Ну не нашла я комнаты, где проходил семинар! Ведь у нас часть лекции — на улице Вожирар, часть лекций на улице Ассас, — а это другой район Парижа, и заплутаешь по коридорам. Теперь, увы, нахожу. Почему увы? Семинар — самое ужасное, что есть в университете, ни поговорить, ни познакомиться, ни книжку почитать, надо слушать лектора, записывать и отвечать на вопросы. Тоска смертная! Нравится ли мне право? Как право может нравиться? Право надо зубрить и все. Вот когда читают «Историю права», то мне интересно. Трудно ли по сравнению с лицеем? Скажем так, непривычно. В лицее были каждый день уроки, а тут — смотри, в четверг лекции с восьми утра до семи вечера, рука не успевает писать, рука отсохнет. А в пятницу — ни единого занятия. В лицее в классе 30 человек, а в «Ассасе» на утренних лекциях в зале — 700 студентов, а вечером -1600. Не слышно? Кого? Лектора? Слышно, он в микрофон говорит. Да кто его слушает? Может, тот кто на передних рядах… Я не сказала, что на лекциях скучно, на лекциях как раз весело. Все болтают, знакомятся друг с другом, смотрят, кого закадрить, все время звонят сотовые телефоны. Кто журналы читает, кто плеер слушает, кто говорит по телефону, кто самолетики пускает. Если самолетик, пущенный с верхотуры амфитетра, долетает до лектора, все встают и аплодируют. Если лектор сморозит какую-нибудь глупость, типа «Зимой бывает холодно», все кричат: «Браво!». За три минуты до конца лекции начинается тихий свист. Лектор говорит: «Птицы, остановитесь!». И тогда уж свистят все. Пытается ли лектор оживить лекцию? Что значит «оживить»? Сказать такое, чтоб его все слушали? Ему это не надо, как правило, у всех преподавателей есть свои книги, то есть учебники, по ним они и читают. Монотонно. А слушаешь ты или нет — твое личное дело. Не слушаешь лекцию — покупай учебник и зубри по нему. И потом, всем известно, что половина студентов записалась в университет не для того, чтоб учиться, а для того, чтобы тусоваться. Я наблюдаю их времяпрепровождение: являются на вторую или на третью лекцию, то есть хорошо выспавшись, побудут часок-другой, затем идут в библиотеку. Читать учебники? Ну, насмешил! В библиотеку — потому, что там Интернет бесплатный. Они по Интернету поползают, и уж до вечера в кафе. Все знают, что после первого курса на экзаменах завалится 80 процентов. Те, кто смогут перейти на второй курс, те и будут учиться по-настоящему. Бесплатное обучение? Не такое уж оно бесплатное. Я же говорила — надо платить за запись, за страховку, за учебники. Дешевая столовая? Те, кто в ней побывали, утверждают, что горячее блюдо там — 15 франков. Чтоб было вкусно — не слыхала. Я ни разу туда не прорвалась, огромные очереди. Надо выбирать: или стоишь в очереди, или идешь на лекцию. Умираю с голоду? Не волнуйся, во-первых, я бутерброды из дома беру, во-вторых — только маме не говори — я тоже в кафе сижу, все кафе около университета забиты, а кафе в Париже дорогие, так что бесплатного обучения не получается.

Но вообще в университете забавно. На прошлой неделе у входа в «Ассас» нам всем презервативы раздавали. Какая-то студенческая корпорация раздавала вместе с приглашением на праздник в честь нового «божоле». Пойду ли я? Не знаю. Я не люблю это вино. Кстати, когда праздник? Через десять дней? У-у, через десять днем у меня могут быть совсем другие планы.

«Но очень трудно в Париже женщине, если женщина не продается, а служит», — так писал Маяковский в 1928 году в своем стихотворении «Парижанка». Значит, расскажем о тех, кто служит.

…В 6.30 утра она просыпается под музыку. Это включился радиобудильник. Душ, туалет, первый завтрак (чашечка кофе и круассан), одежду она приготовила с вечера — все делается стремительно. А вот за макияжем у зеркала она проводит минут пятнадцать — тут нельзя торопиться. Если у женщины есть ребенок, она успевает по дороге завезти его в школу или в детский сад. Если она работает за городом, то поедет туда на своей маленькой «Рено-Клио». Но наша молодая женщина — назовем ее Жаннет — служит в конторе на Елисейских Полях, туда глупо тащиться через все городские пробки на машине, да и паркинга не найдешь. А метро — удобно, быстро и всего с одной пересадкой. В утренних вагонах метро полно элегантных, подтянутых женщин. В утренних вагонах метро нет толкотни, никогда не бывает ругани, пассажиров объединяет некоторая корпоративность — люди едут работать. Около девяти утра на центральных улицах Парижа как бы происходит парад мод. Через час или два эту хорошо и строго одетую публику сменят иностранные туристы — в шортах, майках и стоптанных кроссовках — тьфу, противно смотреть…

