В свете последних событий, не позавидуешь артистам кабаре. Видимо, в скором времени им придется заучивать приветствия и по-литовски, и по-латышски, по-эстонски, по-украински, по-белорусски, на молдавском, на грузинском, азейрбаджанском, армянском, узбекском, таджикском, и кто знает, на каком еще языке. Вдруг Каракалпакия тоже захочет отделиться?

Однажды, в блаженные времена застоя, член политбюро, Андрей Павлович Кириленко собрал в ЦК совещание главных редакторов центральных газет и журналов. Среди прочих ценных указаний, товарищ Кириленко произнес мудрую фразу: «Надо всячески пропагандировать социалистическое соревнование, будить инициативу масс. Другого способа развития экономики у нас нет». Даже ко всему привыкшие главные ошарашенно переглянулись, но вернувшись в свои руководящие кабинеты, начали бодро проводить очередную директиву партии в жизнь. Как известно, никакие припарки мертвому телу не помогли, советская власть рухнула. И тогда вдруг, на просторах Родины чудесной, развернулся новый вид социалистического соревнования: кто кого больше обманет, кто кого искуснее объегорит! Инициатива масс забила ключом, талантливый народ-самородок изобрел тысячу способов, как отнимать деньги у ближних, не входя в особые противоречия с Уголовным Кодексом. О тысяче-первом способе недавно рассказала газета «Неделя».

…На одной из московских палаток появилось объявление: «Фальшивые деньги не возвращаем». Покупатель торопится, разные надписи ему читать некогда, он протягивает продавщице крупную ассигнацию, а та ее рассматривает на свет, с чем-то сличает и говорит: «Ваша банкнота фальшивая». Покупатель в крик, продавщица непреклонна. Тогда покупатель требует вернуть ему кровные денежки. А продавщица в ответ: «Не имею права! Нам фининспекция приказала изымать фальшивые купюры. И вообще, прочтите объявление перед вашим носом. Мы предупреждали». Покупатель грозит милицией, но во-первых, пойди нынче найди милиционера, а во-вторых, продавщица не советует — дескать, вас же самого отведут в отделение за связь с фальшивомонетчиками. И потом покупатель понимает, что у продавщицы припасена фальшивая ассигнация, как доказать, что она не твоя? Короче, высказав в крепких выражениях все, что он думает по этому поводу (благо, у нас теперь свобода слова), покупатель отправляется восвояси, а продавщица выбирает очередного лоха и ждет с нетерпением, когда ей торжественно вручат «переходящее красное знамя» как лучшей по профессии…

И вот каким-то чудом вы оказываетесь в Париже. На неделю, на две недели — не важно, главное, что вам хочется поскорее забыть все российские ужасы и мерзости. Взглянуть на Джоконду и Венеру Милосскую, на роденовского «Мыслителя», побродить по узким улицам Латинского квартала, постоять у лавок букинистов, восхититься витражами Нотр-Дама, обменяться с прохожими приветливой улыбкой — зажмурившись, нырнуть с головой в особую атмосферу Парижа, праздника, который всегда с тобой. Именно в таком состоянии полной эйфории шествует по Елисейским Полям мой брат со своим сыном — сияет солнце, сверкают витрины, длинноногие, загорелые девицы щеголяют почти полным отсутствием юбок, — и лишь я, старый зануда, своим брюзжанием — «в Париже полно карманников, держи ухо востро!» — порчу брату весь праздник. В Москве брат — большой начальник, в его подчинении 140 человек, привык внимательно выслушивать каждого, но тут явно его терпение лопается.

— Ты нас привез на Елисейские Поля, — говорит он мягким голосом, — все, спасибо, поезжай по своим делам. Мы сейчас обменяем доллары и будем шляться целый день по городу.

— Где ты хочешь менять? — спрашиваю я злым шепотом.

— Как где? — удивляется брат. — Здесь обменные пункты на каждом шагу. Например, этот..

Брат решительно направляется под аркаду, где над полированным прилавком надписи на нескольких языках: «шанж», «чейндж», «камбио». Мужик за прилавком, типичный банковский клерк (несмотря на жару, в светлом костюме, в рубашке с галстуком) расплывается в подобострастной улыбке. Брат изучает курс валют. Я наблюдаю. Но почему-то обменный курс похож на таблицу Менделеева. Брат в некотором затруднении. Я подхожу.

