Но он точно знал, что не было у лоха дружков. Никого не обнаружив и успокоившись, он взвалил Бена на плечо и, отнеся к джипу, свалил в багажник. Обойдя машину, уселся за рули, вставил ключ в замок зажигания, но повернуть не успел. Боковое стекло разлетелось и кулак впечатался ему в висок. Габалло знакомо было это чувство с ринга, правда во время спортивной молодости он испытывал его редко, словно земля и небо меняется местами. Он знал всего пару человек с таким зубодробящим ударом.

Его кинуло на сиденье, но он был боксером со стажем, чтобы потерять координацию с одного удара. Андреас ударил ногами в дверцу и отбросил нападавшего.

— Не понравилось, сука? — крикнул Габалло, возвращаясь за руль и нашаривая ключ.

Он похолодел. Ключа в замке не было. В свете фар застыла сухопарая фигура.

Красный поманил его пальцем. Он был один и не вооружен.

— Я тебя сейчас урою! — пообещал Габалло.

Он выбрался из машины и пошел на противника. За пару шагов до него, Габалло принял стойку и ринулся в атаку, сопровождаемую мощными ударами пудовых кулаков.

Если бы хоть один угодил в цель, то отправил бы противника в реанимацию. Не попал ни один. Красный нырнул вбок и сокрушительно ударил по ребрам и животу.

Габалло видел, как противник дергается перед ним, вкладываясь в удары, и болезненно чувствовал каждый из них. Озверев, он с воплями отшвырнул Красного от себя, опять ударил, кулак его улетел в то место, где только что было ненавистное ему пурпурное лицо, а Красный зашел с другого бока и заехал ему в висок. Габалло потерял равновесие и уже падал, когда буквально лег челюстью на сокрушительный удар левой, хотя как профессионал голову бы дал на отсечение, что противник не левша.

Стоило Андреасу приподняться, Красный подхватил его за шкирку и, подтащив к джипу, разбил его головой по очереди обе фары. После чего спросил, прислонив к бамперу:

— Где деньги?

Габалло не успел и пасть разинуть, как на него обрушились новые удары. Ему удалось с большим трудом вклиниться между ними с криком:

— Я все скажу, только не бейте!

Он действительно сказал все: и про деньги и про мальчишку.

— Ваш человек в багажнике, — сказал он.

— Это не мой человек, — бесстрастно сказал Красный.

Он даже не стал связывать Андреаса. Отнял пистолет и поставил в известность, что пустит его в ход, не раздумывая. Габалло поверил ему. Он находился под впечатлением, что столь невыразительному на вид сопернику удалось его побить.

Усадив его на пассажирское сиденье, Красный сам сел за руль. Фары не светили, но Красный гнал уверенно и ни разу не влетел в яму. Вскоре они подъехали к КПП.

Дежуривший на шлагбауме старый казак приподнялся, у Габалло мелькнула крамольная мысль, завопить, что есть мочи, но казак был стар и медлителен, так что у них был шанс сдохнуть обоим. Он решил подождать более удачного случая, чтобы сбежать.

Он уже пришел в себя и был вновь полон сил. Привычка быстро восстанавливаться была у него с молодости. Габалло помахал казаку из окна, тот узнал его и поднял шлагбаум. Когда до дома Бурмистровича оставался один поворот, он сообщил Красному об этом, решив для себя, что едва тот повернет руль, вывалится в дверцу и убежит.

— Очень хорошо, — кивнул тот головой, внезапно бросив руль.

Одной рукой он железной хваткой обнял голову Габалло, зажав рот, а второй размеренным и сильным движением вдвинул ему нож между ребер. Габалло почувствовал холодную сталь сердцем. Красный оттолкнул труп, выправил вильнувшую машину и остановился, не доехав до забора пары метров.

От толчка очнулся Бен. Болела челюсть и спина. Не гоже с радикулитом ездить хоть и на джипе, но в багажнике. Он попытался открыть багажник, не особенно на это и рассчитывая. Расчеты оправдались, замок не поддался. Тогда он уперся ногами в спинку заднего сиденья и вдавил ее словно поршень внутрь салона. Внутри с открытыми глазами сидел труп того, что поставил ему синяк. Теперь он был сам синий целиком.

