Очень вежливый человек подкатывается по песку к поручителю и говорит с ним тихим голосом, а трое несчастных продолжают дрожать.
Поручитель вновь возвышает голос, пока его не начинают слышать в самых задних рядах. Партия «синих» нуждается в служителе зверинца. Эти трое несчастных детей молятся, чтобы их новый отец получил эту должность.
«Синие» просто ждали своего часа. Тот факт, что «зеленые» отказали в прошении, возбудил их интерес к происходящему. Появляется и нарастает новый звук, он еще страшнее и громче, но теперь большинство пальцев поднято вверх и больше людей тянутся вперед, чтобы лучше рассмотреть трех маленьких девочек. Это ДА.
Они спешат назад в тень, на этот раз по левую руку от выхода, там находится портик «синих». Длинное, обставленное колоннами сооружение, где старейшины «синих» решают свои дела. Через этот портик много лет спустя поспешно войдет Велизарий, сопровождаемый толпой своих закованных в железо головорезов. Но сейчас Велизарий еще юноша и служит в легионе «Германия» во Фракии.
Этих трех маленьких девочек звали Комито, Феодора и Анастасия. Феодоре суждено стать императрицей Феодорой, а Комито станет матерью императрицы Софии.
Вот так они впервые стали «синими».
II
Жизнь Юстиниана начинается с Феодоры. Историк описал ее в период полного расцвета императрицы. Маленькая женщина, каких мы обычно видим на греческих вазах: светлое лицо с большими глазами, длинными, загнутыми ресницами и иссиня-черными, волнистыми волосами. Но физическая красота была самым малым из того притягательного, чем обладала эта женщина. Она в полной мере отвечала характеру, который мы можем наблюдать на греческих вазах: живость, ум и очарование, которые гипнотизируют мужчин и заставляют их клясться, что даже обыкновенная женщина — лучшее творение Бога. У нее было чувство юмора, она ловко обращалась с иглой, как и большинство женщин, которым пришлось самим завоевывать место под солнцем.
Вероятно, только в Париже мы можем воочию наблюдать и изучать таких детей и женщин, какой была Феодора. Дети дрессировщика медведей Акакия родились в лицедейской среде и выросли в ней. Театральный мир во все времена имел свои изъяны. Он отнюдь не всегда культивирует в своих воспитанниках аскетический взгляд на мораль и нравственность. Но всегда это был веселый, жизнерадостный, умный и возбуждающий мир; для того чтобы преуспеть в нем профессионально, молоденькой девочке надо использовать весь свой ум. Никто и никогда не упрекнул Феодору в том, что ей чего-то не хватало в этом отношении. Ее смертельные враги признавали ее искусство торжествовать. Все, что они могли сказать, это… В нашем повествовании мы коснемся этого немного позже. Прокопий-историк, должно быть, сам был где-то рядом, если так много знал о ней. Хотя вряд ли он высказал истину.
Эпоха, которая видела и оценила знаменитых современных артистов театра, может легко найти гнездо, куда следует «поместить» Феодору. Ее специальностью было озорство и даже лукавство. Сам Прокопий описывает тот способ, каким она потрясала аудиторию очерствевших душой византийских греков. Она умела строить уморительнейшие рожицы. Она не была танцовщицей и никогда не преуспевала в каком-либо виде «серьезного» искусства, но была очень популярна. Прокопий утверждает, что она была слишком популярна: в большей мере, чем он сам!
III
Кажется, с самого начала дочь Акакия была преисполнена решимости стать благородной аристократкой. Одним из способов уйти из низкой профессии был роман с вельможей. Первым важным предприятием Феодоры, как мы можем судить по источникам, стала ее поездка в Египет с Гекеболием, правителем Пентаполиса. Это был значительный рывок в свет из положения дочери служителя циркового зверинца. Но карьера Феодоры в качестве неофициальной жены оказалась короткой. Что произошло, мы не знаем; нам никто об этом не рассказал. Возможно, Гекеболий был из тех, кто охотнее толкает людей вниз, нежели поднимает их наверх. Или жизнь в Египте оказалась скучной. Впрочем, она и сейчас остается точно такой же. Как бы то ни было, их союз распался, и либо Гекеболий выставил Феодору прочь, либо она сама отряхнула прах его дома со своих ног и вернулась в Александрию, откуда направилась домой. Ее поездка по Востоку, кажется, стала весьма прибыльным предприятием. Во всяком случае, она вернулась в Константинополь с капиталом достаточным для самостоятельной жизни; к тому же Феодора изменила свое отношение ко многим вещам. Она сняла дом, купила ткацкий станок и стала разыгрывать Пенелопу, ожидающую возвращения Одиссея. Скорее всего, она и сама не знала, кем окажется этот Одиссей, но, подобно Пенелопе, она ткала и упрямо ждала приезда Одиссея.
Роман Феодоры начался в тот день, когда долгожданный Одиссей, наконец, явился. Он носил имя, которое стало нарицательным во всем западном мире. Прибывшего звали Петр Саббатий Юстинианус, будущий император Юстиниан.
Ее новый друг не был кичлив и высокомерен. Он был рослый сильный парень, энергичный фракийский крестьянин, круглолицый, свежий и склонный к серьезности, как это часто бывает с мужчинами, воспитанными в деревне. Этот мужчина был подвержен некоторой суетливости и отличался беспримерным трудолюбием. Конечно, он был богат. Феодора сочувствовала честной бедности, но сама не испытывала ни малейшей склонности к ее трудностям. Дружба становилась все крепче и крепче. Она в большой степени основывалась на том факте, что провидение в своей неизреченной и бесконечной мудрости редко создает более красивую и дополняющую друг друга пару, чем эти двое. Ей нравилась его солидная надежность, его дар доводить все начатое до конца. Это был человек, который никогда не требовал назад свои деньги и не торговался из-за мелочной сдачи. Он всегда держал слово. В нем не было искр юношеского задора. Когда он был мальчиком, то обычно оставался там, где оставляла его мать. Он сохранил эту привычку и в зрелом возрасте. Эта черта внушает любовь большинству женщин.
Юстиниан никогда не терял интерес к неистовому маленькому чертенку с длинными темными ресницами и острым язычком. Он заплатил ей величайшей любезностью, какой мужчина может заплатить женщине, — пожизненной преданностью. И это была не пустая формальность. Большинство деревенских мужчин любят получать шестнадцать унций за фунт, и если Юстиниан расплачивался монетами со своим собственным изображением, то мы можем быть уверены, что он получал назад стоимость этих денег.
Вся их дальнейшая жизнь показала, что узы, все крепче связывавшие их, были отнюдь не поверхностными и мимолетными. Это не была безрассудная страсть представителя золотой молодежи к хористке.[1] Он был вполне способен оценить всю силу ее очарования, но отточенное остроумие Феодоры не играло для Юстиниана такую роль, как ее глубокий интеллект и закаленный характер, которые он открыл под покровом внешних блесток остроумия. Феодора чудесным образом отвечала на такое понимание. Чем больше он ценил ее за такие дарования, тем больше они расцветали в его супруге. Она была забавна, когда от нее хотели забавности; но она могла быть великой, когда требовалось величие. Надо было только назвать роль, и Феодора с блеском играла ее.