Но мифология, развиваясь, делала картину мира все более абстрактной, отдаленной от действительности. В результате открываются два пути развития мировоззрения: началось становление монотеистических религий и философии. Вопрос о сущности религиозного мировоззрения рассматривается в курсе религиоведения, нам же здесь гораздо интереснее и важнее понять и запомнить специфику философского мировоззрения и сущность философии вообще.

Считается, что философия начинается с удивления. Когда и перед чем начинается это удивление? Очевидно, человек удивляется тому, что поражает его воображение, или, выражаясь яснее, при встрече с неизвестным, но актуальным для своего существования. Следовательно, с одинаковым основанием можно сказать, что философия начинается с осознания своего невежества, когда человек инстинктивно оказывается перед вопросом: а это что такое? Причем вопрос оказывается роковым, жизнесодержащим, напрямую связанным с земным существованием. К примеру, всерьез задуматься о небе древнего человека заставили не бескрайние просторы ночной чернильной темноты и панорама звездного неба, а зрелище ночных метеоров, страшной грозы, лесных пожаров от ударов молний и т.п. Вот в таких ситуациях и могли возникать вопросы: что? почему? А если гроза ударила в дерево, под которым предок запрятал свое стадо коз, и от них остались только обугленные с порванными венами трупы, мог появиться и вопрос: за что?

Каждый новый вопрос требовал искать ответа. Религиозно-мифологическое объяснение случившегося не всегда вносило «ясность». Начинались поиски естественных причин, мыслительный анализ, движение мысли от видимого следствия к поискам невидимой причины. Существенное значение имело такое природное явление, как чередование того же самого (смена дня и ночи, сезонные изменения и др.). Так, в Древнем Египте начало философскому отношению к действительности, то есть толчок к размышлению о мире, вне всякого сомнения, было положено чередующимися разливами Нила, от которого зависело все существование египтян. Строгая закономерность явления, с отступлениями на один – два дня, позволила египетским жрецам определить продолжительность года в 365 дней. Если добавить к этому наблюдения над звездным небом, то обнаружилось деление «звезд» на два класса: неподвижные и подвижные. Луна, Меркурий, Венера, Солнце, Марс, Юпитер, Сатурн для египетских жрецов были семью лучами Глагола-Света, но их закономерное движение на небесной сфере могло вызвать (и вызвало!) представление о существовании естественной закономерности. К свойству человека наблюдать и анализировать неизвестное добавлялось растущее реальное знание внешнего мира, отражение в его голове определенных закономерностей, с которыми он сталкивался в повседневной практике. Только так могли возникнуть древнеегипетская астрономия, математика, навигация, гончарное и плавильное дело, ткачество. В Египте стали применять парус. Там же написано первое из дошедших до нас полуатеистическое произведение неизвестного автора «Разговор разочарованного со своей душой».

Из текста следует, что прелести потустороннего бытия еще никем не доказаны. Человечеству предстояло думать, анализировать, отыскивать первопричины всего сущего, т.е. философствовать.

Философия, если читатель согласен, это не плод «изумления», а удовлетворение возникшей потребности все понять, объяснить, в какой-то мере это познанное использовать. Тогда возникает вопрос: почему эта потребность появилась так поздно («поздно» по историческим меркам)? Объяснить это можно только тем, что в разные исторические эпохи потребности бывают разные. К примеру, сделал далекий предок лук, научился подстреливать оленя, зажаривать его. Потребности удовлетворены. А чтобы охота была удачной, достаточно было поколдовать над стрелами. Пример, вне всякого сомнения, примитивный, надуманный, но он очень близок к правде далекого прошлого. В ходе исторического становления человечества мир его жизнедеятельности резко расширяется.

