— Верно, пожалуй, — сказал Владигор ослабшим за время болезни голосом. — Я эти сказки тоже слышал. Почему меня сейчас спрашиваешь?
— А то не знаешь?! — хмыкнул Ярец. — Оберег твой, может, кому другому и неприметен, да только не мне. Такой же у Светозора был: лик Перуна с одной стороны, стрелы и меч — с оборотной.
Владигор непроизвольно повел рукой к горлу, где на кожаном шнурке должен был висеть его родовой знак. Рука не смогла подняться — сил не было.
— Не беспокойся, парень, — положив руку ему на грудь, сказал гусляр. — Чужие не видели, а я — кремень. Для этого разговор затеял, чтобы ты поскорей выздоравливал, на друзей веру имея.
— Друзьям всегда рад буду, — чуть слышно выдохнул Владигор. И добавил, уже проваливаясь в забытье: — За песню спасибо…
На следующий день он чувствовал себя гораздо лучше, во всяком случае уже способен был самостоятельно глотать кашу, приготовленную заботливыми руками Ольги, и не задыхался при малейшей попытке повернуться на бок.
— Дело к поправке идет, — радостно возвестил торговец камнями. — Не зря третий день к тебе цитрин прикладываю! Жизненный камушек, оздоровительный. В голове, небось, проясняется нынче?
— Отстань от Владия, Путил! — прервала его скоморошка. — Иди к Меченому, он о твоих самоцветах с удовольствием послушает. А молодца не трогай сейчас, дай ему продыху.
Владигор окинул ее долгим взглядом, стараясь понять, известно ли ей о княжеском обереге на его груди. Ольга по-своему истолковала его взгляд, зарделась вдруг, отвела глаза в сторону.
— Что, некрасивой стала? Дорога утомительная, пыльная. Второй день умыться негде.
— А куда мы едем? — задал Владигор давно мучивший его вопрос. Он боялся, что Ольга уйдет от прямого ответа. Однако скоморошка юлить не стала. Она лишь кликнула Яреца и Демида, которые сразу подошли к ним и присели возле раненого.
— Вот, дед, — обратилась Ольга к старому гусляру, — Владий желает знать, куда и зачем мы везем его, бедолагу. Что скажешь?
— Дак правду скажу, как иначе-то?.. Везем тебя, дружок, от людей подальше, от их злобы и страхов неуемных. Торопко везем, поскольку погоня возможна. Сперва на зорьку шли, обходя вольный город Преслав, а позавчера к югу свернули. Ежели все хорошо сложится, завтра думаем на закат путь держать — в Ладанею, в город Треполь. А там уж видно будет, что и как делать.
Владигор нахмурился:
— Нас преследуют? Кто и почему?
— Не нас, Владий, а тебя, — пояснил Ярец. — За тобой охота идет. А почему… Двумя словами не объяснишь, сынок. Все как-то сразу закрутилось, бестолково и не по-людски.
— Отчего не по-людски? — встряла Ольга. — Давно известно: люди боятся того, что не могут понять. А чего боятся, то спешат уничтожить. Дурачье!
— Значит, я напугал их? — помрачнел Владигор. — И чем же?
— Поединком своим с колдуном, — ответил Ярец. — Честно признаться, жутковатое зрелище было. Мы с Демидом бывалые мужики, а и то не по себе стало, когда средь облаков вашу схватку увидели.
— Да что увидели?! — начал терять терпение Владигор. — Объясните все по порядку!
— Не взбрыкивайся, дружище. — Демид, успокаивая, положил руку ему на плечо и кивнул Ярецу: помолчи, дескать, я сейчас все растолкую. — Начнем с того, что еще на тверди земной случилось, когда ты молодого свеона побеждать начал. Ни с того ни с сего к тебе кинулся Родька, дабы в спину мечом ударить. И ударил бы, но Олюшка успела мерзавца ножом сразить. Чуть позднее ей это припомнили — не в заслугу, а в обвинение…
Владигор с благодарностью и удивлением обернулся к Ольге. Та лишь сердито рукой отмахнулась, ничего не сказав.
— Обманная гора, на которую вы втроем убежали, страху на всех нагнала. Думали, вот-вот к нам двинется и народ передавит. Хорошо, что Ярец успокоил немного — он про нее в молодости слыхал — и объяснил, что гора сия придумана колдунами Волчьего Братства лишь для защиты своей. На нее, мол, никто из простых смертных взойти не может… Но ты ведь взошел! Вот первый дурной слух и прокатился: все трое, мол, колдуны волчьи.
