Француз имеет удостоверение личности и заграничный паспорт. Удостоверение личности надо всегда носить с собой, его предъявляют, когда выписывают в магазинах чеки, или покупают по кредитной карте, или когда на улице вас останавливает полиция. С удостоверением личности можно ездить по всем странам, входящим в Европейский Союз. Заграничный паспорт — для полетов в Россию, Америку, Африку, Индию и так далее. В заграничном паспорте и в удостоверении личности указан ваш адрес. Однако на него никто не смотрит. Если вам нужна какая-то справка из мэрии, вы должны захватить с собой последние три квитанции о квартплате или три последних счета за электричество и газ. В глазах французской бюрократии только эти бумаги подтверждают ваше местожительство.

Особо хочу подчеркнуть роль квитанций о зарплате. В Советском Союзе их никогда не существовало, делалась запись в трудовой книжке — мол, столько-то времени проработал на таком предприятии, а потом перешел на другое. Во Франции хозяин или фирма вам тоже выдают подобную справку, но эту бумажку в определенных бюрократических инстанциях могут, извините меня, повесить на гвоздь в туалете. Принимается во внимание лишь ежемесячная квитанция о зарплате, то есть расчетный листок, прошедший через банк, где указано, сколько вы получили, сколько с вас вычли, сколько за вас заплатила фирма на разные социальные нужды и так далее. Француз хранит эти листки аккуратнее, чем семейные драгоценности. Без них вы не получите пособия по безработице, социальной помощи, по ним вам будет начисляться пенсия.

Значит, клевету возвел Веня Ерофеев на добродетельных французов? Не бегают они из борделя в поликлинику и из поликлиники в бордель? Не совсем так. Чтоб бегать в бордель — никаких бумажек не требуется. Когда вы тратите деньги — никто и ничто вам не препятствует. Если вы прибываете с дамой в отель, никто не требует паспорта, подтверждающего, что это ваша жена. Можете поселиться в номере с двумя дамами, никто и бровью не поведет (придется лишь заплатить за дополнительную койку). Разговор о бумажках начинается тогда, когда вы хотите что-то получить от государства. Например, когда вы из борделя направляетесь в поликлинику.

Правда, в поликлинику во Франции никто не ходит, ходят к частным врачам или в госпиталь. Итак, врач вас осмотрел, выписал лекарство, вы ему заплатили, купили лекарство. Теперь надо, чтоб социальное страхование возместило вам ваши расходы (нет во Франции дураков, которые жили бы без социальной страховки, разве что несчастные бездомные, клошары и нелегальные эмигранты). Вы являетесь в соответствующую контору, а там спрашивают: где ваша карта социального страхования? Просрочена? Тогда несите последние квитанции квартплаты, счета за газ и электричество и расчетные листки с работы за последние два года. Ах, болели не вы, а ваша жена? Почему ее имени нет в семейной книжке? Вы не расписаны? И закручивается бумажная карусель, которой нет конца.

Миллионы французов получают пособие от государства. Франция помогает малоимущим семьям, матерям-одиночкам, инвалидам, студентам, безработным и вообще людям, у которых нет никаких средств к существованию. Материальная помощь — это хорошо. Однако получать пособие — тоже своего рода профессия. Надо постоянно заполнять анкеты, досылать требуемые бумаги, приходить на собеседование. Забудешь какую-нибудь справку, или компьютер что-то напутает, или чиновница положит вашу квитанцию не в ту папку (а такое, увы, бывает) — беда, пособия вас лишают моментально, возобновлять его — долгая история.

Впрочем, иногда французская бюрократия преподносит приятные сюрпризы.

…Хлопотал я о государственной квартире для моих родственников, которых с огромным трудом вытащил из Москвы в то время, когда это было совсем невозможно. Вообще-то я им снял квартиру неподалеку от себя, в пригороде, но потом закрыли мой отдел в парижском бюро «Свободы». Я безработный, мне уж не поступает зарплата. И я боюсь: кончится контракт на их квартиру, потребуют с меня опять расчетные листки о зарплате, на основании которых заключается контракт, а у меня их больше нет. Знаю, что когда-то мэр Парижа Жак Ширак давал квартиры диссидентам, но нынче диссиденты не в моде… Короче, пишу письмо Шираку, прикладываю газетные вырезки, в которых, между прочим, отмечается, что и сам Жак Ширак помогал моим родственникам выехать из СССР, и с сопровождающей запиской влиятельного деятеля из ширакской партии (РПР) отправляю письмо в парижскую мэрию. Ответ приходит от управляющего делами парижской мэрии, который уверяет, что письмо мое принято благожелательно и, дескать, он будет счастлив мне сообщить и т. д. Проходит год. Видимо, нет счастья у управляющего, нечего ему мне сообщить. Добрые люди советуют: действуй через ширакскую партию. Пишу письмо генеральному секретарю РПР Аллену Жюппе. Мне звонит его помощник, назначает встречу.

