Изменилась мода и в общественных отношениях. 89 процентов французов верят в семью, 80 процентов доверяют добровольным ассоциациям, 50 процентов — администрации и лишь 10 процентов — профессиональным политикам. Да, Франция живет бурно, но все эти увлечения и поветрия волнуют молодежь и людей, которые служат, работают, ведут собственное дело. Большая часть Франции (23 процента населения, согласно опросам социологических институтов) в этой жизни совершенно не участвует.

Итак, четверть Франции. В данную категорию входят владельцы мелких крестьянских хозяйств, жители отдаленных деревень, инвалиды, безработные, отчаявшиеся что-то найти, и в первую очередь, старики-пенсионеры. Современный мир им внушает ужас. Майкл Джексон, «Роллинг Стоунс», мобильные телефоны, факсы, мексиканская текила, серфинг и японские мотоциклы — для них одинаковая абракадабра. Инстинктивное их желание — плотно закрыть двери и окна, чтобы в дом или в квартиру не попадали отголоски модной, шумной сегодняшней суеты, и тем самым спрятаться в мир, который им дорог и близок, в мир воспоминаний, в мир прошлого.

Я мало знаком с французской деревней, о ней не берусь писать. А вот городские жители, входящие в эту категорию, мне известны. Условно говоря, я бы назвал их «людьми первых этажей». Да, наших русских первых этажей, окна которых на уровне глаз прохожего. Повторяю, название условное, многие живут в муниципальных домах на самой верхотуре или в собственных маленьких домиках в пригороде, однако психология у них одна — психология людей первых этажей.

На фотографиях старого Парижа запечатлены такие сцены: старушка вынесла стул из своей квартиры на тротуар, сидит, вяжет; пожилая пара удобно устроилась у своего окна на первом этаже и наблюдает за прохожими; компания дам преклонного возраста на стульчиках и табуретках расположилась у подъезда своего дома… Эти фотографии точно характеризуют городской быт тогдашней Франции. До 60-х годов нашего столетия жизнь улицы была главным развлечением для пенсионеров и домохозяек. Люди годами не покидали пределы своего квартала, зато свой квартал они знали наизусть. Для зоркого соседского ока не было тайной, почему месьё Жан в неурочный час отправился в кафе выпить стакан вина (значит, поругался с женой), или к кому идет вечером, стыдливо пряча глаза, мадмуазель Нинет. Возвращаясь с работы или с рынка, горожане останавливались у открытых окон соседей, здоровались, интересовались самочувствием, обменивались новостями. Естественно, основным источником информации были консьержки, непременные жители первых этажей. Но заиметь квартиру на «ред-шоссе» (так во Франции называют первый этаж) мечтали чуть ли не все старики. В том же доме снять или купить квартиру на первом этаже стоит значительно дешевле, а пенсионеры вынуждены считать каждый франк. Не надо со стулом или с тяжелыми сумками карабкаться по лестнице (лифты тогда были далеко не во всех домах, да и им французы традиционно не доверяли — опять сломаются). На первом этаже открываешь окно — и словно погружаешься в гущу жизни, не чувствуешь одиночества. Высунувшись из окна, можно было окликнуть лавочника, что напротив, и через пару минут услужливый мальчишка принесет в бумажном пакете к обеду ломтик ветчины, салат, бифштекс.

В шестидесятых годах автомобили, телевизор, большие магазины резко изменили лицо города. Исчезли меленькие лавки, и улица разом опустела. Бесконечный рев моторов, грохот машин, бензинная вонь не только гонят с тротуара, но и заставляют держать окна закрытыми. Телевизор разобщил людей — новости, кинофильмы, развлекательные программы каждый смотрит у себя в квартире на голубом экране. Раньше чужак был виден издалека, улица провожала его десятками настороженных взглядов. Ныне шляется столько постороннего народу, да еще понаехало негров и арабов, в газетах пишут о росте преступности, приметят старушку у окошка, взломают квартиру, ограбят — кто увидит? То есть все преимущества первых этажей теперь превратились в ловушку. Вот почему с наступлением темноты на первых этажах, как по команде, опускаются ставни, а многие так и живут с закрытыми ставнями, без дневного света. Конечно, на первом этаже существует особая солидарность: люди ходят друг к другу в гости — пить кофе, играть в карты (когда-то сиживали в кафе, сейчас это дорогое удовольствие), покупают больным лекарства, встречаются в церкви. Разговоры о детях, о внуках, разумеется, о здоровье и о тех друзьях и подружках, которых уж нет. Люди первых этажей хранят верность старым книгам, старым привязанностям, мелодиям пятидесятых годов и фильмам с Фернанделем и Луи де Фюнесом. И еще такая деталь: у старушек на первом этаже идеальная чистота, и когда они с тележкой пускаются в долгое путешествие на рынок или в ближайший супермаркет, то надевают лучшие наряды и тщательно пудрятся.

