— Расисты, расисты!
Разномастная толпа парижан незамедлительно придет на помощь, дружно навалится на полицейских, и уж тогда задача полицейских — самим унести ноги подобру-поздорову.
Второе — воровать должны дети.
Необходимый комментарий. По французскому либеральному законодательству, дети до 13 лет вообще не подсудны. Если на парижской улице двухметровый громила вырывает у вас сумочку и пинает ногой в живот, причем, среди бела дня, то он делает это не потому что такой смелый, а потому что знает — он ничем не рискует, ему 17 с половиной лет и в худшем случае, после сотого привода в полицейский участок ему дадут три месяца условно. В газетах такого громилу будут ласково именовать «ребенок». Полная уголовная ответственность во Франции начинается с восемнадцатилетнего возраста. В марте 2002 года в газетах проскользнуло сообщение, что в Нантерре арестован восемнадцатилетний юноша, который терроризировал этот парижский пригород в течение трех лет. Он вырывал у пожилых людей сумки и кошельки, а если старушка упорствовала, то он ее избивал. Полиции были прекрасно известны его подвиги, но она перестала его арестовывать, какой смысл? Приведут «ребеночка» в участок, и в тот же день, после душеспасительной беседы судья выпускает его на свободу. И вот только в марте, когда милый мальчик достиг совершеннолетия, его арестовали, начали расследование и выяснили, что на совести у шалуна более 500 (!!!) ограблений и избиений. Он их совершал от четырех до семи в день. Думаю, что такая регулярность и работоспособность даже взрослому матерому преступнику не по силам.
Тем не менее, повторяю: надежнее и безопаснее воровать с помощью детей, не достигших 13-летнего возраста.
…На вечерней парижской улице я вижу, как потрошат салон роскошного «мерседеса». На шухере стоит черный качок с мрачным выражением лица, рядом интеллигентный негр с седыми висками, который ласково улыбается редким прохожим. А в салоне шурует восьмилетний шоколадный мальчишка, рожица такая симпатичная — ну прямо с рекламы детских продуктов. Вот вам пример профессионализма с хорошим французским юмором, а главное, со стопроцентной гарантией безопасности. Ведь если прибежит хозяин «мерседеса», то получит по роже от качка. Редкие прохожие, оценив обстановку, ответят улыбкой седовласому интеллигенту. Ну а если вдруг появится полиция, то ей придется иметь дело лишь с восьмилетним мальчиком. А что поимеешь с восьмилетнего ребенка? Он заметил, что дверь машины открыта и забрался в нее поиграть. Все? Все. Своего адреса, естественно, ребенок не помнит, но может добраться домой сам. И полицейский, вздохнув, угощает ребенка конфетой и говорит, чтоб тот, возвращаясь домой, переходил улицу только на зеленый светофор.
Цыгане давно раскусили особенности французского законодательства. Если на вас накатывается миниатюрный цыганский табор, то в нем роли распределены заранее. Цыганки предлагают погадать и тем самым отвлекают внимание. А ваши карманы или сумочки чистят цыганята.
Необходимый комментарий. Все, что я сказал про цыган, политически некорректно. Цыган во Франции уважительно называют «путешествующими людьми». Путешествуют «путешествующие люди» не на заморенных лошаденках, а на комфортабельных машинах с прицепами, а начальник табора (или как он у них называется — директор производства?) обязательно на «роллс-ройсе». Никто не спрашивает, откуда у них деньги, это политически некорректно, хотя известно, что цыгане не работают, правда, жители деревень или маленьких городков, возле которых останавливается табор путешествующих людей, подымают истошный вопль, мэрии энергично протестуют, ибо в округе начинается повальное воровство. Однако французская пресса, если как-то откликается, то объясняет это расизмом и отсталостью местного населения.
