Вот какова французская глубинка, тихая, уютная, патриархальная. Не слишком ли в розовом свете я ее обрисовал? Спешу добавить несколько капель дегтя. Около Сальбри много лесов, заповедных мест охоты. Но это частные угодья. Колючей проволокой они не опоясаны, но висят надписи: «Частная собственность, посторонним вход запрещен». Для поддержания порядка в лесных хозяйствах это, возможно, и хорошо, но я-то привык свободно гулять по лесу. Так что в этом отношении я отдаю предпочтение русской глубинке.

И последнее. Мы снимали дом на окраине Сальбри, на берегу пруда. Все было прекрасно, но с наступлением темноты приходилось плотно запирать окна и двери, ибо на свет непонятно откуда прилетали огромные шершни, которые могли так сильно разжиреть только в глухих дебрях капитализма.

Во все времена советской власти бюрократ был излюбленной фигурой для сатирических перьев. Проходила ли страна период коллективизации или великого террора, войну или хрущевскую оттепель — критика бюрократа (естественно, безликого, из среднего звена) не только разрешалась, но даже поощрялась. Думаю, что те советские вожди, которые хоть как-то верили в коммунизм, искренне полагали, что наступление светлого будущего тормозится — кроме происков врагов народа, кулаков, иностранных шпионов, абстракционистов, «педерасов», диссидентов и отщепенцев — бюрократической трясиной. Рядовой гражданин страны советов уже с малолетства знал, что ему без соответствующей справки или разрешения нельзя ни шагу ступить. Может быть, поэтому в народе родилась великая иллюзия: дескать, бюрократия — наше зло, отечественное, а в остальном мире люди живут беззаботно и беспечно. Вспомним, как герой повести «Москва-Петушки» представлял себе жизнь во Франции: французы заняты лишь тем, что бегают из борделя в поликлинику и из поликлиники в бордель… Конечно, Веня Ерофеев иронизировал над всем, но я подозреваю, что и ему казалось: Франция («бель-Франс») и бюрократия — вещи несовместимые.

Первыми из наших соотечественников с западной бюрократией столкнулись советские эмигранты. ХИАС в Вене, полугодовое ожидание американской или канадской визы в итальянской Остии или в Ладисполи заставляли думать, что здешняя бюрократическая машина жестче и безжалостнее, чем советская. Дома можно было подмазать, дать на лапу. В ХИАСе — американской организации, занимавшейся репатриацией советских евреев — попытка подкупа закрывала все двери.

Каждый новый американец никогда не забудет свою эпопею переезда на другой континент. Франция же принимала немного, и избранных. Я попал в это число привилегированных. Ни у кого не было сомнений, что мне дадут политическое убежище, однако раз в три месяца все мое семейство с ворохом бумаг проводило целый день в парижской префектуре. Миловидные чиновницы иногда улыбались, но всем видом своим показывали: «Вас много, а я одна!». И это была еще либеральная пора. Нынче получить статус политического беженца крайне сложно. Например, африканский оппозиционер просидел у себя на родине несколько лет в тюрьме, на его теле сохранились следы пыток — так вот, ему надо доказать, что били его в тюрьме не как уголовника, а как политического заключенного, причем желательно предъявить официальную справку, со всеми печатями, а показания свидетелей могут не принять во внимание.

Ладно, эмиграция — это почти всегда грустная и тяжелая история. Зато коренные французы, небось, никогда не слыхали о бюрократии? Если не резвятся в борделе, то наверное, преспокойно посиживают в кафе, потягивая свой абсент?

Чтоб было ясно: в доме у француза несколько ящиков для бумаг. Если он не хочет головной боли и неожиданных неприятностей, он обязан хранить: телефонные счета и квитанции за оплату электричества и газа — три года; банковские бумаги, оплаченные квартирные счета, страховку квартиры и машины — 5 лет; все налоговые бумаги (государственные и городские), медицинские счета, счета за транспорт и рестораны, дающие право на скидку с налога по профессиональным расходам — 10 лет; квитанции о зарплате за каждый месяц, нотариальные бумаги, подтверждающие право на собственность (контракт на покупку квартиры или дома) — всю жизнь.