Во Франции поколение дедушек и бабушек галантно называют «третьим возрастом». С «третьим возрастом» заигрывают политики (какой процент избирателей!), ему адресуется множество печатных изданий (какая клиентура для врачей и фармацевтов!), а телевидение, как самому массовому и усидчивому зрителю, посвящает специальные передачи.

«Третий возраст» во Франции не такой боевой, как в Америке (американцы и в семьдесят лет прыгают, как сумасшедшие, с самолета на самолет, путешествуя по миру), но и не такой пришибленный и выжатый, как российские пенсионеры. «Третий возраст» тоже любит туристские поездки по Южной Европе, предпочитает сменить свою парижскую квартиру на домик в Провансе и там разводит свой сад, для собственного удовольствия. «Третий возраст» еще активен в местной муниципальной жизни, после обеда играет в «петанку», а вечером не прочь пойти в театр. Но люди первых этажей, хоть и относятся к той же категории, — статья особая. По причине недостатка здоровья или денег, они твердо знают, что им никогда не вырваться из больших городов, не купить домик на юге, а в деревне им просто не выжить (действительно, как без машины добираться до супермаркета за 30 километров?). Маленькая квартирка, где все раз и навсегда расставлено по местам, ставни на окнах, закрывающиеся наглухо, несколько друзей из соседних домов, семейный врач, который помнит наизусть ваши хвори, приветливая аптекарша, старый лавочник, который держится, несмотря на конкуренцию больших магазинов — вот та хрупкая скорлупа, защищающая людей первого этажа от модной, переменчивой современности, несущейся на огромных скоростях. Им этот мир чужд и они давно не пытаются его понять. Единственное их желание — достойно прожить остаток своих дней и не быть в тягость своим детям и внукам (если таковые имеются). Под Рождество мэрии устраивают торжественный бесплатный обед для «третьего возраста», и вот там собираются все люди первых этажей, разодетые, как на бал, возможно, последний в их жизни…

Когда Достоевский написал свою первую книгу, «Бедные люди», ни у кого не было сомнений, что он рассказал о действительно бедных людях. Когда во французской прессе я читаю многочисленные статьи о «новых бедных» (сейчас эта тема в моде, снят даже фильм «Ненависть», режиссера Матье Кассовица, получивший премию на Каннском фестивале), я никак не могу понять, о ком идет речь. То есть как определить границу между бедностью, нищетой и нормальным существованием? Во Франции всегда были и, видимо, будут клошары, я бы назвал их «профессиональными нищими». В последние годы в стране появились тысячи бездомных — это нищие или бедные? Не так просто определить, как кажется. Например, вот одна африканская семья. Отец и мать зарабатывают в общей сложности 16 тысяч франков в месяц (2440 евро) — солидный заработок, — но много детей. И муниципалитет не может им предоставить, согласно санитарным нормам, достаточно просторную квартиру. Они живут в вагончике. Другой случай: Шарль, коренной француз, 22 года, приехал в Париж на заработки. Работу не нашел, ночует на вокзалах. Бесспорно, парню не позавидуешь. Однако в Бретани у его родителей собственный дом, материальный достаток, и никто Шарля не прогонял из-под отчего крова… Кинокартина «Ненависть» повествует о жизни молодежи из «трудного» парижского пригорода: типичный «спальный квартал», ни кафе, ни кино, никаких развлечений, ребята не работают и не учатся, от нечего делать подворовывают, дерутся с полицией, поджигают машины, балуются наркотиками. «Бедные ребята!» — единодушно вздыхает французская пресса, комментируя фильм.