Пока письма редакции шли в разные концы Советского Союза, пока писались ответы и пока эти ответы шли к нам, времени прошло немало.

Редактор краснодольской газеты встретил нашего главного на каком-то республиканском совещании и сказал:

— В вашей редакции сидят матерые бюрократы. Правильный фельетон проверяют чуть не месяц.

Каждая жалоба неприятна, особенно когда на тебя жалуется твой коллега газетчик, но мы тем не менее не спешим, ждем ответов. Наконец они начинают приходить.

Анна К. сообщает, что она знала Возняка, так как училась с ним до пятого класса в одной школе. Потом она переехала с родителями в Хабаровск и больше его никогда не видела.

Отозвалась на наше письмо и Вероника Г. из Бреста. Она писала: «Знаю ли я Антона Возняка? Да, мы были вместе на фронте. Я, мой муж и Антон. Я была связисткой, а они оба пехотинцами. В 1943 году мой муж погиб в бою. Я в то время была в положении и подлежала демобилизации, а ехать мне было некуда. Мой родной город Брест был занят немцами. И в это тяжелое для меня время Антон Возник протянул руку помощи. Он отправил меня к своей матери в деревню. Об Антоне Возняке и его матери у меня сохранились самые теплые воспоминания, как о добрых, хороших людях».

А письмо Людмилы В. из Краснодольска было написано не без юмора. Оно со мной, и я с вашего разрешенья прочту его.

«Уважаемый заведующий отделом фельетонов! Большое спасибо за предупреждение. Не знаю, печетесь ли вы только о моей чести или адресуетесь в моем лице ко всем представительницам слабого пола, но ваш призыв: «Девушки, берегитесь Антона Возняка, он ловелас и изменщик!» — пришел вовремя. Сообщаю (конечно, не для печати), что мне семьдесят лет. А если учесть, что Антону Возняку всего двадцать пять, то сами понимаете, как неожиданно мог бы закончиться наш с ним роман. Инфаркт или инсульт у семидесятилетней Джульетты — это уж по крайней мере.

Но сейчас, после вашего любезного предупреждения, пусть ловелас и изменщик не надеется на легкую победу. С сегодняшнего дня я занимаю круговую оборону и изо всех уже не молодых сил стану отбивать любовные атаки этого донжуана.

Я начеку, только объясните мне, неразумной женщине, для чего ему, молодому и красивому, соблазнять и обманывать меня, увы, немолодую и уже некрасивую? Или, быть может, наши внуки завели новую моду совращать своих бабушек? А я уже не только бабушка, а, как говорит мой зять, дважды прабабушка Советского Союза.

Кстати, эта прабабушка работает зубным врачом Краснодольской районной поликлиники. Здесь мы и познакомились. Семидесятилетняя Джульетта и двадцатипятилетний Ромео. Виделись, несчастные, всего два раза. В первый раз Джульетта чистила бормашиной больной зуб Ромео. Во второй — поставила ему пломбу. Сказать после этих двух встреч, плохой Ромео или хороший, Джульетта не решается. Скорей, все же хороший, если судить по глазам. Они у него большие и добрые».

А вот еще одно веселое письмо — от Зины Р.

«Уважаемая редакция!

Сообщаю. Я не Зина, а Зиновий! И хотя фамилия Р. (Рабинович) с виду бесполая, — я ярко выраженный мужчина с усами и коротко подстриженной бородкой. Учитывая все это, ни совратить, ни обмануть меня Антон Возняк не мог. Да и зачем ему было делать это? Насколько я знаю Антона, а знаю я его неплохо, так как был командиром роты, в которой он воевал, Антон хороший, нормально слепленный парень. На войне он был добрым солдатом, сейчас, не сомневаюсь, он добрый трудяга. Будет случай, передайте ему привет от однополчанина Зиновия Рабиновича».

Не буду приводить остальные письма. Скажу коротко. Десять женщин из одиннадцати, к которым мы обратились, сказали — Антон Возняк честный, добропорядочный человек. И только одна женщина упрямо доказывала, что он прохвост, развратник и его обязательно нужно разоблачить. Эта женщина была законная супруга Возняка.

Вслед за женщинами прислали ответы и мужчины. Директор школы, директор института, секретарь райкома и сам виновник события. И все стало ясным.

