Для справки: Живоглот мог спокойно признаться еще в десятке убийств, сколько б ни убил, больше пожизненного заключения он не получит. А пожизненное заключение во Франции длится 22 года, дальше держать человека в тюрьме считается негуманным.

Между тем, следствие продолжало искать в Тулузе следы преступлений. Ведь проститутки указывали, где, по каким адресам можно найти вещественные улики — фотографии, видеокассеты. Нигде ничего не нашли. Несмотря на шум и трескотню в прессе, дело явно захлебывалось. Спасли августовские отпуска, когда во Франции все останавливается, все дела откладываются, все, кто могут, уезжают к морю. Ну а потом разразилась страшная жара, тысячи смертей, короче, общественности было на что переключить внимание.

Но вот к середине сентября какие-то предварительные итоги подвели. И состоялась очная ставка бывшего мэра Тулузы Доминика Бодиса с проституткой Фанни, которая до этого в течение четырех месяцев твердила, что Доминик Бодис ее лично многократно насиловал садо-мазохистскими способами. На очной ставке девица Фанни сразу заявила, что с этим человеком (Домиником Бодисом) она не знакома и видит его впервые. Спрашивается, почему не начали с очной ставки, прежде чем огород городить? А потому что в демократической Франции существует сложная судебная процедура, смысл которой — оградить свидетеля от возможного давления со стороны администрации. В принципе, конечно, процедура — вещь полезная, но в данном случае получалось, что девица Фанни лепила, что ей в голову взбредет, без всяких доказательств. А доказывать приходилось Доминику Бодису — мол, в тот вечер, когда, по словам Фанни, я занимался с ней садо-махозизмом с Тулузе, я был в Париже, сидел в парламенте (вот фотография), а потом вел заседание Комиссии (вот протокол заседаний). Кстати, существует мнение, что Доминик Бодис был выбран мишенью и обвинен в разных садо-мазохистских пакостях не случайно. Ведь он председатель Парламентской комиссии, задача которой — препятствовать проникновению порнографии и завуалированной порнографической рекламы в средства массовой информации и, в первую очередь, на телевидение. То есть он мешал кому-то зарабатывать большие деньги, а раз мешал, — то получай в морду, мы из тебя и сделаем главного развратника!

Разумеется, свободная и объективная французская пресса не отказывала Доминику Бодису в праве защищаться, но чтоб не гасить интерес к интриге, делала это так: «Бывший мэр Тулузы, которого обвиняют (следовало подробное перечисление всех развратных действий), заявил, что в тот день быть в Тулузе не мог и показал билет на самолет. Но адвокат Живоглота считает, что билет легко можно подделать. В общем, месье-дам, понимайте, как знаете».

У меня было мало личных знакомств с французскими политиками. Сужу о них, как и все рядовые французы, по их словам и делам. Миттеран, конечно, был на голову выше всех, но врал, как дышал. И Ширак соврет, недорого возьмет. Доминик Бодис, по моим понятиям — может, и ошибочным, — один из немногих честных людей во французской политике. Бывший тележурналист, он долгое время был мэром Тулузы, и никто ему не мешал оставаться на этом посту до конца жизни. Более того, прочили место в большой политике. Но Доминик Бодис добровольно отказался от всех политических амбиций, он просто член парламента, и кажется, у него не все в порядке со здоровьем. После заявления девушки Фанни на очной ставке все французские масс-медиа отцепились от Доминика Бодиса, обещая, правда, еще много разных разоблачений, но уже с другими людьми. Однако на политической карьере Доминика Бодиса поставлен большой жирный крест. Думаю, теперь его не выберут даже церковным старостой. Помните, как в старом советском анекдоте, — то ли он украл, то ли у него украли, в общем, темный человек…

И еще: у этого развлекательного французского сюжета есть другие жертвы, кроме Доминика Бодиса. О них никто не пишет, никто не вспоминает. Я имею в виду родственников тех юных женщин, которых зверски убил Живоглот. Можно себе представить, что пережили и переживают эти люди. Не верю, что они простили французскому правосудию, что палача их детей не казнили. Вина Живоглота доказана, он сам все подробно расписал, нет места судебной ошибке. Ладно, согласимся, смертная казнь негуманна, но в ней есть хоть одна справедливость: об убийце забывают. А тут вдруг Живоглот опять всплывает на поверхность, мелькает по телевидению, красуется на журнальных обложках. Вторая жизнь, да еще какая громкая слава! О его преступлениях уже не упоминают, он выступает в качестве важного свидетеля. Того гляди, он войдет в историю Франции как доблестный борец с аморалкой и чиновничьей коррупцией.

