То, что Тотила был мертв, не вызывало сомнений. Вскоре после битвы Нарсес посетил в Капрах место захоронения его останков и опознал их. В качестве доказательства смерти Тотилы в Константинополь были посланы обагренные его кровью плащ и шлем.

Готы в Тицине не медля приступили к выборам нового короля. Они избрали Тейю. Ни один соперник не выставил свою кандидатуру.

Политика нового короля была направлена на заключение союза с франками: это была последняя надежда для готов; но Тейя скоро убедился, что франки не намерены таскать для него каштаны из огня. У них были свои цели. Да, они не пустили имперские войска в Верону, где до сих пор сидел готский гарнизон, но не собирались помогать никому, кроме самих себя, завоевывать Италию.

Вскоре Нарсес овладел всеми крепостями, расположенными вдоль Фламиниевой дороги, и через некоторое время появился у ворот Рима. Город удерживал немногочисленный готский гарнизон, который почти сразу предпочел сдаться. До тех пор пока новый король не вывел против Нарсеса армию, начальники гарнизонов разных крепостей, не способные больше держаться, заключали личные соглашения с римским командующим, сдаваясь на милость константинопольского императора. Тейя не был государственным деятелем; но он не принадлежал и к тому типу людей, какими были Витигис и Тотила. Тейя был авантюристом, способным безоглядно пойти на громадный риск. Шансы были пятьдесят к одному против него, и он очертя голову поставил все, что было у него за душой, на этот единственный шанс.

Прежде всего он отправился в Кумы, где его брат хранил часть сокровищ Тотилы. Прежде чем выступить, Тейя собрал заложников, взятых Тотилой в Риме (триста юношей из знатных римских семейств), и казнил их всех. В Кампании такая же судьба постигла взятых в заложники сенаторов. Если готам суждено погибнуть, они унесут с собой в могилу всех, до кого дотянется их кровавая рука. Тейя выступил в Кумы приблизительно в середине июля. По приказу Нарсеса Иоанн взял под наблюдение и охрану Этрусскую дорогу. Тейя провел армию по параллельным дорогам к Адриатическому побережью и далее направился по большой дороге вдоль берега к югу. Дойдя до пересечения дорог у Тенума и Луцерии, он повернул на Беневент. Самый удобный путь от Беневента до Кум пролегает через Капую или через Суэссулу, Неаполь и Путеолы. Однако Тейя не пожелал с боем прорываться в Кумы, если была возможность спокойно дойти туда обходным путем. Он двинулся от Беневента к югу, у Салерно повернул на северо-запад и прибыл в Нуцерию, осмотрев при этом южную акваторию Неаполитанского залива. Слева в море уходил полуостров Сорренто, за оконечностью которого виднелись скалы Капри; впереди открывался вид на Везувий с шапкой дыма над кратером. Далеко внизу, вдоль дороги, ведущей к мирно спавшему Неаполю, располагались еще не открытые археологами, лежавшие много столетий под слоем вулканического пепла Помпеи и Геркуланум.

Был конец августа, когда Тейя дошел до Нуцерии Алфатерны. Это место было досягаемо для готского флота, стоявшего на рейде древних Стабий. План Тейи заключался в том, чтобы погрузиться на корабли, пересечь Неаполитанский залив и высадиться в гавани Кум. Надо сказать, что он почти сумел совершить этот замечательный воинский подвиг. Однако Нарсес, узнав, что Тейя беспрепятственно миновал Этрурию, послал своих лучших воинов на юг, в Кампанию. Когда король пересек Неаполитанский залив, он сразу увидел лагерь имперского войска, разбитый на берегах реки Драко.

Идти назад было нежелательно, остановиться — затруднительно, идти вперед — невозможно. Для того чтобы правильно вести войну, надо обладать выдающимся умом, видимо, более выдающимся, чем тот, какой был в распоряжении Тейи. Он провел около месяца, не двигаясь с места и размышляя над следующим ходом в этой военной партии, а готский флот бесперебойно снабжал его необходимыми припасами. Ни одна из сторон не желала нанести противнику поражение, форсировав Драко. Из своей летаргической задумчивости Тейя был выведен прибытием сильного флота, вызванного Нарсесом с Сицилии. Запертый в бухте готский флот сдался. После того как Тейя оказался отрезанным от баз снабжения, его положение стало очень серьезным. Наконец, после долгих раздумий он отступил в горы, которые нависают над Соррентинским полуостровом, на гору Лактарий. За ним сразу последовало имперское войско, которое блокировало короля на этой горе. Вероятно, Нарсес приказал обнести гору баррикадой или окопать ее рвом.

