Мало было в истории Константинополя событий, которые бы в такой степени потрясли воображение обывателей, как падение Велизария. Видимый эффект от этого падения был бы гораздо большим, если бы ему не предшествовал такой вселенский катаклизм, как великая эпидемия чумы. После такого потрясения люди не имели ни малейшей склонности обращать внимание на несчастья других и жалели только самих себя. Однако то, что случилось с Велизарием, эхом отразилось в исторических хрониках и даже прозвучало отголоском в современной английской поэзии.

Люди, недоумевая и поражаясь, смотрели на Велизария, который больше не был богат, больше не был велик, которого не сопровождала многочисленная свита. Теперь это был одинокий унылый человек, погруженный в свои мысли и боящийся теней, в которых ему все время мерещились кинжалы наемных убийц.

Но где же справедливость? Где право? Давайте не будем спешить с выводами! Для такого обращения с Велизарием были не только очевидные, бывшие на поверхности причины. Нет, они оказались намного глубже и сложнее. Велизарий сам начал этот процесс, когда торпедировал заключение итальянского договора с готами, последствия этого опрометчивого шага стали отчетливо видны только теперь. Он поспешил с выводами, доверяя Фотию больше, чем своей жене. Он сам виноват в том, что был недоволен Феодорой, которая заставила его помириться с Антониной. Примирение оказалось пустым звуком. Теперь недовольство Велизария достигло такой степени, что он был готов развязать гражданскую войну. В том, что последовал ответный удар императрицы, который сломал ему шею, Велизарий должен был винить только самого себя.

Феодора (и это знали все) была не из тех людей, которые медлят или колеблются при таких угрозах, какую в данном случае представлял собой Велизарий. Императрица обрушила на него молниеносный удар с той стремительностью, какой от нее вполне можно было ожидать. Так скажите, ради всего святого, чего иного мог ожидать Велизарий? Он обладал одной примечательной слабостью — слишком жалел себя, жалел страстно, как трагедийный актер. Феодора не испытывала подобной жалости, она воспитывалась на комической сцене.

В том, как повела себя Феодора по отношению к Велизарию, была определенная тонкость. Доведя дело до некой крайности, она начала постепенно возвращать положение полководца к исходному. Зря он настороженно озирался, ожидая каждую минуту удара в спину. Никто не собирался доводить дело до столь серьезного конца. Напомним, он имел дело с комедианткой. Она заставляла его переживать и мучиться до тех пор, пока он сам не довел себя до полного отчаяния. Он понял, наконец, страшную правду. Он потерял все! Он, который был вторым человеком в империи! Все ушло безвозвратно — богатство, власть, слава, всеобщее преклонение.

Он, как обычно, появлялся при дворе. Какая разница между прежним Велизарием, окруженным блестящей свитой, и нынешним, которого сопровождала дюжина дешевых наемных слуг. Сцена была поставлена специально для него, хотя сам Велизарий этого не понимал. Он не находил ничего забавного и комичного в холодном отношении императора и императрицы (бедняга!) и в насмешках, которыми его осыпали придворные лизоблюды. Вечерами он возвращался домой, ничего не добившись и ни на что не надеясь, пугливо озираясь на каждом углу, вздрагивая от воображаемых опасностей, хотя в действительности ему ничто не угрожало. Придя в дом, он садился на ложе и, совершенно упав духом, обхватывал голову руками. Его преследовало ощущение, что все кончено.

Периодически появлялась Антонина. Очевидно, в тот период супруги едва поддерживали отношения, и Прокопий недвусмысленно намекает на то, что Антонина не имела отношения к этим событиям. Феодора одна ставила комедию под названием «Всепрощающая супруга».

После захода солнца у дверей дома Велизария неожиданно появляется дворцовый стражник по имени Квадрат. Незамеченным (потому что ворота уже не охраняются так тщательно, как раньше) проходит он по двору и объявляет Велизарию, что принес ему письмо от императрицы.

Это была последняя соломинка, сломавшая спину верблюда. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Удовлетворенный тем, что он получил свой смертный приговор, Велизарий улегся на ложе и принял пристойную позу.