Приношу с собой папку со всеми бумагами, касающимися этой истории, и среди них — письма товарища Аллена Жюппе ко мне. Дело в том, что по каким-то причинам я давно попал в их картотеку, и они мне присылали свои предвыборные программы и просьбы о финансовой помощи. В свою очередь, я отправлял в кассу партии и маленькие чеки, на что регулярно получал благодарственные письма за подписью Аллена Жюппе. Но эти письма я решил не показывать. Некрасиво, думаю, получится: поддерживал партию по идейным соображениям, а теперь квартиру требую. Словом, сижу я у помощника Аллена Жюппе, рассказываю ему все дело, он вертит в руках газетные вырезки, вздыхает: «Да, благодаря таким людям, как вы, Запад выиграл „холодную войну“, но сейчас… Я вам сочувствую. Хотя, одного не могу понять: почему вы пришли именно в нашу партию?».

Я вижу — дохлый номер, раскрываю свою папку, собираю со стола газетные вырезки, а помощник случайно заглядывает в мою папку, и глаза его загораются: «Это что за бумаги?» — «Это, отвечаю, никому не интересно». — «Нет, говорит, интересно!» — он-то узнал печати своей партии, и буквально выхватывает письма Аллена Жюппе из папки. Листает их и удивленно повторяет: «Оказывается, вы — меценат нашей партии. Вы помогаете нашей партии». Потом смотрит на меня и во взгляде его читается: «Идиот, с этого и надо было начинать!».

Далее произошел оживленный обмен письмами между секретариатом партии и парижской мэрией, в результате чего мои родственники получили государственную квартиру в новом доме в одном из лучших районов Парижа.

Но копии этих писем, которые мне пересылали, я на всякий случай храню в той же папке — мало ли что, французская бюрократия…

Несмотря на все государственные и национальные различия, телевидение все больше становится единым и интернациональным. Миллиарды людей на всем земном шаре видят одни и те же кадры: умирающих от голода стариков, детей и женщин в Сомали и Судане, филиппинских детей, роющихся в мусорных свалках в поисках еды — и в то же время, многотонные грузовики вываливают на французские автострады первосортную картошку, движение блокируется на отрезке нескольких километров, невозможно проехать по картофельной каше. Еще один кадр: рыбаки Бретани сделали налет на рыбные ряды самого крупного оптового рынка во Франции «Ранжис», что под Парижем, — разбиты, растоптаны тысячи ящиков с экспортной рыбой, лангустинами, моллюсками… «Мир сошел с ума», — вздыхает ошарашенный обыватель и переключает телевизор на какой-нибудь полицейский детектив: перестрелки, драки, головокружительные автомобильные погони — все-таки как-то привычнее и спокойнее.

Сослаться на всеобщее сумасшествие проще всего. Действительно, как-то странно: десятилетиями международные валютные фонды помогали африканскому континенту, а в результате во многих африканских странах голод, которого никогда не было при проклятом колониализме. Правда, африканские лидеры разъезжают в роскошных «мерседесах», а их счета в швейцарских банках округляются, но это уж другой разговор. Или взять хотя бы бывший Советский Союз. Ну да, конечно, Сталин душил деревню, но потом, во времена так называемого застоя, миллиарды рублей, тогда еще вполне весомых, вкладывались в сельское хозяйство, в агропромышленность — и все это как в болоте потонуло. Страна, когда-то кормившая всю Европу, не может выжить без импорта сельскохозяйственной продукции. Ни колхозы, ни совхозы, ни фермерские хозяйства — ничто не спасает. Почему? Об этом много пишут в российской прессе, но факт налицо: не работает система, точнее, не работает деревня.