Они съехали с поганой тропы и углубились в лес. Время приближалось к полудню, становилось жарко, и даже густые купы деревьев не защищали от немилосердно палящего солнца. Казалось, что все вокруг окутано дремой и леностью. И пичуги больше не вспархивали над кустами, и ветерок затих, и сам воздух будто превратился в густую патоку — хоть ложкой черпай.

Лень было шевелиться, разговаривать. Не хотелось ни о чем думать, а просто — ехать, покачиваясь в такт конскому шагу, незнамо куда и зачем…

Владигор, одолевая сонливость, подумал, что ее причина — в нечеловеческом напряжении последних дней и в обилии свежего воздуха, столь пьянящего после затхлости подземелья.

Поэтому, когда в просветах между деревьями заблестела голубая лента реки, путники несказанно обрадовались: наконец-то они смогут окунуться в прохладу чистой воды, смыть дорожную грязь и усталость, прогнать сонную одурь! Даже Демид, раньше утверждавший, что пограничная река давно высохла, сейчас предпочел не выказывать своего удивления. Если посреди соснового леса образовалось грязное болото, почему бы и безымянной речке вновь не стать полноводной?

К досаде Владигора, противоположный берег оказался довольно крутым. Люди, переплыв реку, сумели бы на него вскарабкаться, но как быть с лошадьми? Демид предвосхитил его вопрос, указав на серую скалу на другом берегу чуть ниже по течению:

— Сразу за этой скалой овражек есть. Он прежде в сухое русло сбегал, по нему и выбирались на южный берег. Другого подходящего места на пять верст не сыщешь.

Было ясно, что иного выбора у них нет. Князь кивнул, соглашаясь, но все-таки поинтересовался у Меченого:

— Откуда ты так хорошо знаешь эти края? Что здесь, на границе Ильмерского княжества, мог искать венедский сотник?

Демид широко зевнул — то ли действительно притомился, то ли хотел показать князю свое отношение к подобным вопросам, однако ответил:

— Так ведь не всю жизнь Меченый при князе Изоте служил. Было времечко, — юное, лихонькое! — иным промышлял.

— Уж не конокрадством ли? — вдруг сообразил Владигор. — Говорят, у степняков лошадки знатные, быстроногие и выносливые. И еще толкуют, что венедские скакуны лишь недавно прославились, когда в их жилах новая кровь заиграла — кровь степных кобылиц. Верно?

— Люди всякое сказывают, — уклонился Демид. — Нам-то нынче какая разница?

— Тоже верно, — согласился Владигор. — Для нас сейчас главное, что о конокрадской лазейке на ту сторону мало кому известно, а значит, меньше опасности. Если, конечно, я тебя правильно понял…

— Правильно, правильно, — махнул рукой Демид. — Умеешь ты языки развязывать себе на пользу! Ну, так будем переправляться? Или ночи дождемся?

Владигор посмотрел на своих спутников, утомленных жарой и жаждущих как можно скорее окунуться в быстрые воды реки, еще раз внимательно вгляделся в противоположный берег, безлюдный и тихий… Здесь, неподалеку от Пьяной топи, задерживаться не следует. Кто знает, какие пакости она к вечеру может устроить.

— Хорошо, — сказал князь. — Поплывем к твоему овражку.

— А твой приятель, птицечеловек, сумеет нас отыскать на той стороне? — неожиданно спросил Ярец. — Славный паренек, всех нас выручил, да что-то беспокойно мне: пора бы уже ему появиться.

Владигор не стал объяснять, что «пареньку» Филимону сто двадцатый годок миновал, но успокоил гусляра относительно его долгого отсутствия:

— Филька при ярком солнце плохо видит, поэтому предпочитает днем не летать, а где-нибудь в дупле отсыпаться. Как зайдет солнышко — в два счета к нам примчится.

Речка была неширокой, но быстрой. Силу потока они ощутили, едва шагнув в воду. Еще хорошо, что все пятеро считались отменными пловцами. А вот лошадям пришлось туго: переметные сумы скоморохов, дорожные сундучки Путила, воинское доспехи, мечи и кинжалы, притороченные к их спинам, сковывали движения, тянули ко дну.