— Невежды, — не удержавшись, вставил свое слово торговец самоцветами. — Я-то сразу у тебя в перстне голубой аметист приметил, да еще какой дивный! И размерами, и чистотой нет ему равных. А ведь известно, что аметист — самоцвет магический, уравнивающий огонь и воздух, но губительный для злых чар, для всякого, кто Черную магию пользует. Не смог бы ты его при себе держать, если был бы колдуном Волчьего Братства.
— Верно, — кивнул Демид, — Путил все это разъяснить пытался, да люди его не слушали. В небесах вдруг появились две огромадные фигуры — бесплотные, на призраков похожие, однако в них все признали тебя и Гуннара. Сцепились вы — и молнии вокруг засверкали, хотя грома не было. Затем вокруг, заслоняя вас, стали всякие безобразные тени роиться. Звероподобные какие-то, с волчьими мордами, с рогами и когтями длиннющими. К счастью, это недолго длилось. Истаяли призраки, а чуть позже Обманная гора обернулась лиловой тучей и подалась на север.
— На северо-запад, — уточнил Ярец. — Туда, за Венедское море, где святилище Рогатой Волчицы находится…
— Хотя вечерело уже, мы едва уговорили народ не срываться с места, не спешить на ночь глядя в Горячие Ключи, где нечисть еще опаснее и злобливее. Дабы успокоить всех перепуганных, убедить их, что колдуны исчезли вместе с лиловой тучей, я, Божан и Ольга пошли к тому месту, где стояла Обманная гора. Думали ничего не найти, а получилось иначе: сразу наткнулись на мертвого волка и на тебя, которого сперва тоже за покойника приняли.
— Рядом волк лежал? — переспросил Владигор.
— Вот именно. Молодой волк, околевший уже, но обликом жуткий. Из-за него потом сыр-бор пуще прежнего разгорелся… Божан, как увидел его, стал полотна белее. Запричитал хуже бабы, почти невменяемым сделался! Пока я его в чувства приводил, Ольга с тобой возилась. Уж не ведаю, как она в тебе живую искорку распознала, ведь по виду был мертвее мертвого: не дышишь, глаза незрячие в небо уставились. Так бы и бросили тебя вместе с волком в чистом поле, чтоб народу лишнего страха не добавлять. Ан Олюшка припала к твоей груди и услыхала-таки слабенькое сердцебиение, обрадовалась, меня задергала — живой, живой! Я не поверил, отмахнулся было, да ты как раз в это время чуток веки прикрыл, будто солнце закатное взгляду мешает. Ну и пришлось, конечно, быстренько тебя в лагерь нести…
— А браслет? — не утерпел Владигор. — Браслет не нашли?
— Чего искать, коли ты его в руке держал. Да так крепко, что лишь на другой день смогли пальцы разжать.
— У меня твой браслет, синегорец, не беспокойся, — ответил гусляр, улыбнувшись. — Я покуда прибрал его — взамен моего кинжала, который ты затерял где-то.
— Шутит он, не обращай внимания. Браслет взял, чтобы из-за оного на тебя, раненого и обездвиженного, других покушений не приключилось. Убедил нас, что так будет лучше. Пожалуй, прав оказался, поскольку не токмо ты сам, но и браслет твой весь лагерь переполошил. Даже умнейший Ставр начал чужие глупости повторять, называя тебя то колдуном, то жрецом, из-за браслета с колдунами повздорившим, то и вовсе оборотнем.
— С чего вдруг оборотнем-то? — удивленно вскинул брови Владигор. — Или во мне вдруг зверя высмотрели?
— Не в тебе, но рядом с тобой. Божан, сам от страха трясясь, обозникам про издохшего волка рассказал. Они быстренько вывод сделали: мол, одного поля ягоды. Просто из тех зверюг, что на Обманной горе злобствовали, ты один успел вновь человеком обернуться. Потому и выглядишь полумертвым, что превращение продолжается. Как закончится, ты всех нас порвешь-загрызешь. И в доказательство показывали на рану, которую молодой свеон тебе в поединке нанес. Рана-то почти затянулась, хотя все видели, как его кинжал твой бок вспорол!
— Но это же… — заикнулся было Владигор о своей способности к быстрому самоизлечению, однако тут же прикусил язык.
Демид с хитрецой и пониманием посмотрел на него, чуть заметно кивнул:
