Он посмотрел на них и печально улыбнулся. Было ясно, что свое решение они уже приняли.

Они двигались на юг, стараясь избегать селений и проторенных дорог. Однако окружающая местность не слишком способствовала им: густые дубравы, укрывавшие маленький отряд Владигора от чужих глаз, остались позади, и теперь перед князем простиралось болотистое редколесье, изредка рассекаемое высокими, крутобокими сопками.

Владигора беспокоило постоянное чувство близкой опасности. Он торопил своих спутников, хотя они и без лишних напоминаний стремились поскорее миновать Ильмерские земли.

Кони выбивались из сил, с трудом одолевая топкие низины, поэтому телегу Вешняка вскоре пришлось бросить. Затем та же участь постигла скоморошную повозку. Из поклажи оставили только самое необходимое. Исключением были два дорожных сундучка Путила, доверху наполненные драгоценными камнями. Торговец сумел всех убедить в том, что самоцветы пригодятся на тот случай, если в дороге возникнет нужда расплатиться с местными правителями или их слугами.

Приторочив сундуки к седлу, он заявил, что будет идти пешком, дабы не утруждать дополнительной тяжестью своего коня. Князь покачал головой, но возражать не стал.

Ольга сносила дорожные злоключения наравне с мужиками, ничем не выдавая усталости. Владигор был искренне удивлен ее отнюдь не девичьей силой и терпением. К тому же она в любой ситуации умудрялась оставаться жизнерадостной и красивой, подбадривала своих бывалых спутников колкими шутками или веселой песенкой.

Смущение, которое (как показалось князю) испытала скоморошка, узнав о его высокородном происхождении, очень быстро исчезло, и она вновь повела себя с ним как прежде — непринужденно, чуть задиристо и своенравно.

Ее острые словечки вовсе не обижали Владигора. Напротив, ему нравилось слышать ее звонкий голос, видеть смеющееся лицо, встречать ясный, открытый взгляд. В такие минуты его сердце почему-то начинало биться учащеннее, а губы невольно растягивались в широкой улыбке. Даже тревожное ощущение надвигающейся беды отступало на некоторое время, оставляя простор для мыслей совсем иного рода…

Подобные перемены в настроении Владигора не ускользнули от цепкого взгляда Демида. Первым желанием его было — отозвать синегорца в сторону и объясниться с ним по-мужски.

Может, Демид так и поступил бы, не заметь вдруг настороженности Яреца. Старый гусляр делал вид, что между внучкой и Владигором ничего особенного не происходит, — дескать, в последнее время многие залетные косачи ходили возле нее кругами, распушив хвост и опустив крыло, да ничего не выходили. Однако его безразличный вид не обманул опытного воина. Демид понял, что старик все приметил, ничего не упустил. Не чужеземный князь его беспокоил, а поведение собственной внучки. Эвон как она радостью лучится, песенки распевает, глазками постреливает! Никогда с ней подобного не было.

И себе предостережение уловил Демид в прищуренном взоре гусляра: не горячись, мол, глупостей не натвори.

Что скажешь на это? Прав Ярец — не хватало еще устроить глухариный ток на болоте, поклевать друг дружку из-за очей золотистых!.. Коль скоро свела их судьба на трудной дороге, так пусть судьба и рассудит, а торопить ее ни к чему.

Ничего этого не знал и не замечал Владигор.

Он лишь чувствовал удивительный прилив сил каждый раз, когда гнедая Ольги скакала рядом с его крапчатым, и безотчетно приосанивался, украдкой поглядывая на стройную и гибкую девичью фигурку. Особое внимание Ольги к себе если и приметил, то не придал этому значения. В Ладоре вокруг него девицы куда пуще увивались, — как-никак правитель, князь. Венедские же нравы ему вовсе были неведомы, а из девиц здешних он ни одной, кроме Ольги, толком не видел. Как тут разберешь, именно ему она улыбается столь часто, или просто характер задорный, или так принято у венедских красавиц — пришлого человека среди прочих выделять, не позволяя кручиниться и падать духом?

