— Они повсюду! — потрясенно вырвалось у него.

У него беспощадные враги. Татуированные охотятся за ним словно за живым мясом.

Кто мог быть тот несчастный, голову которого нес татуированный в шлеме? Господи, да это же пилот! Пилот другой машины! Почему он решил, что машина может быть только одна. За бугром могли сделать такую же, но импортному пилоту повезло меньше.

— Мы стартуем или нет? — нетерпеливо спросила Полина, уже взобравшаяся в кабину.

Он решительно полез следом, но его решительность была показной.

Хоть он и ожидал это увидеть, но внутренне содрогнулся, когда, открыв дверь, снова уткнулся в большой деревянный крест. Судя по надписям на оградках, с прошлого прилета минуло десять лет. Их уже ждали. Из-за креста выступила фигура в длиннополом пальто.

— Остановись, акум! — властно произнес он. — Тебе последнее предупреждение, — и он красноречиво указал на почти переломленный в перекладине крест.

— Назад! — крикнул Бен, увлекая Полину обратно.

Стало дурным предзнаменованием, что татуированный не шелохнулся.

Они торопливо распахнули дверь сарайчика и замерли пораженные. Крохотное помещение было забито выпачканными лопатами и никакого хода в нем не было.

Лариса Шуберт облегченно вздохнула, узнав, что штатный психиатр «Кайсара» Кривошеев примет ее сына, не смотря на то, что отец уже не работает в фирме.

— Мы должны помогать друг другу, — вальяжно заметил Артур Ильич. — Кстати, как супруг?

— Спасибо, с ним все нормально, чего не скажешь о сыне.

— Говорят, у него инфлюэнца.

— Когда он заходил на днях, то ничего не было. Так что это, скорее всего ошибка.

Но речь не о нем. Доктор, нам очень нужна ваша консультация.

Не кладя трубку, только придавив кнопку заглушки, Кривошеев позвонил начальнику службы внутренней безопасности Транквилевскому.

— Шуберт в городе. Это только что подтвердила его бывшая супруга. Она записалась на прием с сыном.

— Значит, наши предположения подтвердились. Он из города не уезжал, подонок. Что ж, он думал, мы его не найдем? Считал, что умнее всех. Посмотрим, как он заговорит, когда мои «косари» сломают ему длинные пальчики один за другим.

— Минуточку. Я слышал, что Шуберт поимел на фирме кое-какие деньги. Кто-то упоминал миллион. Если я окажу кое-какое содействие в его поисках, могу ли я рассчитывать на премию?

— Миллион это сильное преувеличение. Если бы каждая шестерка умыкала по миллиону,

"Кайсар" давно пошел бы по миру. Постарайтесь вытрясти из мамаши и ее придурочного сынка сведения о местоположении Шуберта, а я позабочусь, чтобы вас не обидели с квартальной премией.

Борман не посчитал нужным ставить доктора в известность относительно истинных масштабов украденного, у него были на деньги свои планы. Совсем необязательно было информировать руководство о том, что они найдены. Он давно хотел купить запасную квартиру побольше, заодно поменяв любовницу, старая уже надоела. Жена надоела еще раньше.

Доктор воодушевился посулами премии, если бы он знал, что Бен к этому времени по идее лет десять назад должен был умереть от старости, энтузиазма у него бы поубавилось.

Бену удалось накормить подружку в столовой и поесть самому всего за шестьдесят копеек. От рубля, вырученного от продажи носков с логотипом «Найк», осталось сорок копеек. Пижон в расклешенных брюках — «клешах» был рад до умопомрачения, заполучив фирменную вещь, не догадываясь, что носки давно шьются по месту его нынешнего проживания. Давно тому вперед.

— На меня кто-то смотрит! — пожаловалась Полина.

Он повернулся к ней, чтобы посоветовать держать нервы в кулаке, и в этот момент оглушительно ахнуло, и витрина с надписью "Пейте соки" с убогими двумерными картинками в виде треугольников и квадратиков, рядом с которой они остановились, раскололась пополам, после чего верхняя половина опрокинулась на асфальт и разлетелась вдребезги. Он решил, что она сама раскололась, пока не увидел дыры от дроби в прилавке.