Бен поторопился выбраться из покойницкой, в которую превратился джип, но взял себя в руки и вернулся. Обыскал труп. Оружия не нашел, но доверенность и толстое портмоне перекочевали к нему. Покойнику деньги ни к чему. Бен не видел никого вблизи и справедливо рассудил, что Красный мог свернуть в проулок. Он прикрыл дверцу и как мог бесшумно пошел следом. На столбах горели фонари, но из-за редкого расположения последних, окружающее было испещрено чернильными пятнами сплошного мрака.

Бен решил, что Красный не стал бы останавливаться далеко от нужного дома. Метров через двадцать по обе стороны располагались два коттеджа. В том, что был справа, сиротливо светилось окно на втором этаже, зато в другом был освещен весь первый этаж. Бен сердцем понял, что ему сюда.

В кирпичном заборе имелась калитка, когда он ее толкнул, она оказалась незапертая. Рядом с калиткой возвышалась будка сторожа. Бен заглянул, ожидая увидеть самое страшное, но открывшаяся картина была самая обыденная. На столе стояла кружка и бутерброд, над кружкой вился парок. На стене за ремень висело помповое ружье, которым сторож почему-то не воспользовался. Бен огляделся, но никаких следов борьбы, крови, даже мусора не было. Чисто и аккуратно. Вкупе с тишиной это делало картину устрашающе контрастной.

Бен прокрался к дому, заглянул в окно, и его словно по голове ударили, загоняя обратно под подоконник. Увиденная картина была ирреально жуткой и отталкивающей.

Джуда налил зеленого чая, положил на лаваш кусок конской колбасы, когда дверь отворилась. На пороге стоял Красный. Он бесстрастно посмотрел на Джуду и сказал утверждающе:

— Вот и наш слуга.

Джуда молча откусил от бутерброда, степенно зажевал. Красный продолжил.

— Очень правильно быть слугой по жизни. Прикажут — убьешь, прикажут — жену отдашь.

Греха на тебе нет.

Джуда пригрозил незваному гостю «пчахом» — ножом, который всегда носил с собой.

Он рос с ножом, с восьми лет с ним не расставался, и тот еще никогда не подводил.

Красный не выказал никаких чувств, молча поманил сторожа рукой, медленно и плавно пятясь по направлению к дому. Медленно и грозно Джуда поднялся. Красный прошел мимо веранды и остановился под окнами зала.

— Здесь, — сказал он, не делая попытки заглянуть в окно, словно был уверен, что там увидит.

Джуда не пошевелился, лишь медленно покачал головой.

— Значит, я в тебе не ошибся, — подзуживал Красный. — Ты раб. Твой род проклял бы тебя и бросил подыхать как шакала.

Джуда прокашлялся и вдруг заговорил, заговорил впервые за долгие дни и даже месяцы без единого слова.

— Я пообещал Аллаху больше не убивать! — угрюмо пробормотал он.

— Аллах не любит слабых и велит мстить за предательство.

— В Коране этого нет.

Из окна донесся тихий женский стон. Красному стало смешно:

— Тихо, они уже кончают.

От его слов Джуда взвыл и кинулся к веранде, пинком распахнул дверь и ворвался в зал. Его жена торопливо спустила подол, Бурмистрович в одной сорочке шарахнулся назад и остолбенел от разгневанного взгляда сторожа. Банкир кинулся к лестнице на второй этаж, здесь его сторож и нагнал. Джуда повалил его, ловко прижал голову коленом, как веками его предки прижимами баранов, и в два чика отсек ему голову. После чего с невыносимым страданием уставился на содеянное.

— Я же зарок давал! — провыл Джуда.

— Это плохо, — притворно посочувствовал Красный. Но на первый раз Аллах простит тебя, но не дай Бог ошибиться во второй, тогда прощенья тебе не будет. Попадешь прямой дорогой в Тамок. В ад.

Красный уселся на диван, еще теплый от тел любовников, и попросил женщину:

— Принеси что-нибудь поесть.

Она даже не сразу поняла, что от нее хотят.

— Бегом! — рявкнул он.

Она быстро закивала головой и поспешила исполнить заказ. Именно эта картина — мирно перекусывающий Красный напротив Джуды, сжимающего отрезанную голову, и поразила Бена. Ничего не соображая и не представляя, что вообще собирается делать, он схватил прислоненную к стене лопату и ворвался в дом.