Жаннет покинет контору после двенадцати дня, и если нет дождя, то сядет за столик кафе, выставленный на тротуаре. Сегодня на второй завтрак Жаннет закажет салат и кофе со сливками (не потому, что нет денег, а потому что надо блюсти фигуру). Ест она не спеша, с видимым удовольствием, болтает и смеется с подружкой. Она знает, что прохожие любуются ею. Поймав косой взгляд Жаннет, вздрогнет толстая миллионерша из Нью-Йорка, которая только что сделала закупки на тысячи долларов в фешенебельном магазине (это не моя фантазия: даже знаменитые мировые красотки в своих интервью признавались, что со страхом думали — как они будут выглядеть в глазах парижанок?). Кончив работу в шесть вечера, Жаннет зайдет в большой магазин, обогнет бесчисленные прилавки с роскошной французской парфюмерией, не глядя, купит только одну вещь (она заранее знала, какую), потом поднимется на второй этаж и купит свитерок, который именно в этот день продается со скидкой.

В семь часов у нее свидание с Пьером в кафе «Довиль». Она берет аперитив и соленые орешки, а Пьер шепчет нежные слова и приглашает пообедать в ресторан «Эльзас». Жаннет размышляет: свиданка в кафе ничего не значит, а вот обед в дорогом ресторане уже обязывает. В принципе Жаннет не против, но завтра рано на работу, ей надо быть в форме, а заниматься любовью, глядя на часы… Нет, поговорим о ресторане в субботу.

В девять вечера Жаннет дома, запускает стиральную машину, одним глазом лениво смотрит телевизор и готовит себе нехитрую еду: зеленую фасоль на сковородке и ломтик ветчины. Жаннет вздыхает: конечно, в «Эльзасе» очень вкусная рыба, прекрасные устрицы и эскарго, тонкие белые вина, но… Но хорошо, что она отказалась. Отпуск через месяц, и ей надо похудеть. Она накупила себе массу туалетов, если она в них не влезет, это будет катастрофа. Через месяц, в Биаррице, у нее пойдет другая жизнь: водные лыжи, пляж, купанье, ночные дискотеки. Жаннет знает, что она наверняка наделает много глупостей, и, скорее всего, не с одним партнером.

Существует теория, согласно которой, Французская революция стала неизбежной после того, как Людовик Четырнадцатый построил Версальский дворец. Народ не мог простить своим королям такой вызывающей роскоши. Усвоили ли уроки Истории богатые люди во Франции?

Старый дом на старой улице в центре Парижа. Когда-то в нем жили рабочие, белошвейки, лавочники, ремесленники. Да и теперь, наверно, их бедные потомки… Позвольте, бедные люди в центре Парижа? А знаете, сколько тут стоит каждый квадратный метр жилплощади? И пусть вас не смущает неказистый фасад XVIII века, его сохранили специально, чтоб не нарушать архитектурный ансамбль города. За старыми стенами — прекрасные квартиры, с современными удобствами, с антикварной мебелью. Вполне возможно, что какой-нибудь хозяин квартиры и получает пособие по безработице, только сама квартира тянет на несколько миллионов! Такой порядок вещей символичен для Франции: богатство не афишируется.

Париж манит сияющими витринами. По моему убеждению, нет таких денег, которые нельзя было бы истратить в Париже, магазины модной одежды, ювелирные лавки, продовольственные прилавки Фашона на площади Мадлен, где вы найдете бутылку вина за 2 тысячи франков (305 евро), первоклассные гостиницы, безумно дорогие рестораны, ночные клубы — проведите эксперимент, приезжайте в Париж с какой-нибудь веселой молодой особой, которой вы не можете ни в чем отказать — она вас за день, без особого труда выставит на миллион. Но это все забавы для иностранцев, для бесшабашной молодежи, для звезд кино и эстрады. Настоящий французский богач чуждается таких развлечении, известно, что покойный миллиардер Марсель Дассо, владелец французской военной авиационной промышленности, так вот, он любил, чтоб в его кошельке всегда было несколько новеньких пятисотфранковых банкнот, больших шалостей он себе не позволял.