающей его короне Англии.

Она улыбнулась, глядя в серьезное и встревоженное лицо Дункана.

– Все будет хорошо, Дункан. Можешь мне поверить.

– Я верю! – отозвался он счастливым криком.

Несколькими минутами позже она открыла дверь, оглядела коридор и сделала мальчику знак. Он поспешил скрыться из виду.

Гвин подошла к окну и оглядела двор замка. Все было спокойно. Преданных слуг не тащили к воротам или в подвалы. Рыцарей де л’Ами не выстроили в ряд в поле и не заставили маршировать через мост. Вытягивая шею, она отмечала, что солдат, выходящих маршем из замка, вообще не было видно и не было никаких признаков насилия над людьми, не пожелавшими присягнуть на верность новому лорду.

Как странно!

– Гвиневра!

Она стремительно обернулась. Он стоял здесь – высокий и статный на фоне раскрытой двери.

Гвин оказалась наедине с ним и со стуком своего бешено бьющегося сердца.

Несмотря на обуревавшие ее гнев, страх, ярость и унижение, она не могла отрицать, что в душе шевельнулась радость, когда она увидела затянутую в кожу фигуру на лестничной площадке. Солнечный свет проникал сквозь узкие стрельчатые окна и блестел на его темных волосах и щетине подбородка. Угловатые тени высвечивали на его лице длинные линии и придавали первобытную чувственность.

«О нет, Господи, – молилась она, – не дай Бог этому случиться снова!»

Он вышел и закрыл за собой дверь.

– Ты хорошо управляла моим замком, – сказал он низким мужественным голосом. Судя по всему, он ее поддразнивал.

Она попыталась придать своему лицу самое спокойное и упрямое выражение, на какое была способна.

– Твоим замком?

– Вне всякого сомнения, он больше не принадлежит тебе.

Она сжала кулаки и изо всех сил вонзила ногти в ладони.

– Ты об этом позаботился.

– Да. Как и ты позаботилась о том, чтобы я получил сорок ударов плетьми по спине и долгие недели провел в кишащем крысами узилище, какого не пожелал бы и своему врагу.

Юбки Гвин зашуршали по устланному тростником полу. Подойдя к окну, она провела рукой по оконному карнизу.

– Узилище? – спросила она с кажущейся небрежностью, стоя к нему спиной. Ей даже удалось изобразить равнодушное фырканье. – Значит, тебя захватили в плен? Они никогда не говорили об этом прямо, но я рада слышать, что людям короля это удалось.

– Не удалось.

Гвин повернулась лицом к нему:

– Почему год назад ты не назвал мне своего имени?

– А почему ты не сказала мне своего?

Она сделала паузу, и от нее повеяло холодом:

– Очевидно, тогда наши имена не имели значения.

Он улыбнулся:

– Если ты можешь сказать, что имеет большее значение, я обращусь к Генриху с просьбой, чтобы он попросил папу канонизировать тебя.

Он сделал шаг вперед, а она отступила на шаг.

– Мое имя было связано с тем, что я потерял восемнадцать лет назад, год назад означало, что меня гостеприимно примут тюремщики Тауэра.

Каждая фраза сопровождалась еще одним шагом к ней.

– Это то самое имя, что дало мне возможность сохранить ясный ум и получить обратно мои земли.

– А я думала, что этим ты обязан своему мечу.

– У тебя, Гвиневра, острый ум. И потому я стану держать тебя поблизости и воспользуюсь им.

– Своим мечом или моим умом? – усмехнулась она.

Он остановился на расстоянии одного шага от нее и улыбнулся, глядя на ее искаженное лицо.

– И тем и другим.

Ее старый пес Тайбер поднялся с места и побрел к двери на своих скрипящих подагрических лапах. Предатель.

– Твой Генрих мало что знает о том, как снова завоевать эту страну, – заметила она холодно.

По его лицу опять скользнула ленивая улыбка.

– Он знает достаточно, чтобы отправить войска во все мятежные замки, выдать женщин замуж за своих ставленников и погасить мятеж.

– В самом деле? – Она процедила это слово сквозь зубы, будто не хотела позволить ему выйти наружу.

– Да. И тебе следует помнить об этом. – Он понизил голос до заговорщического шепота. – Тебя предал твой Стефан, а не Генрих.

Она инстинктивно прижала руку к груди, будто стараясь защитить сердце.

– Король Стефан царствовал по праву!

– Он правил, применяя силу, и к тому же правил скверно. Твой дом на севере, и потому ты, возможно, мало что знаешь о делах в королевстве, но я готов тебя просветить: королевство Стефана – это страна бесконечных конфликтов и раздоров.

– Ты безумен? – огрызнулась она. – Думаешь, я не знаю, что моя страна разграблена такими, как ты?

Он покачал головой:

– Каждый барон и рыцарь понимает, что покончить с междоусобицами можно, только посадив на трон Генриха. Это не тайна, просто вопрос времени. Папа не короновал бы принца Эсташа, даже если бы тот остался в живых. Впрочем, теперь это не имеет значения.

Гвин почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица, но он, кажется, не заметил этого.

– Стефан добр и галантен, – сумела она процедить сквозь стиснутые зубы.

– Галантный или нет, но он бездарность. И украл корону. Не забывай об этом, миледи. Он поклялся уважать право Матильды на престол, а затем стащил корону, как только она отвернулась. И как это сочетается с твоими представлениями о галантности?

– Лучше, чем с моими представлениями о тебе.

Он улыбнулся, и в изгибе его губ она усмотрела, нечто опасное.

И в груди у нее над сердцем что-то шевельнулось, и она ощутила томление. Она желала его. Желала этой улыбки, обращенной к ней и для нее.

Как такое было возможно?

Чтобы лорд Гриффин был наверху, а принц Эсташ внизу? Это была семья, которую ее отец ненавидел, враг, которому король заставил ее противостоять и поклясться в этом. Она могла представить свое ужасное будущее, забрезжившее вдруг перед глазами, будто отражение в пруду.

Заставив себя отвести взгляд, Гвиневра снова вернулась к окну.

– Меня утомляет эта пикировка. Что ты хочешь знать?