Бен пришел в себя от милицейского свистка и увлек девушку прочь с центральной улицы. Это оказалось легко, сразу за фасадом открылся двор, тесный, с множеством углов и выходом на соседнюю улицу. На всякий случай они миновали и ее и спустя еще один безликий дворик, копию предыдущего, попали на соседнюю улицу.

— Подождите меня, я уже стар, чтобы так бегать! — к ним приблизился запыхавшийся мужчина в линялом пиджаке.

— Что случилось? — Бен подозрительно оглядел незнакомца.

На вид ему было лет шестьдесят, склонный к тучности, пиджак едва застегивался на единственную пуговицу на объемистом чреве. Мясистое лицо и уши с пышной растительностью. Обычный совдеповский пенсионер.

— Как что случилось? В вас стреляли! — произнес запыхавшийся пенсионер с неуместным напором.

— Это вас не касается! — возмутился Бен.

Они намеревались идти дальше, но старик схватил Бена за руку, и тот вынужден был повернуться к нему.

— Дело есть, — нагло предложил незнакомец.

Заподозрив неладное, Бен попросил:

— Покажите вашу руку!

Старик безропотно закатал оба рукава, татуировки не было. Руки были белые, ровные как у женщины. Такие руки бывают у людей, отродясь не занимавшихся физическим трудом — у бухгалтеров, учетчиков и прочей шушеры. Но вел себя пенсионер чересчур назойливо для подобного типа братии.

— Вы знаете, кто в нас стрелял? — спросил Бен.

— Откуда же мне знать о ваших грехах? Вам за них и ответ держать.

— Зачем же вы за нами гнались?

— Работа для вас есть. Я заплачу, — он показал три рубля одной бумажкой. — Я вас не тороплю. Улаживайте свои дела, а вечерком, часов шесть, я буду ждать вас у кинотеатра «Восход». Я все сказал.

Он пошел прочь уверенной походкой.

— Как ты думаешь, кто этот человек? — спросила Полина с опаской.

— Похож на вора в законе, а татуировок нет.

— Мы пойдем к нему?

— Будет вечер, будет и песня. Потом решим. У меня из головы не идут слова, что это наши грехи, нам за них и отвечать. Почему стреляли в нас?

— Почему ты решил, что в нас? Обычная криминальная разборка, — пожала она плечами.

— Мы оказались не в том месте, вот и все. У нас в Алге семейную пару расстреляли, по чистой случайности оказавшихся на линии огня.

— Окстись! Какие разборки? Тут единственный выстрел уже ЧП. Нет, стреляли именно в нас. И хотели убить именно нас.

— Татуированные?

— Возможно, но я ни разу не видел у них огнестрельного оружия. Только ножи.

Баптисты не любят лишнего шума. Они нас прирезали бы втихаря на кладбище, чтобы далеко потом не носить, и все.

— Кто ж тогда? Мы тут и не знаем никого?

Бена пробрал холодок от догадки, она потянула за собой еще одну, более глубокую, а за ней открывалась настоящая пропасть уже не догадок, замаячили тени неких жутких открытий, а даже откровений. Но Полине он ничего не сказал, хотя она, поняв, что он о чем-то догадался, так трясла его за рукав, что едва не оторвала.

По пути в поселок им надо было пройти мимо стадиона «Химик», там как раз в пятый раз подряд звучала сакраментальное "Увезу тебя я в тундру" в исполнении ВИА «Самоцветы», когда их нагнала и накрыла густая сизая туча. Туман.

— Господи, это не к добру, — Полина вцепилась ему в руку.

— Хорошо женщинам, говоришь "Мне страшно", чувствуешь себя ребенком и одновременно защищенной. Нам мужикам сложнее, у нас нет иллюзий.

Навстречу из облака выплыла сутулая фигура, и Бен поторопился спросить, часто ли у них туманы, пока фигуру опять не поглотила хмарь.

— Это не туман, а прорыв на химкомбинате. Труба лопнула. Нефтепровод "Дружба".

Слыхал? Часто не часто, а раз в неделю заволочет.

— Надолго?

— Кто его знает? Как устранят. Завтра уже ничего не останется.

Они опять остались одни. У тумана обнаружился едкий химический запах. Нечто вроде тошнотворной смеси сгоревшего компота с чесноком.

— Какие твои планы? — спросила Полина.

— Хочу посмотреть на дом Кривоногова. Сейчас это будет сделать проще, в тумане нас никто не заметит.