В спальню его отвел благообразный слуга. Комната оказалась простой, маленькой и пахла сыростью. К тому же было довольно холодно, несмотря на жаровню с углями. Но и это было не столь уж важно. Он поискал ночной сосуд, но не нашел его.

Не найдя искомого предмета в своей спальне и понимая, что полная кружка пресловутого эля, которую он выпил, скоро даст о себе знать, Гриффин направился к лестнице и нашел слугу, показавшего ему, где находится туалет для гостей. Он оказался снаружи.

Когда Гриффин снова вошел в дом, то опять услышал грохот где-то в конце коридора. Все, что ему сейчас требовалось, это несколько часов сна. Но, поднявшись на площадку второго этажа, он, вместо того чтобы повернуть к своей спальне, пошел в другую сторону, остановился и прислушался.

Было тихо, только приглушенно стонал ветер. Не было слышно ни криков о помощи, ни стука. Сам не понимая почему, он подошел к чужой двери.

Как ни странно, в замке двери торчал ключ. Он дотронулся до него, на мгновение приостановился, потом повернул его и открыл замок.

Тишина. По-прежнему ничего не было ни видно, ни слышно.

– Конечно, нет, – сказал он, обращаясь к пустоте. – Потому что там нет никого.

Дверь со скрипом отворилась, и Гвиневра упала в его объятия.

Они оба свалились на пол, причем Гриффин отлетел назад, опрокинутый ее рывком. Он поднялся на колени и зажал рукой ей рот, видя, что она готова закричать.

– Не могу поверить, – проговорил он, убирая руку от ее рта, потому что заметил, что она слишком растеряна, чтобы кричать.

– О, слава Богу! – ответила она громким шепотом. – Язычник! Как ты сюда попал? Нет-нет, не сейчас. Не могу поверить, что ты здесь, но сперва мы должны отсюда выбраться…

– А ты что здесь делаешь?

– У нас очень мало времени, пока он не вернулся за мной.

– О чем ты говоришь? Я оставил тебя с Клидом, в надежном убежище, и теперь ты оказалась здесь!

Мгновение он пристально смотрел на нее. В его сознании забрезжила догадка.

– Его невеста!

– Это не я!

Он потер лоб тыльной стороной руки, бормоча:

– Не могу поверить! Это невероятно. Быть похищенной дважды за одну ночь.

Она помрачнела.

– Это удивительно. Я и сама едва верю во все это. Я уехала из деревни…

– Почему? Там было сухо и тепло…

– Да, да.

Она отмела его заверения, говоря шепотом, но убедительно:

– Но небезопасно. С твоей стороны было безумием оставлять меня там, – зашептала она с силой. – Но сейчас нет времени… Я пришла сюда потому, что должна была прийти. Мне, конечно, известна репутация Хиппинга и то, что он причинил много неприятностей милорду королю, но я не знала, что он разбойник.

Ее губы искривились, и Гриффин подумал, уж не попытался ли Хиппинг поцеловать ее.

Эта мысль, вопреки здравому смыслу, вызвала в нем приступ гнева.

– Он запер меня здесь… против моей воли.

– Чего ради? – спросил он подозрительно.

Она мгновение помедлила с ответом, потом сказала:

– Не важно. Речь идет о политике.

Гриффин вдруг осознал, что главной его задачей стало не расширение границ владений Генриха фиц Эмпресса, а эта девица с волосами цвета воронова крыла и пылающими щеками, оказавшаяся снова рядом с ним. Ее взлохмаченные волосы и безумные глаза вызвали его беспокойство, но гораздо важнее был ее несломленный неукротимый дух.

Он схватил ее за руку:

– Пошли.

Он взял фонарь со стола и, уменьшив его свет до минимума, потащил девушку вниз по лестнице.

Стараясь держаться в тени, они вышли из парадной двери и, преодолевая поднявшийся ветер, добрались до конюшни, и никто их не увидел и не услышал.

Гриффин рывком открыл дверь конюшни. Бормоча ругательства себе под нос, он втолкнул Гвиневру внутрь, и сильный порыв ветра захлопнул за ним дверь.

Рев ветра смолк. Внутри слышались мирные звуки – животные жевали сено и время от времени переступали ногами. Здесь было тепло, намного лучше, чем в отведенной ему спальне.

– Где моя лошадь? – спросила Гвиневра.

Он поставил фонарь на приступку. Свет распространился по темной конюшне чуть дальше.

– Какая лошадь?

– У меня была лошадь.

– Что?

– Я прискакала сюда на лошади.

Он бросил на нее подозрительный взгляд:

– Где ты раздобыла лошадь?

Она пожала плечами:

– В деревне.

– Они дали тебе лошадь? – спросил он недоверчиво.

Покупка единственной пригодной для пахоты лошади потребовала бы выплаты годовой прибыли сельчан, которая в течение нескольких десятилетий была почти равна нулю.

– Да, но, если быть точной, они мне не давали лошадь.

– Ты ее взяла сама.

Она бросила на него сердитый взгляд:

– Да. Я взяла лошадь. Но я никого не убивала, поэтому нечего на меня так смотреть. Я думала, что смогу вернуть коня, но сейчас…

Она замолчала.

– Значит, так, – пробормотал он, пытаясь найти Нуара, рост которого составлял семнадцать вершков в холке и потому он возвышался над остальными лошадьми в конюшне. Услышав голос Гриффина, конь заржал.

– Что значит «так»? – Гвин поспешила за ним, отводя от лица мешавшие волосы.

Он вывел Нуара из денника и принялся надевать на него седло. Гвин подошла к лошади и протянула руку, чтобы приласкать.

– Я бы не стал этого делать, – мрачно заметил Гриффин.

Он набросил попону на спину Нуара, потом надел седло почти на холку, сдвинул то и другое на дюйм назад, пригладил шерсть.

– Он не любит людей.

– Кажется, тебя любит.

– Ну да. Я для него не человек.

Он поправил подпругу седла, опустил, застегнул и затянул ремень под брюхом Нуара.

– О!

Больше они не разговаривали. Гриффин с суровым видом закончил седлать своего коня, потом потянул девушку к огромной тяжелой дубовой двери.

– Я ее открою, а ты придержи, чтобы не захлопнулась.

Она кивнула. Он слегка приоткрыл дверь. Ветер принялся за дело и, широко распахнув ее, злокозненно хлопнул по стене. Гвин чуть не упала, пытаясь удержать дверь на месте. Он бросил на нее яростный взгляд.

– Прошу прощения, – прошептала она, продолжая сражаться с дверью. Гриффин протянул руку через ее плечо и закрыл дверь.

– Думаешь, я больше, чем ты, хочу, чтобы нас поймали?

– Я понятия не имею, чего ты хочешь.

Он схватил ее, бросил в седло и сел сам.

– Я бы хотел оказаться в сухом и теплом месте и хотя бы немного поспать, но, видно, не суждено. Ты предпочитаешь бури и похищения. Старайся стать незаметной, прислонись ко мне. Я накрою плащом нас обоих.

Впечатав каблуки в бока Нуара, Гриффин медленно проехал через двор, потом через внутренние ворота, все еще поднятые, что счел добрым знаком. Часовые наружных ворот махнули ему рукой, едва удостоив взглядом, и он проехал под подъемными воротами, опасные деревянные когти которых свисали всего лишь на полфута выше его головы, и оказался снаружи, среди королевского леса.