Надо было успеть многое сделать: выслать разведчиков на поиски бежавшего Гейламира, найти разбежавшихся по церквам вандальских воинов. Надо было убедить их в добрых намерениях, уговорить сдаться и разместить под надлежащей охраной. Несмотря на понесенные тяжелые потери, вандалы еще представляли собой грозную силу, их насчитывалось много тысяч.

Занимаясь решением этих задач, Велизарий выдвинулся к Гиппон-Регию, где его ожидал настоящий сюрприз. Удача не покинула его. Небольшая группа вандалов, предусмотрительно спрятавшаяся в убежище, известила Велизария о том, что Бонифаций, казначей Гейламира, поручил им обсудить с Велизарием условия сдачи королевской сокровищницы. Эти люди хотели, чтобы Велизарий гарантировал Бонифацию свободу и сохранность его личного имущества. В обмен на эти гарантии Бонифаций был готов отдать Велизарию сокровищницу вандальских королей.

Объяснение этого замечательного предложения было не замечательнее самого предложения. Гейламир предвидел возможность поражения и велел перенести слитки золота на корабль, пришвартованный у причала Гиппон-Регия. Как только было получено сообщение о катастрофе при Трикамароне, послушный приказу Бонифаций приказал команде корабля отплыть от берега и взять курс на Испанию. Но встречный ветер загнал судно обратно в гавань. Понимая всю опасность сложившейся ситуации, Бонифаций пообещал команде судна щедрую награду, если они смогут вывести судно в любой порт, не находящийся под юрисдикцией Юстиниана. Команда предприняла невероятные усилия и вывела корабль из гавани, но здесь стало ясно, что случай безнадежный, пускаться в плавание нельзя. Судно могло превратиться в корабль Ионы. Самым трудным оказалось вновь привести судно в порт Гиппон-Регий. Бонифаций принял случившееся как указание перста Божьего и отправил к Велизарию послов.

Велизарий был донельзя обрадован таким предложением. Он понимал, что Бонифаций потребует солидных комиссионных, но римский полководец был не из тех, кто тревожится из-за таких пустяков. Он согласился на выдвинутые условия, и Бонифаций скрупулезно выполнил соглашение. Это было гигантское сокровище, настоящее Золото вандалов, богатства, накопленные за сотню лет пиратства и разбоя: золото нибелунгов, сокровища Дракона, золотые подсвечники и драгоценное убранство Иерусалимского храма Соломона, которые взял Тит, а потом отнял у римлян Гайзерих. Конечно, военная добыча бывает и больше. Персидские сокровища, взятые Александром Великим, были, вероятно, намного ценнее. Но вандальские сокровища, которые Велизарий перевез в Карфаген, занимают высокое место в табели о рангах военных трофеев, которые могут возбудить интерес всего человечества. Вероятно, ни один европеец не видел столько собранного в одном месте богатства до того дня, когда сокровища Атагуальпы и Монтесумы попали в руки Писарро и Кортеса.

Вернувшись в Карфаген, Велизарий отправил Юстиниану сообщение о том, что его задание выполнено. Африка снова стала римской. Поражение Гейламира и гибель Цазо положили конец всякому организованному сопротивлению. Одна за другой все африканские провинции были возвращены под юрисдикцию Римской империи. Но как бы чудесен ни был успех, как бы хорошо ни провел Велизарий порученное ему дело, это не была его личная победа. Хотя он выступил в поход, когда ему было приказано, он все же испытывал сомнения в его исходе. Он в полной мере воспользовался преимуществами положения, в котором оказался, но, не будь Юстиниана, сам не осознал бы важности своих действий. Именно император оказался тем человеком, который предвидел и организовал победу.

Некоторые сообщения, приходившие Юстиниану из Африки, должно быть, вызывали у него тревогу. Он передал большую, чрезвычайную власть в руки Велизария. Полководец добился победы и получил в свое распоряжение такое богатство, каким выпадает распоряжаться очень немногим людям. Определенно среди подчиненных ему военачальников возникло мнение, что Велизарий не собирается возвращаться домой,[21] а останется в Африке, чтобы стать независимым правителем. Эти военачальники даже взяли на себя труд записать свое мнение.