Однако яркая искорка, залетевшая в его сердце в миг первой их встречи, не угасла и с каждым днем все более разгоралась, хотя сам Владигор, похоже, об этом и не подозревал.

…Предстоящая ночевка на Ильмерской земле должна была стать последней. Демид Меченый утверждал, что к вечеру следующего дня они обязательно выйдут к руслу иссохшей пограничной речки, за которой начинаются владения степняков. Погоня, если давно уже не сбилась со следа, границу пересекать не станет: не захотят ильмерцы портить и без того скверные отношения с южными соседями из-за синегорского колдуна-оборотня.

Владигор надеялся, что Демид все правильно рассчитал. Вот только слабо верилось, что очень скоро кончатся болотистые лесочки и предстанет их взорам привольная степь. В ответ на его сомнения Демид ответил кратко:

— Боги помогут нам не ошибиться.

Неожиданно князь вспылил:

— Сколько можно на небожителей кивать?! А сами что-нибудь собой представляем? Ужели дохляков и бездарей, ни на что не способных?! По кустам прячемся, по буеракам плутаем — даже верной дороги найти не можем!..

Венедский сотник искоса глянул на синегорца, подавив невольную усмешку. Этот юный князь, владеющий необыкновенным могуществом, о котором Демид не мог и мечтать, во многом все же оставался простым пареньком — обидчивым, безрассудным, легко переходящим в своих настроениях от веселья к угрюмости. Впрочем, стоит ли осуждать молодость за то, что ей всегда было свойственно? Демид был достаточно умен для того, чтобы не позволять себе снисходительности или раздражения по отношению к Владигору. Он предпочел разъяснить свои слова подробнее.

— Ты верно приметил, Владий. — Как и все остальные, Меченый по-прежнему обращался к Владигору по имени, избранному самим князем в день их первой встречи. — Здешние места меня тоже удивили. Еще годочков пять назад, когда ратная служба сюда занесла, не было этих болотцев. Да ведь сколько воды утекло за эти годы, сколько всяческих перемен!.. К счастью, главные приметы не изменились: два родника мы уже миновали, а озерцо, круглое такое, как блюдо, должно быть вон за тем холмиком. Дорога сюда только одна ведет — по которой мы пришли. Значит, никто без шума подойти не сможет, заметим издалека. Согласись, самое место для спокойного привала. — Демид вздохнул: — Завтрашний день будет нелегок, поэтому всем отдохнуть надо. Уж извини, синегорец, я соснуть пойду. Не возражаешь?

Владигор, осудив себя в душе за резкие слова, молча кивнул. Впрочем, нуждался ли Демид в его дозволениях? Князю было ясно, что воин старой закалки проявляет простую вежливость, распинаясь тут перед ним, щенком малоопытным. Мог ведь и не объяснять ничего — осерчать да без долгих слов спать уйти.

Глядя, как Демид неторопливо спускается с холма к их маленькому лагерю, Владигор вдруг понял, что не сможет сейчас спокойно сидеть у костерка и трепать языком, будто ничего особенного не происходит. Он не знал, что именно происходит. Не мог выразить словами те тревожные ощущения, которые овладели им перед заходом солнца. Так стоит ли волновать остальных своими предчувствиями?

Он повернулся и пошел в том направлении, где, по словам Демида, находилось небольшое круглое озеро. Если завтра начнутся безводные степи, то сейчас самое время воспользоваться последней возможностью искупаться, смыть многодневную грязь с усталого тела и сбросить в прохладную воду тяжкий груз треволнений души…

Демид, разумеется, оказался прав: за редким кустарником, покрывающим пологий склон холма, в бледном свете луны сверкала тихая водная гладь. Владигор быстро скинул плащ, штаны и рубаху и без единого всплеска нырнул в прохладу озера.

Набежавшее облако скрыло диск луны, все погрузилось в ночную тьму, тишина окутала мир. Владигор, широко раскинув руки, почти неподвижно лежал на воде, глядел в бездонное небо, усыпанное гроздями созвездий, и ощущал себя маленькой щепкой, волею судьбы брошенной в бесконечное плаванье по океану жизни. Но это чувство не пугало его, напротив — рождало душевное умиротворение и уверенность в единении со всем сущим.