— Вот, — говорит брат, — 532 франка за 100 долларов, кажется, приемлемо. Хотя мы с тобой видели и лучше.

— Это при условии, — отвечаю я, — что ты меняешь не меньше десяти тысяч долларов.

— Но у меня всего пятьсот!

— Тогда ты получишь за каждый доллар 5 франков и 2 сантима.

— Но это же грабеж, куда полиция смотрит!

Я беру брата под локоть и увожу опять на тротуары Елисейских Полей, где все сияет и сверкает. Я объясняю брату, что это не грабеж, а нормальная коммерция, рассчитанная на идиотов, которые меняют не глядя или не разобравшись в «таблице Менделеева». И потом, за прилавками, в отличие от банков, которые закрываются в пять часов, работают до часу ночи. Грабительский курс — своего рода компенсация за сверхурочные часы.

В конце концов мы находим банк, где за каждый доллар дают 5 франков 49 сантимов, без комиссионных.

Брат доволен, я считаю свою миссию выполненной и уезжаю домой.

Брат с племянником возвращаются вечером, усталые и счастливые. Так хорошо погуляли, столько повидали, два раза сидели в кафе… А главное — брат достает из нарядной полиэтиленовой сумки два замшевых пиджака:

— Мы идем по улице Риволи, — захлебываясь, рассказывает брат, — вдруг останавливается машина, выскакивает человек с сумкой, бросается к нам, обнимает, целует, кричит что-то по-итальянски, как я понял- «Италия, Россия, дружба», «люблю русских», «это мои друзья», «это вам в подарок от Италии, в память о посещении Парижа!» — и тут же на улице достает из сумки два пиджака, заставляет их примерить и буквально силой всучивает нам. «Все, — говорит, — подарок, баста!». Потрясающий итальянец! Никогда бы не поверил, что даже на Западе такое бывает.

— А потом он попросил немного денег на обратную дорогу в Италию, — внутренне холодея, подсказал я.

— Да, — растерянно подтвердил брат, — а ты откуда знаешь? — и уже без прежнего энтузиазма продолжал: — Он начертил мне на бумаге, во сколько ему обойдется заправка бензином до Рима, плюс плата за автострады. Получилось четыреста долларов. Я ответил, что таких денег у меня нет. Протянул четыреста франков. Он сказал, что мало, ведь мы друзья, ведь он нам сделал подарок. Я протянул еще двести франков.

— В конечном итоге, сколько он у тебя вытянул?

— Тысячу франков, — ответил мой брат, и в голосе его уже не было праздника. Конечно, теперь я понимаю, что это не подарок, но все равно, выгодная покупка.

На мой взгляд, красная цена каждому замшевому пиджаку была — 150 франков, а замша поддельная.

Сам я в Париже дважды попадал в такую ситуацию. Первый раз случайно проходил мимо отеля «Хилтон» и, видимо, показался выгодным клиентом. Остановилась машина, выскочили два итальянца, объяснили мне, что у них была выставка замшевой одежды. От выставки кое-что осталось, например, дамское замшевое пальто. Они мне его презентуют. «Зачем мне дамское пальто?» — «Подарок вашей жене». Подарок? Почему бы нет. И тогда они попросили немного денег на обратную дорогу. Я сказал, что у меня всего лишь 50 франков, показал кошелек. Они внимательно его изучили. «А русских денег у вас нет?» (я уже успел сказать, что я русский). Как жалко, что у меня не было русских денег! Были бы — вручил бы им целый мешок, пусть потом плачут и рыдают. Мы посмотрели друг другу в глаза, я спрятал кошелек с драгоценными пятьюдесятью франками и отдал им обратно пальто. Второй раз меня остановили тоже на какой-то богатой улице, но как только разговор зашел о мире и дружбе и о выставке замшевой одежды, я с ходу по-русски послал их к эдакой матери. Не уверен, что они поняли все слова, но смысл угадали.

Теперь подумаем: если мое семейство трижды подверглось таким пиратским наскокам, то с какой интенсивностью они действуют в Париже! Какой профессионализм, артистичность и знание языков! Ведь охота идет за всеми иностранцами — немцы, американцы, японцы явно предпочтительнее русских.