Однако Квадрат продолжал стоять у двери с письмом в руке, и Велизарий прозаично встал, взял свиток и прочитал письмо. Это было совсем не то, чего он ожидал.

Если верить Прокопию, в письме было написано следующее: «Тебе небезызвестны, сиятельный, все твои преступления против меня; но я в таком большом долгу перед твоей супругой, что ради нее изменила свои намерения и решила простить тебя. Я дарю ей твою жизнь. Можешь впредь не тревожиться за свою жизнь и будущность; своим поведением ты сможешь доказать, что на деле являешься достойным мужем».

Велизарий жил в такой стране и принадлежал такой эпохе, когда изъявления чувств были более демонстративными и картинными, нежели в наше время. Его реакция была такой взволнованной и радостной, что он простерся ниц перед Антониной, обнял ее колени, покрыл их исступленными поцелуями, объявив, что она его спасительница, коей он обязан всем, и отныне он станет ей не только верным супругом, но и преданным рабом.

Очень жаль, но мы не знаем, что ответила на эти излияния Антонина.

Теперь Велизарий понял, как надо правильно относиться к Феодоре, и был весьма благодарен ей за ее добрую волю в примирении его с Антониной. Теперь ему осталось только одно — замолить свои остальные грехи, разумно оценив положение в Италии. К сожалению, это оказалось не простым делом.

Реабилитация Велизария была не полной. Его состояние не было восстановлено в прежнем объеме. Император удержал себе одну треть. Велизарию были возвращены шесть тысяч фунтов золота в слитках, но и этого количества золота было достаточно, чтобы лишить сна и покоя человека, обладающего им. Кроме того, он связал себя с императорской семьей, обручив свою единственную дочь и наследницу Иоаннину с Анастасием, внуком императрицы Феодоры.

Мы лишены возможности узнать, насколько отчетливо понимала Феодора стоявшие перед ней проблемы. Мы знаем, что она не была восторженной поклонницей восстановления мировой империи. Феодора придерживалась точки зрения (как мы уже видели), что восстановление империи должно касаться только ее четко очерченной восточной части. Таким образом, императрицу не слишком сильно занимали последствия действий Велизария в Италии. Упразднение его комитата было событием огромной исторической важности. Именно дружина Велизария обеспечила победоносный исход войны с Кобадом, подавление восстания «Ника», свержение Гейламира, истощение сил Витигиса и запугивание Хосру. Тщательно подобранный личный состав, спаянный многими годами совместной службы, связанный со своим предводителем добрыми отношениями, был ядром имперского войска. Только женщина могла подумать, что те же люди, рассеянные по десяткам других воинских подразделений, были способны сохранить свою прежнюю боеспособность. То была катастрофическая ошибка Феодоры. Сила комитата состояла в его единстве, его спаянности. Все их подвиги стали возможны только благодаря такому единству, а не простому сложению сил отдельных воинов. Вероятно, это в полной мере не понимала даже Антонина. Объяснения и выкладки Велизария не оказывали никакого воздействия на слушателей, которые не понимали истинной ценности того, что он им говорил. Кроме того, для него было небезопасно говорить многое. Он и так легко вышел из тяжелого положения, в каком оказался по собственной вине.

Но нам не стоит забывать и об оборотной стороне медали. На все объяснения Феодора могла ответить, что ни один подданный не имеет права обладать силой, превосходящей силу своего сюзерена. Если Велизарий заявляет свои права на то, чтобы такую силу иметь, значит, он автоматически претендует на суверенитет. В действительности же Велизарий, имея в руках такую силу, использовал ее разрушительную мощь только по воле своего императора. Но он неосмотрительно пригрозил употребить свою дружину против нового суверена, если тот не вызовет его, Велизария, одобрения. Если такие поступки не спорны, то что можно назвать спорным поступком? Если даже Велизарий не хотел причинять империи никакого вреда, то тем более он был опасен. Феодора могла изыскать подходящий случай, чтобы утверждать, что гораздо важнее обеспечить безопасность власти императора и поддержать внутреннюю силу правящей власти, чем покорить Италию. Одно было исключительно важно для выживания государства, другое носило чисто случайный характер.