Эти слова поэта и философа Г. Гейне очень точно передают ту переломную эпоху, когда сами условия жизни, сам характер жизнедеятельности потребовали философии. Это был заказ на реальные знания мира. Век уверенности в правильности мифологических представлений миновал. И не стоит удивляться тому, что философия формируется приблизительно одновременно в зонах развития разных цивилизаций. Нет нужды с удивлением писать о каком-то едином «осевом времени» (см.: «Философия. Курс лекций. Ред. Е. Ф. Солопов. – М., «ВЛАДОС», 1997). Рутинность общественной жизни, ручное производство, рабский труд, наличие свободных территорий, мыслительное «плавание» в царстве религиозно-мифологических представлений, близость природно-климатических условий зон ранних цивилизаций делали все ранние народы детьми природы и мысли.

Перелом, так называемое «осевое время», начался тогда, когда произошел перелом в укладе общественной жизни, когда рушилась родоплеменная организация общежития, когда люди почувствовали на своей шкуре, что не только огонь обменивается на все, но и на золото обмениваются все товары, а на товары – золото. Мысль принадлежит древнегреческому философу Гераклиту (о нем речь в следующей главе). Просто формируется новый общественный уклад жизни, потребовавший от человека реальных знаний мира, себя, знания складывающегося общества. Уже не хватало того, о чем вещали оракулы, что сообщали внутренности жертвенных животных. Резкое расширение знаний реального мира, повышение эффективности деятельности давали людям уверенность, что можно постичь мир, была бы только «мудрость».

К середине первого тысячелетия до н. э. человек уже состоялся (развился) не только физически, материально-деятельно, но и духовно. Он начинал понимать свою непохожесть на природу, одновременно и не воздвигая барьера между собой и остальной природой. Сама мифология делается объектом анализа, причем не только теоретического, но и художественного. Начало такого анализа положил Гомер, когда в его «Илиаде» и «Одиссее» переплелось земное и небесное, боги, герои и простые смертные. У греков сложился основной литературный жанр – трагедия, где всесильный рок оказался вплетенным в судьбы героев, а художественный анализ божественно-человеческого бытия одновременно был и показом картины того, как человек, опираясь на свои силы, знания, «хитроумность» в достижении своих целей противостоял всесильной судьбе, заставлял мифологических богов служить людям. Назревал вопрос осознания бытия и своего места в этом бытии. Мифологическая картина мира уже не устраивала «мыслящее» человечество.

А. Ф. Лосев в работе «Философия. Мифология. Культура» привел интересное свидетельство: «Когда кто-то спросил Анаксагора, для чего лучше родиться, чем не родиться», последний сказал: «Чтобы созерцать небо и устройство всего космоса» (с. 421). Анаксагор – философ V века до н. э., основоположник афинской философской школы. Но, можем сказать мы, опираясь на всю сумму дошедших до нас письменных свидетельств того периода, время простого созерцания уже миновало; созерцая, человек одновременно стал размышлять; а размышлять для того, чтобы понять, уяснить, увидеть закономерное в мире случайностей, причинность и всеобщность в калейдоскопе вещей, событий, явлений. Отсюда и название первых размышляющих над миром людей – «философы», т.е. любители мыслительной работы, стремящиеся за ясным, всем видимым миром увидеть его невидимые пружины, обеспечивающие стабильность и повторяемость в мире, делающие возможным человеческое бытие.

Но древние мыслители не порывали вместе с тем и со своей родовой пуповиной – мифологией. Даже самые, скажем так, атеисты и безбожники отдавали своеобразную дань своим богам, хотя и отодвигали их в далекие миры, откуда человечество с его страстями и житейскими треволнениями делалось невидимым. «Философ» – это не мудрец, а только «любитель мудрости». Мудры, т.е. всезнающи и всевидящи, одни боги, а человек лишь стремится приблизиться к истине, как бы желает приоткрыть покров неведомого, хотя замыслы первых любителей мудрости, как свидетельствуют названия частично дошедших до нас произведений, были мощными и всеохватывающими. В своей «детской резвости» они смело колебали «треножник» бытия, стремясь объяснить все: богов, мир, себя. Мир этим детям философской мысли казался простым и постижимым.