— Получается, что мой разум был втянут в его мозги? — удивился Владигор. — Возможно ли такое?

— Вполне, — подтвердил Белун, — хотя подобное объяснение является весьма упрощенным. Во всяком случае, ваш поединок был смертельной схваткой двух разумов, и ты, князь, сумел одолеть врага. Ты разрушил все его ловушки и вновь вышел к свету. Когда-нибудь, в более спокойной обстановке, мы обсудим, как тебе удалось это сделать.

— А что стало с Патолусом?

— Сейчас он лежит в беспамятстве на своем ложе в святилище Волчьего Братства, окруженный испуганными, ничего не понимающими служителями Рогатой Волчицы. Лабиринт подсознания, разрушенный тобой, был его главной внутренней защитой. Ныне последний огонек жизни верховного жреца поддерживается лишь внешней защитой — Браслетом Власти на его правой руке. Так что Патолус больше не помеха тебе.

— Хотя бы на некоторое время, — добавил Гвидор. — Мы не знаем, способен ли кто из прихвостней Злыдня-Триглава своим колдовством вернуть Патолусу разум и память.

— У тебя, князь, теперь появятся другие заботы, поскольку венеды, ставшие свидетелями непонятного им происшествия, наверняка разнесут слух о тебе по всем княжествам. Не откроется ли при этом тайна твоего подлинного имени? Не достигнут ли сведения о тебе ушей Климоги и других подручных Злыдня? Кроме того, Филимон вскоре должен будет вернуться в свой прежний облик. Наши чары не беспредельны, сынок… Возможно, это произойдет через несколько дней, и тогда исчезновение князя Владигора уже не утаишь от людей. Тебя начнут искать и друзья, и враги…

— Внимание, братья! Круг истончается. У нас не осталось сил на поддержание голубого луча. Белун, пора прерывать магическое общение.

— Я понял, Зарема, — ответил Белун. — Мы покидаем тебя, Владигор. Главное сделано: теперь ты сумеешь избавиться от защитного кокона и выйти к реальности Поднебесного мира. Ты стал гораздо сильнее, Страж Времени…

— Постой, Учитель! А как же Браслет, похищенный Патолусом? Где мне искать его?!

— Не волнуйся, он — твой, как и раньше, — едва различимо высветилось в ответ.

И уже совсем издалека к Владигору пробились какие-то путаные обрывки чародейских мыслей:

«Осторожнее в Мертвом городе…» — «Драконий глаз…» — «Избегай прямой дороги…» — «Южные горы…»

Владигор вновь остался один на один со своими мыслями и чувствами. Но в нем больше не было страха.

Скрип тяжелых колес, беззлобные понукания возничего, легкая тряска на колдобинах, отдаленный вскрик испуганной птицы… Владигор воспринимал эти приметы реальной жизни сквозь плотную завесу болезненного дурмана, с трудом возвращаясь из небытия.

Он не знал, как долго находился в беспамятстве. Вероятно, не один день, поскольку ощущал себя совершенно беспомощным, неспособным от слабости шевельнуть рукой или хотя бы приподнять свинцовые веки. Но вновь обретенная возможность слышать и чувствовать окружающий мир вселяла в него уверенность в скором выздоровлении. Он понимал, что его тело борется сейчас с отравой, которой был щедро смазан клинок Азарга, и верил, что сумеет одолеть коварную болезнь. Нужно было только набраться терпения, а все остальное, как случалось уже не раз, сделают скрытые силы его молодого, крепкого и жаждущего жизни тела.

Какие-то новые звуки прорвались к нему. Через несколько мгновений он узнал их: конечно же, гусли старого Яреца! Вот и голос его послышался — негромкий, с хрипотцой, где-то совсем рядом.

Ярецу ответил другой голос — женский, ласковый:

продолжал настаивать гусляр, резко ударяя по струнам.

Песня была странной, не очень понятной и невыносимо печальной. Таких не слышал он в Синегорье. Ее смысл ускользал от Владигора, хотелось попросить гусляра: объясни, старик, зачем твой ратник ищет смерти?

Но вместо вопроса с губ Владигора сорвался едва различимый стон. Сразу умолкли струны. Он ощутил легкое прикосновение прохладной ладони ко лбу и, разрывая дурман, открыл глаза.

Золотистые, янтарно-теплые, ласковые глаза скоморошки смотрели на него встревоженно и нежно. Из глубин подсознания всплыл путеводный свет этих глаз, окатил мягкой волной любви и, вдруг напомнив о страшном, замерцал озабочено и тревожно.

— Где я?

— С друзьями… Все будет хорошо, Владий.

— Конечно, мы тебя вылечим! — твердо произнес мужской голос. — Мои камни и не с таким справлялись. Подумаешь, синий борец на лезвии!.. Могло быть хуже. Например, дурнишняк зеленый или заморский куокарр. Против них не всякий из моих камней выдюжит…

Кажется, он узнал его: торговец камушками, Путил с берегов Свеонского залива. Почему он занялся врачеванием? О каких камнях рассуждает?

Словно угадав его мысли, Путил затараторил:

— Все камушки — разные. Одни могут быть источником богатства, подарком для любимой, символом верховенства, другие — спасением от хворобы, источником жизненного света, третьи — погибелью, ядом. Мало кто в них разбирается, но я — один из немногих. Ты не тревожься, вылечу! Вот сейчас к сердцу зеленый берилл положим, а к голове — чистый желтый цитрин… Зря считают берилл женским камнем, он даже по цвету близок к бессмертию, к всемерной благости. Я не о желтом берилле толкую — о темно-зеленом, первом в триаде земной силы. А желтый цитрин — его в наших землях почти не знают — подправит не только тело, но и разум твой.

— Разум? — осторожно переспросил Владигор. — Неужто я нынче умом обеднел?

— Уймись-ка, Путил! — решительно оборвала Ольга словоблудство самочинного лекаря. — Не отягощай Владия заботами лишними. Ему сейчас одно лекарство потребно — отдых и безмятежный сон.

— Согласен, девица, согласен! — торопливо вымолвил Путил, выходя из поля зрения Владигора. — Утешь младого. Большая польза будет, особенно ежели на уста ему элатский кристалл положишь. Сей самоцвет через себя солнечные лучи пропустит — лечебными сделает, животворными. Дышать нашему герою сразу легче станет…

Когда Владигор очнулся в следующий раз, рядом с ним был только Ярец. Старый гусляр, заметив дрогнувшие веки синегорца, молча поднес чашу с терпким напитком, отведав которого Владигор почувствовал себя почти здоровым, разве лишь бесконечно усталым.

— Досталось тебе, парень, — тихо сказал Ярец. — Уж не чаял тебя вживе узреть. Но теперь, похоже, выкарабкаешься… Говорить способен, али как?

— Спрашивай, — коротко ответил Владигор, понимая, о чем пойдет речь.

Он лежал на жестком днище телеги. Над головой простиралось бездонное звездное небо. Во тьме звенели цикады и перекликались редкие полуночные птицы.

— Слух прошел о Злыдне-Триглаве, — тихонько начал гусляр. — Он вроде Поднебесье захомутать желает… А против него, сказывают, двенадцать чародеев бой затеяли. Многие уже полегли, напряга не выдержав. Да объявился, к счастью, великий витязь, богатырь синегорский, подобный древнему Ладору-Великану. По-разному его кличут, а главное ведомо — молод и статен, промеж людей себя не выпячивает, свою цель имеет — к ней идет. Верно ли сказывают?