— Как я оказался на базаре, да ещё лёжа на дороге?! — с негодованием спросил Заннат.

— Надо же было как-то внедрить тебя в среду, — отвечал осёл. — Умеренно конфликтная ситуация неплохо помогает процессу адаптации. Слушай, партнёр, мы можем ещё долго беседовать на общие темы, но я должен сообщить тебе нечто.

— Валяй! — легкомысленно махнул рукой Заннат.

Осёл неодобрительно посмотрел на него, но комментировать не стал.

— Надеюсь, ты помнишь, что за образ ты избрал?

— Ещё бы! — с чувством отвечал Заннат. — Ты же мне чуть кишки не выпустил.

— Ну, не будем сейчас обсуждать детали, — поморщилось нахальное животное. — Поверь, всё зависит от обмена веществ. Сейчас-то у меня несколько иной метаболизм, поэтому я должен напомнить тебе, что настойчивая необходимость отложить кучку ещё остаётся в силе.

— В чём проблемы, партнёр?

— Проблемы не у меня, а у тебя, партнёр. Видишь ли, я-то просто осёл. Примитивное, простодушное животное, незнакомое с тонкостями правил поведения в социуме. А вот ты — мыслящее существо! На тебя общественные стандарты накладывают некоторые поведенческие ограничения.

— Короче, чего ты хочешь? — всё никак не врубался Ньоро.

— Короче, мне на улице что ли всё делать?! — разозлился осёл.

— Ба, какой ты стеснительный! — удивился Заннат. Он огляделся.

На дороге совершенно неприкрыто лежали кучки и лепёшки, козьи горошки и крупные пахучие конские яблоки. И много прочего.

— Я больше не могу! — завопил ослик. — Я умру с тобой!

И помчался по улице. Ньоро — следом. Так они и неслись мимо прохожих — взбесившийся осёл и его незадачливый хозяин.

Ослик пулей вылетел за городские ворота, а Заннат замешкался, поскольку потерял один чувяк. Босой ногой бежать было очень неудобно — вся дорога сильно захламлена.

— Ослик! — крикнул он, проскакивая арку и тут же запнулся о подножку, ловко подставленную стражником.

— Тебе было сказано, не появляться тут?! — услышал он, падая.

— Уроды! — едва не со слезами крикнул им Заннат и в ярости показал кретинам средний палец.

Стражники загоготали.

— Смотри, каким крутым заделался наш Эл!

— Пойди мамочке пожалуйся!

Он предпочёл убраться.

— Ты здесь непопулярен, — с довольным видом сообщил ему ослик, выходя из редких зарослей.

— Зачем ты приволок меня сюда?! — разозлился на него Заннат. — Больше нигде делать кучи не привык?!

— Я просто глупое животное, — оправдывался ослик. — Откуда знать мне про ваши внутриобщественные конфликты? Мы, ослы, зря друг на дружку не ревём. А, если честно, то тебя, Заннат, очень трудно сдвинуть с места. Вот я и наврал про кучку. Двигаться надо, Али-баба!

Заннат начал понимать, что лёгкой жизни у него тут не будет. Здесь тоже надо двигаться.

— Что происходит? — уныло осведомился он.

— Давай с тобою погуляем. Найдём хорошее местечко, поговорим о том, о сём.

Оба неторопливо направились в сторону от пыльной дороги, сквозь заросли колючек, с которых ослик с аппетитом объедал листочки.

— Смотри! Речка! — обрадовался Заннат. — Сейчас я искупаюсь!

— Нет, нет, Заннат! Это была бы явная ошибка! — встревожился осёл. — Это не речка, это канал! И он является частной собственностью! Для купания есть платные бани.

Печально шлёпая одним чувяком, Заннат добрался до довольно тихого местечка. Кажется, никто их больше тут не потревожит.

— Тебе ничего не кажется странным? — спросил осёл.

И, не дожидаясь ответа, продолжал:

— Возьми хоть этих стражников у ворот.

— Обыкновенные ублюдки, — мрачно отвечал Заннат.

— Вот именно! Тебе не кажется, что они похожи на группу агрессивных старшеклассников у входа в школу?

Заннат засопел, но не ответил.

— А эта пышная красотка! Она тебе не показалась странной? Что-то уж слишком утрирована. Косметики избыток, а личико-то ухоженное! Ни тебе оспенных рубцов, ни кожных язв. И это на Востоке! А формы! Не для уличной проститутки.

— Грудь у неё силиконовая. Это я сразу заметил. — догадался, наконец, Заннат.

— Вот-вот, это ты заметил. А адресочек косметического хирурга не спросил?