И все же классический урок, как надо воро…, простите, политически некорректно, — как надо работать во Франции, был дан не какими-то вольными цыганами или парижскими мелкими уголовниками, нет, классический урок был дан выходцами из стран бывшего социалистического Восточного блока, где люди привыкли к строгой организации. Летом 2001 года в Париже высадился десант румынских детей, в возрасте от восьми до 12 лет. Юные карманники прошли отличную подготовку где-то в районе Плоешти и показали в Париже высокое мастерство. Полицейские считают, что чуткие пальцы детей на ощупь определяют, какого достоинства купюра в кошельке у клиента. А клиентами, как правило, являются японские и американские туристы: японцы — потому что носят при себе много наличности, американцы — потому что на черном рынке высоко котируются американские паспорта.
В плотной праздничной толпе на эспланаде Трокадеро маленьких румын не видно и не слышно. Они вообще друг с другом не разговаривают. Они застыли у стенки, панорама Парижа им по фигу, и оживают они лишь тогда, когда прибывает очередной автобус с японцами. Техника отвлекающих маневров доведена до совершенства. В журнале «Пари-Матч», который посвятил «румынской» проблеме интересный репортаж, есть потрясающие фотоснимки, своего рода стоп-кадры: вор расстегивает сумочку, вор запускает туда руку, вор вынимает кошелек, передает его напарнику (напарнице), далее кошелек передается третьему лицу, которое тут же исчезает. И все в считанные секунды. Ариведерчи, Рома! Естественно, возникает вопрос: если штатский фоторепортер смог не только различить воров в толпе, но даже зафиксировать их лица на пленку, то почему натренированные полицейские в упор этого не видят?
Тонкий французский юмор, непонятный тупым иностранным туристам?
Дело в том, что ни одного взрослого румына в окрестностях Трокадеро бдительная полиция не обнаружила. На Трокадеро орудуют только дети. По оценке экспертов каждый такой маленький ворюга в день добывал до 25 тысяч франков (примерно 4 тысячи долларов). Но никто не видел, чтоб дети покупали себе хоть что-то съестное или чтобы их кто-то кормил. Если детей ловят (уж как нерасторопна французская полиция, но если постарается, то может), встает вопрос: что с ними дальше делать? Дети молчат, как красные партизаны на допросе. Дети делают вид, что по-французски ни бум-бум (а может, и действительно так). Детей до 13 лет во Франции наказывать нельзя, можно наказывать их родителей. Но где родители? Даже если удается проследить маршрут детей от «места работы» до дома (где-то в восточных пригородах Парижа) и вломиться в квартиру, то взрослые разыгрывают спектакль — дескать, с детьми абсолютно незнакомы, а дети объясняют знаками, что ошиблись адресом. Дотошный полицейский может затребовать документы. Если у взрослых какие-то нелады с документами, взрослых и детей удается выслать из Франции. Однако через две недели те же дети опять появляются на Трокадеро или около Эйфелевой башни, а при очередном приводе в полицию называют себя другими именами.
Проблему маленьких румын живо обсуждали французские СМИ. На Западе СМИ называют «четвертой властью».
Необходимое разъяснение для русского читателя. Четвертая власть на Западе — это не литературный образ, это действительно так. И не потому, что журналисты шибко умные — хотя и не без этого, — а потому что они четко улавливают, куда склоняется общественное мнение. Настоящая же власть умело подбрасывает СМИ нужные ей факты и идейки и таким образов участвует в формировании общественного мнения. Если подбрасывает неумело — получается себе во вред. Такой вот сложный симбиоз.
Что же в конце концов решила четвертая власть? Конечно, в прессе не все так категорично, конечно, с нюансами, но если делать короткое резюме, то вот оно.
Все деньги, украденные детьми, уходят в карманы румынской мафии. Румынская мафия, пользуясь нищетою в стране, легко покупает детей у их родителей. В Румынии в отдельных районах — строительный бум, воздвигаются кирпичные виллы для мафиози, но никто из детей, уехавших во Францию, не вернулся и никто не пересылал своей семье денег. Румынская мафия жестоко выдрессировала и запугала своих юных питомцев. Румынской мафии чужды сантименты, поэтому парижская полиция резонно полагает, что если начать вылавливать маленьких ворюг, то в ответ румынская мафия будет их сурово наказывать за «плохую работу». То есть топить для острастки в Сене, как котят, или — гуманный румынский вариант — заставлять их проституировать на парижских улицах. Значит…