Школьное образование во Франции не то чтобы плохое, но оно обесценилось. Раньше ученик, кончивший лицей и получивший степень бакалавра, сразу становился кое-кем, то есть перед ним открывались определенные перспективы. После того, как в течение нескольких десятилетий Франция стремилась перевыполнить план по «баку» (так французы называют степень бакалавра, то есть российский аттестат зрелости), а лицеи развернули настоящее социалистическое соревнование, как в СССР, — у кого больший процент успешно сдавших экзамены, то теперь «бак» не дает ничего. Точнее, он лишь доказывает, что обладатель его — не полный идиот. Университетский диплом, особенно гуманитарный, за редчайшим исключением, тоже пустая бумажка, которая никак не гарантирует, что дипломник найдет работу. Настоящий диплом и настоящую гарантию на будущее дают лишь три высшие школы (я бы их назвал «академиями»), но туда с улицы не попадают. И потом, три нормальных учебных заведения на всю страну — не так уж густо.

Все понимают, что французская система среднего и высшего образования в кризисе. Все, и в первую очередь, учителя, требуют срочных реформ. Однако, как только правительство — причем, любое правительство, правое или левое — робко пытается приступить к реформам, как начинается мощное сопротивление школьных и университетских профсоюзов.

Не знаю, известно ли читателям о массовых манифестациях во Франции. Впрочем, наверно, никого уже в мире этим не удивишь. Сами французы день без забастовок или демонстраций, которые начисто блокируют движение городского транспорта, считают потерянным днем, в стране привыкли, что во время демонстраций происходят разные мелкие безобразия: ну, забросают полицию камнями, вывалят перед входом в префектуру гору капусты или картошки, подожгут грузовики с иностранными номерами, везущими импортное мясо, выльют в канаву итальянское вино, подавят тракторами ящики с испанскими персиками — француз лишь пожмет плечами. Но недавно вся Франция застыла в шоке перед телевизионной картинкой. И было от чего: ну, представьте себе, вы смотрите репортаж, как забастовщики-учителя, сгрудившись плотной толпой у школьных ворот, осыпают ударами полицию… Минуточку, перебьют меня, что ж тут особенного, драки с полицией во Франции — национальный спорт!? Продолжаю:…а полиция, образуя живой коридор, ограждает от яростных атак учителей… Кого? Министров? Капиталистов? Угнетателей рабочего класса? Нет, маленьких школьников, которые идут в школу сдавать экзамены!

Более абсурдной сцены трудно придумать.

Коротко, из-за чего весь сыр-бор разгорелся. В этот раз правительство, явно по недомыслию, решило проводить две реформы одновременно: пенсионную и учебно-образовательную. Обе реформы непопулярные, однако правительство полагалось на здравый смысл французов, ибо даже ежу понятно, что в нынешнем виде французская пенсионная система рухнет, то есть наши дети, уж не говоря о внуках, останутся без пенсии. И одна из необходимых мер для спасения пенсионного фонда — уравнять всех в правах. Кажется, что может быть проще в стране, которая гордится своими республиканскими традициями равенства и братства? Тем более, что Францию, наряду со многими ее европейскими соседями, можно по праву назвать страной победившего социализма.

Правда, благами социализма во Франции пользуются только определенные категории трудящихся, в основном, государственные служащие. Когда-то, путем классовых битв, они добились определенных привилегий, и расставаться с ними, то есть употребляя формулу Орвелла, перестать быть равнее других, они категорически не желают. Например, когда-то работа на железнодорожном транспорте была действительно очень тяжелой: машинист, кочегар, жаркая топка паровоза… И железнодорожники добились, что для них пенсия — в 55 лет. С тех пор много воды утекло. Нынче, при современной технике, водить электровоз гораздо проще, чем водить автомобиль по центру Парижа. Однако железнодорожники, включая кассиров и складских рабочих, усиленно бдят, и на каждое поползновение на их привилегии отвечают всеобщей забастовкой, парализующей страну.