— Мы сами будем решать, как нам жить, — с необычной для нее жесткостью сказала Светлана.
Она сейчас была единственным бойцом среди нас. Остальные в силу разных причин предпочли не вмешиваться.
— А о чем, собственно, идет речь? — вдруг озаботился Алекперов. — В чем расхождения? Может быть, если мы определимся в этом, то окажется, что наши позиции не так уж сильно расходятся?
— Мы должны сохранить самостоятельность.
— В чем? — сказала Светлана.
Демин все так же покусывал нервно ус.
— Конкретнее, — попросил Алекперов.
— Кадровые вопросы, организационные, творческие.
— Не возражаю, — сказал Алекперов.
Все воззрились на него. Даже Демин оставил ус в покое.
— Вы не сказали ничего такого, с чем я не был бы согласен, — признал Алекперов. — У вас будут еще какие-нибудь пожелания?
— Нет, — сказала Светлана.
— Я обещаю, что ни один человек не будет вам навязываться вопреки вашему желанию. Я обещаю, что вы не будете снимать то, чего снимать не хотите. Я обещаю, что никто из вашего коллектива не будет уволен против его воли. Этого достаточно?
— Вполне, — после долгой паузы ответила Светлана.
Я увидел, как дернулся Демин. И понял, что лично его такой расклад совершенно не устраивал. Он запаниковал и воззрился на Светлану, но она не смотрела на него.
— Как видите, имело место обычное недопонимание, — сказал Алекперов. — Никто не собирается навязывать вам новую концепцию или смену состава. И даже единственный человек, который придет к вам, — он кивнул на Горяева, — никоим образом не будет вмешиваться в вашу работу. Его дело — бумажки. Вся эта отчетность, заниматься которой вам вряд ли с руки. Он будет заниматься документами. Всеми этими договорами, счетами и платежными ведомостями.
Вот через кого отныне потечет денежный поток.
— Мы бы хотели участвовать в решении финансовых вопросов, — вдруг сказал Демин.
— Поконкретнее, пожалуйста, — попросил Алекперов. — Я не совсем понял.
Все он прекрасно понял. Демин снова пошел ва-банк. Наверное, он ясно представлял себе, что почва уходит у него из-под ног и вряд ли уже можно что- торешить в свою пользу, но осознание этого только придало ему решимости. Это была решимость отчаявшегося.
— У нас было так заведено, — сказал Демин, — что мы всегда знали суммы заключенных договоров и сообща решали, с кем подписывать контракт, а кому отказать.
Черта с два так у нас было заведено. Но никто из присутствующих Демина не поправил, ожидая продолжения.
— И кому сколько заплатить, тоже решали мы, а не дяди.
— Да у вас, я смотрю, был настоящий колхоз, — развел руками Алекперов и улыбнулся скупой улыбкой хозяина, давая понять, что не воспринимает слова Демина всерьез.
— И если уж мы говорим о том, что все должно оставаться так же, как было при Самсонове, — это тоже надо принять во внимание.
Демин заговорил с затаенной злостью и напряжением. Я буквально почувствовал, как он жаждал самсоновского кресла.
— Кстати, хорошо, что мы коснулись и денежного вопроса, — сказал Алекперов так, будто только что об этом вспомнил. — Я как раз хотел сказать, что с первого числа мы вдвое повышаем зарплату всемчленам творческой группы. Так что, как видите, и материально никто не будет ущемлен.
Они говорили о деньгах, но о разных деньгах. Демин хотел бы контролироватьпоступление средст вот рекламодателей, а ему предлагали довольствоваться лишь малой их частью, той, которая называетсязарплатой.
— Вы меня, наверное, не поняли, — закусив удила Демин. — Я говорю не о зарплате…
— Я прекрасно вас понял, — ответил Алекперов. — И мои слова — это мой вам ответ.
Показал, кто здесь хозяин. Оно и понятно, у Демина не было никаких шансов на выигрыш. Но он уже не мог остановиться.
— Все вопросы — ничто, если не решен вопрос о деньгах. Или мы участвуем в решении финансовых проблем…
— А на каком основании? — приподнял бровь Алекперов. — По Уставу трудовой коллектив не обладает правом вмешиваться в финансово-хозяйственную деятельность…
— По какому Уставу? — враз подсевшим голосом спросил Демин.
— По Уставу фирмы «Вот так история!», — пояснил Алекперов и выложил на стол скрепленную лентой брошюру с лиловой печатью на обложке. — Фирмы, которая официально зарегистрирована и которой переданы права на знак программы «Вот так история!».
На Демина было больно смотреть. Проигравшего мужчину можно сразу вычеркнуть из реестра живущих. Он еще будет существовать, но и только. От таких ударов не оправляются.
— Не люблю всех этих канцеляризмов, — продолжал Алекперов как будто даже извиняющимся тоном, — но вы и есть те самые члены трудового коллектива. Вернее, станете ими сегодня, когда вами будут подписаны индивидуальные контракты.
Он улыбнулся, давая понять, что ничего особенного не происходит.
— Нет-нет, это всего лишь формальность. Надо официально оформить отношения между людьми, делающими программу, и фирмой, которой эта программа принадлежит.
Алекперов похлопал ладонью по сброшюрованному Уставу свежеиспеченной фирмы.
— А вам не кажется некрасивой история со столь поспешно возникшей из ниоткуда фирмой, когда создатель программы всего лишь сутки как погребен? — с яростью спросил Демин.
Но его тон нисколько не напугал Алекперова.
— Мы ведь с вами обсуждаем, как нам быть, чтобы сохранить программу, — сказал он. — Не так ли? И, только сохранив ее, мы сможем сказать с чистой совестью, что сохранили память о Самсонове.
Все это было шито белыми нитками. Но подано безупречно. Демин захлебнулся воздухом и угас. Все, он уже не боец. Алекперов демонстративно посмотрел на часы. Он явно уделил нам слишком много времени.
— Сейчас вы обсудите с Дмитрием Ивановичем все вопросы, — сказал он.
Все поднялись. Демин пошел к двери первым. Он был взбешен и не мог этого скрыть. В полном молчании мы проследовали к самсоновскому кабинету. Горяев замыкал шествие, до поры не выходя на первые роли. Но никого это уже не могло обмануть. Демин распахнул дверь кабинета, посторонился, пропуская нас, и, когда в коридоре остался один только Горяев, сказал, глядя на него белыми от бешенства глазами:
— Вам придется обождать. Мы должны поговорить кое о чем.
И грохнул дверью перед носом у Горяева.
— Зачем ты так, Илья! — воскликнула Светлана.
— Затем! — рявкнул Демин, прошелся по кабинету, пряча в карманах руки, сжатые в кулаки, и остановился перед Светланой:
— Ты хоть поняла, что произошло? Нас выкинули! Как ненужный хлам! Как недоумков каких-нибудь!
— Он же сказал, что никого не уволят, — напомнил Кожемякин.
— Да не верь ты ему! — взвился Демин. — Решать будет тот, кто хозяин! А хозяин теперь Алекперов! И программу нашу захапал, и название зарегистрировал на себя! Он теперь всем распоряжается! И через месяц, самое большее — через два, ты уж помяни мое слово, он повышвыривает нас, как щенков.
— Ну зачем это ему? — поморщилась Светлана. — Мы будем продолжать делать то же, что делали прежде. И какой смысл Алекперову разгонять команду, у которой есть какие-то наработки, есть опыт?
Она покачала головой.
— Мне было так стыдно сегодня, Илья. Грызня из-за денег, вся эта грязь, когда Сергея едва-едва похоронили…
— Послушай! — Демин положил руки на плечи Светлане и заглянул ей в глаза. — Может, я что-то делал не так. И в чем-то действительно был не прав. Но все это меркнет на фоне того, что сделал Алекперов. Он еще при жизни Самсонова, за его спиной, начал эту возню с патентом на программу. Неужели ты не поняла, что происходит? Он хотел подмять Самсонова, превратить его в простого наемного работника, которого в любой момент можно вышвырнуть. И смерть Сергея только облегчила ему задачу. Никаких тебе судебных разбирательств, ничего. Нет человека — нет проблемы. И ты считаешь, что ничего не происходит?
— Какая грязь! — прошептала Светлана. — Как тяжело. Как плохо.
Ее лицо стало совсем темным. Демин обернулся к нам — ко мне и Кожемякину.
