II Барабанный бой племени Бурну Видишь, мчатся обезьяны С диким криком на лианы, Что свисают низко, низко? Слышишь шорох многих ног? Это значит – близко, близко От твоей лесной поляны Разъяренный носорог. Видишь общее смятенье, Слышишь топот? Нет сомненья, Если даже буйвол сонный Отступает глубже в грязь, Но, в нездешнее влюбленный, Не ищи себе спасенья, Убегая и таясь. Встреть спокойно носорога, Как чудовищного бога, Посреди лесного храма Не склони к земле лица, Если страсть твоя упряма, Не закрадется тревога В душу смелого жреца. Подними высоко руки С песней счастья и разлуки, Взоры в розовых туманах Мысль далеко уведут… …И из стран обетованных Нам незримые фелуки За тобою приплывут. III * На таинственном озере Чад Повисают, как змеи, лианы, Разъяренные звери рычат И блуждают седые туманы. По лесистым его берегам И в горах, у зеленых подножий, Поклоняются странным богам Девы-жрицы с эбеновой кожей. * Я была жена могучего вождя, Дочь любимая властительного Чада, Я одна во время зимнего дождя Совершала тайны древнего обряда. Взор мой был бесстрашен, как стрела, Груди трепетные звали к наслажденью, Я была нежна и не могла Не отдаться заревому искушенью. * Белый воин был так строен, Губы красны, взор спокоен, Он был истинным вождем; И открылась в сердце дверца, А когда нам шепчет сердце, Мы не боремся, не ждем. Он сказал, что я красива, И красу мою стыдливо Я дала его губам, И безумной, знойной ночью Мы увидели воочью Счастье, данное богам. * Муж мой гнался с верным луком, Пробегал лесные чащи, Перепрыгивал овраги, Плыл по сумрачным озерам И достался смертным мукам… Видел только день палящий Труп свирепого бродяги, Труп покрытого позором. * А на быстром и сильном верблюде, Утопая в ласкающей груде Шкур звериных и тканей восточных, Я, как птица, неслася на север, Я, играя, ломала мой веер, Ожидая восторгов полночных. Я раздвинула гибкие складки У моей разноцветной палатки И, смеясь, наклонялась в оконце… Я смотрела, как прыгает солнце В голубых глазах европейца. * А теперь, как мертвая смоковница, У которой листья облетели, Я, ненужно-скучная любовница, Точно вещь, я брошена в Марселе. Чтоб питаться жалкими отбросами, Чтобы жить, вечернею порою Я пляшу пред пьяными матросами, И они, смеясь, владеют мною. Робкий ум мой обессилен бедами, Взор мой с каждым часом угасает… Умереть? Но там, в полях неведомых, Там мой муж, он ждет и не прощает. * * *
Следом за Синдбадом-Мореходом В чуждых странах я сбирал червонцы И блуждал по незнакомым водам, Где, дробясь, пылали блики солнца. Сколько раз я думал о Синдбаде И в душе лелеял песни те же, Было сладко грезить о Багдаде, Проходя у чуждых побережий. Но орел, чьи перья – красный пламень, Что носил богатого Синдбада, Поднял и швырнул меня на камень, Где морская веяла прохлада. Пусть халат мой залит свежей кровью, В сердце гибель загорелась снами, Я как мальчик, схваченный любовью К девушке, окутанной шелками. Тишина над дальним кругозором, В мыслях праздник светлого бессилья, И орел, моим смущенный взором, Отлетая, распускает крылья. * * * Над пучиной в полуденный час Пляшут искры и солнце лучится, И рыдает молчанием глаз Далеко залетевшая птица. Заманила зеленая сеть И окутала взоры туманом, Ей осталось лететь и лететь До конца над немым океаном. Прихотливые вихри влекут, Бесполезны мольбы и усилья, И на землю ее не вернут Утомленные белые крылья. И когда заглянул я в твой взор, Где печальные скрылись зарницы, Я увидел в нем тот же позор, Тот же ужас измученной птицы. * * * Мне снилось: мы умерли оба, Лежим с успокоенным взглядом, Два белые, белые гроба Поставлены рядом. Когда мы сказали: «Довольно»? Давно ли, и что это значит? Но странно, что сердцу не больно, Что сердце не плачет. Бессильные чувства так странны, Застывшие мысли так ясны, И губы твои не желанны, Хоть вечно прекрасны. Свершилось: мы умерли оба, Лежим с успокоенным взглядом. Два белые, белые гроба Поставлены рядом. |