Как ни странно, холодная вода не освежила путников, напротив, отняла последние силы. Однако оставаться на узкой полоске каменистой земли, где их легко было заметить с любого берега, было бы верхом беспечности. Поэтому, как только они вытянули из воды последнюю лошадь — старенькую кобылку Вешняка, Демид сразу повел всех в глубокий овраг за серой скалой. Люди и животные настолько ослабели, что едва держались на дрожащих ногах.

Владигор вдруг ясно понял, что дрема, окутывающая сознание, и невероятная усталость свалились на них не просто так. Все это — подлые удары Мертвого города, не желавшего отпускать беглецов. Что ж, в таком случае они правильно сделали, решив без задержки переправляться через норовистую речку.

…В застывшем, прокаленном солнечными лучами воздухе раздался резкий свист. В тот же миг из ближайшего кустарника, ощетинившись копьями, выступили десятка два воинов. По широкоскулым лицам и узкому разрезу глаз Владигор без труда признал степняков, а по черным платкам, стягивающим длинные маслянистые волосы, — смертников из воинственного племени авхатов.

Быстро оглянувшись по сторонам, князь понял, в какую ловушку они угодили. Из кустов над оврагом в них целились лучники, путь назад тоже был отрезан как из-под земли возникшими копьеносцами. Впрочем, это сравнение было вполне точным: авхаты-смертники, поджидая добычу, укрывались в глубоких норах, предварительно отрытых ими в песчаных стенах оврага.

В это мгновение Демид, опережая князя, крикнул:

— К оружию!

Авхаты, как ни странно, позволили им выхватить мечи, но затем над оврагом прозвучал громкий насмешливый голос:

— И что дальше, Демидка?

Хотя тот, кто задал вопрос, находился где-то наверху и не был виден со дна оврага, по его голосу, грубому и властному, легко было определить — этот человек привык повелевать.

Демид вздрогнул, словно встретился с призраком, однако ответил без колебаний:

— Костьми здесь ляжем, но твоими рабами не станем. Мертвым нет срама.

— Ты уверен? Ладно, посмотрим.

Вновь раздался свист — и, мелькнув в воздухе прозрачной тенью, на них упала большая веревочная сеть.

Владигор отреагировал молниеносно… увы, ему лишь показалось, что его движения быстры и точны. На самом же деле рука Владигора едва успела вскинуть меч над головой, когда сеть, которыми обычно пользуются звероловы, накрыла всех пятерых. Коварная магия Пьяной топи, к несчастью, продолжала действовать на князя и его друзей. Их медлительность была столь очевидна, что вызвала смех у авхатов, ловко затягивающих сеть.

Давно Владигор не испытывал подобного унижения… Стыд и обида придали ему силы. Он отчаянно рванулся из крепких пут. Веревки не выдержали и лопнули, сверкнул освобожденный меч — и один из нападавших рухнул на землю со смертельной раной в груди. Но уже в следующий миг страшный удар по голове надолго лишил Владигора возможности что-либо чувствовать.

Вождь авхатов Нур-Като пребывал в прекрасном настроении. Еще бы! Засада, устроенная близ Пьяной топи, оказалась не просто удачной, она превзошла все его ожидания. Кто бы мог подумать, что в ловушку попадет сам Демидка — венедский конокрад и личный враг Нур-Като?

Почти пятнадцать лет он ждал этой встречи — с того черного дня, когда юный венед, казавшийся таким дохлым и беспомощным, на глазах у всего племени опозорил будущего вождя, сбив его с ног каким-то замысловатым приемом. Не только сбил, но, прижав к земле, до нестерпимой боли заломил руку и вынудил Нур-Като просить прощения и пощады.

Если бы отец, стареющий вождь Сог-Дахи, не воспретил своему униженному сыну мстить пришлому обидчику, той же ночью Демидка валялся бы в степи с кривым ножом в сердце. Но отец посчитал, что Нур-Като получил по заслугам. Нельзя было, дескать, насмехаться над инородцем, случайно забредшим в их кочевье.

Какое там случайно! На следующее утро авхаты недосчитались в табуне дюжины лучших кобылиц, а юного венеда и след простыл! Выходит, прав был Нур-Като, когда вместе с приятелями задирал тощего инородца. Однако отец сподобился и украденных лошадей поставить в вину собственному сыну: втемяшилось в старческую башку, что разгневанные духи предков эдаким образом карают авхатов за неуважение к пришлому человеку!