На новых позициях Тейю и его готов атаковал только голод. Продовольствие вскоре кончилось, а подвоза провианта не было. Готов перехитрил более умный полководец. Оставался только один выход: рискнуть и сделать вылазку, чтобы попытаться снести кордоны.

Прокопий не был свидетелем битвы у горы Лактарий. Его повествование взято из описаний, почерпнутых им у людей, которые могли оказаться ненадежными в смысле своей правдивости, но все они находились под глубоким впечатлением того, что им пришлось увидеть.

Бросив коней, готы стали сражаться в тесном пешем строю. Особенности сражения сделали использование правильных тактических приемов затруднительным, а действия кавалерии невозможными. Треть дня Тейя сражался, прикрываясь щитом, из-за которого поражал противников своим, не знавшим промаха длинным копьем. Когда щит становился слишком тяжелым из-за множества вонзившихся в него стрел, Тейя звал оруженосца и тот подавал королю новый щит… Наконец, когда в щит Тейи вонзились сразу двенадцать копий, оруженосец замешкался, и, пока щит меняли, король был поражен метким выстрелом в грудь.

Голову Тейи насадили на пику, откуда король мертвыми глазами продолжал взирать на сражение.

Не обратив внимания на смерть своего вождя, дружина Тейи продолжала сражаться до наступления полной темноты. На следующий день сражение возобновилось, и только к вечеру, когда пали почти все воины и от дружины остались только оруженосцы, слуги и наемники, готы запросили мира, предложив свои условия сдачи. Они согласились прекратить сражение, если им будет позволено покинуть Италию с движимым имуществом.

Иоанн посоветовал принять эти условия, одобрил их и Нарсес. После того как готы дали клятву никогда больше не поднимать оружие на империю, они были распушены. С их сдачей исчезла последняя организованная сила сопротивления готского народа, долголетней войне был положен конец.

Поскольку не было другого войска, способного бросить римлянам вызов в открытом поле, то падение готских крепостей было предрешенным делом. Франки отказались помочь Тейе и теперь вели себя подчеркнуто дружелюбно по отношению к Юстиниану. Но франкам не нравилось соседство победоносной империи в Италии, и поэтому, хотя формально война не была объявлена, франкские короли сквозь пальцы смотрели на войну необъявленную. Двум братьям, алеманнам Леутару и Букцелину, было позволено заняться тем, что позже называлось флибустьерством. Братьям удалось собрать армию численностью семьдесят пять тысяч человек. Целью этого воинства в большей степени было ограбление Италии, чем нанесение поражения Нарсесу. Поскольку помощь готам стала реальной, их надежды не угасали. Кумы продолжали держаться. Франки вступили в Италию в первую весну после гибели Тейи весной 553 года.

Нарсес выделил отряд для блокады Кум, а сам отправился на север. Отправив Иоанна и Валериана оборонять линию вдоль реки По, Нарсес занялся взятием готских крепостей, и преуспел в этом деле. Осенью после упорного и длительного сопротивления сдалась последняя крепость Лукка. Алигерн, начальник кумского гарнизона, оставив последнюю надежду, прибыл в Равенну, чтобы объявить о сдаче города. Исключением из этой непрерывной череды успехов стали тревожные сообщения о действиях франков. Их войско перешло По и захватило Парму; вследствие этого Иоанну и Валериану пришлось отступить в Фавенцию, которая прикрывала путь к Равенне и Римини.

В целом Нарсес оказался довольно гуманным человеком. Должно быть, он хорошо обдумал положение зимой, так как с наступлением весны приказал отвести полевую армию в Рим. Этим он не нанес никакого вреда крепостям, но мирное население Италии было оставлено на милость франков. Единственным поводом для действий, приведших к усилению страданий невинных людей, было желание Нарсеса спровоцировать франков на активные действия. Наихудшей перспективой стала бы затяжная война. Любая хитрость была оправдана, если она могла привести к решительному окончанию войны.