Я перечислил лишь некоторые бумаги и документы, подлежащие хранению. На полное перечисление всех мне наверное не хватило бы моей статьи. Например, француз должен всегда иметь под рукой так называемую «семейную книжку». В ней зафиксированы его дата и место рождения, имена родителей, даты свадьбы, развода (если такое случилось), даты и место рождения детей, их имена. Последняя страница семейной книжки заботливо оставлена для регистрации вашей смерти. Не смейтесь. Семейная книжка очень пригодится вашим детям при получении наследства. А пока без семейной книжки вы не сможете записать своего ребенка в детский сад или школу, выправить ему удостоверение личности или паспорт, социальную страховку. Горе вам, если вы потеряете семейную книжку, восстанавливать ее — весьма хлопотное дело.

Ушлые французы аккуратно складывают в коробочку товарные чеки, которые они получают при покупке мебели, радио- и телевизионной аппаратуры, дорогой верхней одежды. Это еще зачем? А затем, что если вашу квартиру обворуют или, не дай Бог, она сгорит, или ее затопит (лопнули трубы отопления), — страховка вам возместит стоимость испорченных (украденных) вещей по товарным чекам. Если же вы легкомысленно выбросили эти бумажки, вам ничего не останется, как рвать на голове волосы.

Француз имеет удостоверение личности и заграничный паспорт. Удостоверение личности надо всегда носить с собой, его предъявляют, когда выписывают в магазинах чеки, или покупают по кредитной карте, или когда на улице вас останавливает полиция. С удостоверением личности можно ездить по всем странам, входящим в Европейский Союз. Заграничный паспорт — для полетов в Россию, Америку, Африку, Индию и так далее. В заграничном паспорте и в удостоверении личности указан ваш адрес. Однако на него никто не смотрит. Если вам нужна какая-то справка из мэрии, вы должны захватить с собой последние три квитанции о квартплате или три последних счета за электричество и газ. В глазах французской бюрократии только эти бумаги подтверждают ваше местожительство.

Особо хочу подчеркнуть роль квитанций о зарплате. В Советском Союзе их никогда не существовало, делалась запись в трудовой книжке — мол, столько-то времени проработал на таком предприятии, а потом перешел на другое. Во Франции хозяин или фирма вам тоже выдают подобную справку, но эту бумажку в определенных бюрократических инстанциях могут, извините меня, повесить на гвоздь в туалете. Принимается во внимание лишь ежемесячная квитанция о зарплате, то есть расчетный листок, прошедший через банк, где указано, сколько вы получили, сколько с вас вычли, сколько за вас заплатила фирма на разные социальные нужды и так далее. Француз хранит эти листки аккуратнее, чем семейные драгоценности. Без них вы не получите пособия по безработице, социальной помощи, по ним вам будет начисляться пенсия.

Значит, клевету возвел Веня Ерофеев на добродетельных французов? Не бегают они из борделя в поликлинику и из поликлиники в бордель? Не совсем так. Чтоб бегать в бордель — никаких бумажек не требуется. Когда вы тратите деньги — никто и ничто вам не препятствует. Если вы прибываете с дамой в отель, никто не требует паспорта, подтверждающего, что это ваша жена. Можете поселиться в номере с двумя дамами, никто и бровью не поведет (придется лишь заплатить за дополнительную койку). Разговор о бумажках начинается тогда, когда вы хотите что-то получить от государства. Например, когда вы из борделя направляетесь в поликлинику.

Правда, в поликлинику во Франции никто не ходит, ходят к частным врачам или в госпиталь. Итак, врач вас осмотрел, выписал лекарство, вы ему заплатили, купили лекарство. Теперь надо, чтоб социальное страхование возместило вам ваши расходы (нет во Франции дураков, которые жили бы без социальной страховки, разве что несчастные бездомные, клошары и нелегальные эмигранты). Вы являетесь в соответствующую контору, а там спрашивают: где ваша карта социального страхования? Просрочена? Тогда несите последние квитанции квартплаты, счета за газ и электричество и расчетные листки с работы за последние два года. Ах, болели не вы, а ваша жена? Почему ее имени нет в семейной книжке? Вы не расписаны? И закручивается бумажная карусель, которой нет конца.