Велизарий обладал темпераментом, каким часто обладают гении. Человек, который способен отрицать очевидные истины публично, склонен переносить эту привычку в свою частную жизнь, что не всегда бывает удобно для его близких. Юстиниан решил не искушать Велизария соблазном пойти по порочному пути. Но император не мог просто взять и отозвать своего лучшего полководца из Африки. Нет, он сделал умнее и предложил Велизарию выбор: вернуться домой или остаться в Африке.

Велизарий был уже предупрежден своими секретными агентами, которые успели ознакомиться с некоторыми важными письмами императора на эту тему. Но даже если бы ему пришлось принимать решение самому, то Антонина использовала бы подходящие стимулы, чтобы ее супруг принял верное решение. У него, впрочем, не было никакого желания прозябать в забытом богом углу империи, сражаясь с немытыми маврами, в то время как блестящая жизнь течет в далеком Константинополе. Велизарий высказал желание вернуться.

Юстиниан был совершенно удовлетворен. Такой ответ послужил не только убедительным подтверждением верности Велизария, он совпадал с тайными планами императора. Для верного Велизария открывалось блестящее будущее в том случае, если он и дальше намеревался использовать свои военные таланты под руководством Юстиниана, а не предаваться фантазиям, приписывая себе таланты государственного мужа.

Гейламир, бежавший в горы Нумидии, сидел там холодный, голодный, лишенный ванны и регулярных денежных поступлений, в удручающей обстановке шатра, окруженный местными подданными. Вандальский король был способен на истинную доблесть и упорное сопротивление тиранам, но был из тех людей, которые не могут долго обходиться без горячей пищи и чистых рубашек.

Фар, вождь герулов, который осадил короля в его убежище, вел подобную жизнь и разделял отношение короля к условиям жизни африканских дикарей. Поняв, что не сможет пробиться к убежищу короля по тайным горным тропам, Фар решил прибегнуть к тонкой дипломатии. Послание, которое он направил королю, оказалось действенным только потому, что апеллировало к чувствам, которые обуревали их обоих.

«Я нисколько не кичусь своей ученостью, — писал он, — она ничуть не больше вашей, поэтому хочу использовать здравый смысл, приобретенный мной на основе жизненного опыта. Скажите, ради всего святого, что вы делаете в этой дыре? Не кажется ли вам, что независимость, за которую вы сейчас держитесь, вряд ли стоит того, чтобы ее иметь? Сейчас вы вынуждены жить за счет кого-то другого; если это так, то почему бы вам не жить за счет Юстиниана? Как бедняк в Константинополе, вы будете гораздо богаче, чем богач в этих местах. Если вы считаете бесчестьем получать деньги из рук Юстиниана, то позвольте мне напомнить, что так поступает Велизарий, так поступаем мы, герулы, в жилах которых течет такая же голубая кровь, как в ваших. Вам предлагают хорошие условия: приличный доход, место в сенате, звание патриция и гарантию Велизария в подтверждение этих условий. Я могу понять упорство человека, который намеревается чего-то достичь с его помощью, но человек, который отвергает хорошие условия из чистого упрямства, просто глупец. К счастью для вас, еще есть время подумать и изменить свою позицию».

Гейламир признал разумность этого совета, но не смог заставить себя последовать ему. Его мучила неотвязная мысль: он считал нападение Юстиниана на него неспровоцированным. Совершенно очевидно, что он, невзирая на все происшедшие события, так и не принял концепцию, по которой Рим просто восстановил свой суверенитет там, где его никто не отменял; вандальский король еще считал себя «базилевсом», суверенным правителем. Его понимание соответствует озабоченности всех северных королей своим царственным статусом. В ответ на послание Фара Гейламир попросил хлеба, губку и лиру.