— Какой косметический хирург? Ты, ослик, спятил?! Мы в этом самом, как его…

— В Багдаде, — подсказал осёл.

— Ну и что отсюда? — недоумевал Заннат.

— А манера разговаривать у рыночных торговцев! Вспомни их жестикуляцию. Их интонации! Этот Рашид очень напоминает разносчика пиццы.

Заннат развеселился. Замечание насчёт пиццы показалось ему занятным.

— Ты так ничего и не усвоил, — скорбно констатировал ослик.

Ньоро беззаботно оглядывался по сторонам.

— Слушай, ослик, а если дать тебе имя?

— Конечно! — встрепенулся тот.

— Я назову тебя Пач.

— Вот как! — разочаровался ослик. — А я думал — Цицерон, на худой конец — Октавий. Хотя и у нашей расы есть свои герои. Например, Мурзик Занюханный. Ни одна кошка ещё не осталась к нему равнодушна.

Заннат поднялся и без определённой цели побрёл вдоль городской стены.

— Или вот ещё Барсик Слегка Потрёпанный, — бубнил сзади ослик. — Он возглавил мятеж против оккупантов — завоньканных собакоидов под предводительством Псака Четвёртого. Это что-то вроде собачьего Чингизхана.

— Послушай, Пач, есть хочется. Где бы нам перекусить?

— А у тебя деньги есть?

Заннат пошарил по бокам своего бедного одеяния в надежде, что в это путешествие ему выдали подъёмные средства.

— Слушай, ослик, а тут нет карманов. И вообще, что это на мне надето?!

— Полагаю, как на нормальном Али-бабе, драный халат, шаровары и старая-престарая чалмейка. Никаких карманов данный фасон не предусматривает. Приличные господа на Востоке носят деньги на поясе в мешочке. Мешочек есть? Мешочка нету? Я так и знал, ты — неприличный господин.

— Но я есть хочу! — с обидой заявил Заннат.

— Колючек пожевать не хочешь? Всё понятно. Пошли домой, студент.

— А где наш дом? — простодушно спросил студент.

— Тебя, Али-баба, в Багдаде каждая собака знает. Никто не удивится, бездельник, что ты забыл дорогу в отчий дом.

Дома их с цветами не встречали. Мардж сидела расстроенная. Тесто уже стало прокисать, а хвороста всё не было. Тандыр остыл прежде, чем пропеклась первая партия лепёшек.

— Что у нас на обед, мамочка? — умильно спросил Заннат, усевшись за низенький столик.

— Прокисшее тесто и печная зола! — ответила ему жена брата.

И, увидев вытянувшееся лицо шурина, зло добавила:

— Уж не думал ли ты, что я отправлюсь за стену собирать хворост для тандыра, когда по дорогам рыщут диким зверем страшные разбойники?! Вот придёт Ахмед, мой муж, ему я расскажу, как ты сбежал гулять и не принёс домой ни ветки! О, горе мне! Брат мужа моего бездельник и гуляка! Ни полушки не принесёт он в дом, что приютил его! О, бедный муж мой! О, Ахмед!

Тут входит в дом Ахмед — высокий и худой мужик с угрюмыми глазами.

— Что осёл делает в доме? — резко спросил он.

Пач торопливо попятился и выбрался во двор. Заннат почувствовал себя одиноким, он не знал, как держаться и что сказать.

— О муж мой! — патетически вскричала Мардж. — Посмотри на своего бездельника брата! За целый день он не принёс ни ветки! Тандыр наш холоден, а тесто прокисает!

Ахмед сурово глянул на оробевшего Занната и заговорил речитативом:

— С тех пор, как ты остался сиротою, я заменял тебе отца и мать. Заботился я неустанно, чтобы прокормить тебя и дать тебе работу. Учился ты у гончара, и был им изгнан за лень, неловкость и воровство. Учеником у каменщика был, и показалась тебе работа эта очень тяжела. Теперь за целый день, что на работах я ломаю спину, не мог ты хвороста вязанку принести. Что за труд великий — пойти и на свежем ветерке неторопливо собрать немного веточек сухих!

Заннат безмолвствовал, вытаращив глаза.

— Взгляни-ка на него, Ахмед, — подала реплику жена Ахмеда. — Сидит и смотрит он! В нём нет раскаяния! Нет желания пойти и потрудиться для брата, что его содержит! Не потому ли мать его угасла прежде срока, что видеть не могла бездельника-сыночка?! Иди-ка прочь! И не возвращайся в дом брата твоего, пока не принесёшь вязанку хвороста, чтоб нам разжечь огонь в печи! Тогда получишь свой кусок и место для ночлега!