Когда кончилась война, бывший солдат и десятиклассник поступил в учительский институт. Здесь он познакомился с Магдалиной Стодуб, полюбил ее и женился. Молодые супруги окончили институт в одном году, и их направили учительствовать в одну школу. Антон, прибыв в село, сразу принимается за работу, а Магдалина решает взять за свой счет годовой отпуск.

— Хочу отдохнуть.

Отдых, к которому стремилась Магдалина, бывшая Стодуб, а ныне Возник, проходил у нее в маятниковом вояже. Из села в Краснодольск Магдалина ездила с корзиной подсолнухов, а из Краснодольска в село привозила штапель, чулки, иголки, нитки. Каждую неделю маятник делал по два взмаха. По вторникам и пятницам жители Краснодольска видели молодую учительницу на городском рынке.

— А вот кому подсолнушков каленых. Стакан двугривенный!

А по средам и субботам Магдалина выходила на сельский базар и отмеривала свой товар уже не стаканами, а метрами, парами, дюжинами.

Возняк попробовал пристыдить супругу, но успеха не добился.

— Мне нужны деньги дом построить, — сказала жена. — Накоплю, тогда и перестану торговать, а пока тебе придется потерпеть.

Маятниковый вояж продолжался. Менялась только в связи со сменой времен года номенклатура товаров. Зимой на городском рынке Магдалина торговала уже не подсолнушками, а мочеными яблоками, а из райцентра в село кроме штапеля возила еще шерсть и бумазею.

Антона Возняка вызвали в райком комсомола.

— Ты член ВЛКСМ, а жена у тебя коробейница. Не вяжется. Ты поговори с ней.

— Говорил. Не действует.

— Стукни кулаком по столу, — посоветовал первый секретарь.

— Или — или! Пусть выбирает, — добавил второй.

Антон Возняк так и сделал. Он пришел домой, стукнул кулаком по столу, как советовал первый секретарь, сказал «или — или», как добавил второй, и прошептал в заключение уже сам от себя:

— Увижу еще раз с коробом, уйду!

И только муж вышел из комнаты, Магдалина учинила обыск в его бумагах. Увидела письмо на фронт из Хабаровска от школьного товарища Анны К. и записала это имя первым в донжуанский список мужа. Нашла пустой конверт с обратным адресом. Под адресом фамилия Рабинович Зин… И, не разобравшись, что это за Зин. — мужчина или женщина, бац и его туда же. Прочла Магдалина в записной книжке имена двух нянь: тети Даши и тети Маши, из госпиталя, в котором лечился в конце войны Антон. (Он послал в подарок каждой няне по платку на голову.) Она и этих нянь зачислила в любовницы. Не пощадила Магдалина и двух отстающих студенток, которым Антон помогал в институте готовиться к экзамену. А рядом с хвостатыми студентками оказалась в донжуанском списке и семидесятилетняя зубная врачиха Людмила В., дважды прабабушка Советского Союза, и др.

С этим списком жила Магдалина, как с камнем за пазухой, два дня, все ждала, выполнит ли ее мягкосердечный супруг свою угрозу или одумается. А муж сделал, как сказал. Приходит Магдалина в субботу с базара, а Антона нет. Ушел…

— Ну ничего! Ты еще пожалеешь, — пригрозила она.

В следующую свою поездку в город Магдалина уже не берет с собой моченых яблок, ибо едет она не на рынок, а в редакцию районной газеты. Приехала, вошла в дверь ответственного секретаря и фельетониста Ив. Водовозова и замерла на пороге.

— Вам что?

— Веревку.

— Какую?

— Повеситься.

Фельетонист в смятении. Всякие посетители ходят в редакцию. Одни просят помочь получить новую квартиру, другие устроить дочку в музыкальное училище, третьи утихомирить соседа-хулигана… А за веревкой для повешенья еще никто не являлся.

Ив. Водовозов подает посетительнице стакан воды,

— Успокойтесь!

Но где там! Посетительница плачет. Ив. Водовозов наполняет второй стакан водой.

— Кто вас обидел?

— Он. Муж. Чудовище.

Женские слезы. Не легко разобрать, когда они искренние, когда фальшивые. На этот раз разобраться все же можно было. Магдалина Стодуб не плакала, а только изображала плачущую. Изображала неискусно, как в плохом провинциальном театре. К сожалению, Ив. Водовозов не мог отличить притворства от настоящего горя. Он посылает сторожиху в аптеку, поит коробейницу валерьянкой и слушает, как она под аккомпанемент рыданий поливает грязью своего мужа.