— Земляки в Москве есть?

— Один имеется.

— Поживи пока, у него. А работу тебе на эти два с половиной месяца обеспечит биржа труда. Сходи стань на учет.

Пошел на биржу труда, а там у каждого окошка длиннющие очереди. Только к вечеру добираюсь до регистратора.

— Имя, отчество, фамилия, профессия?

Прежде чем ответить на последний вопрос, думал не меньше минуты, наконец решился, сказал:

— Журналист!

— Образование?

Учился в университете всего три дня, тем не менее гордо заявил:

— Незаконченное высшее.

Незаконченное высшее не помогло. Биржа ставила на учет журналистов только с законченным высшим и трехлетним стажем работы в московской редакции. А у меня ни того, ни другого, посему меня взяли на учет не как журналиста, а как чернорабочего.

— Наведывайтесь, будет требование, дадим наряд, пошлем.

Наведываюсь дважды на день, требований нет. Двадцать рублей, привязанные под штаниной на черный день, кончились. Положение критическое. Наконец радость: получаю наряд на работу в клуб «Красный Октябрь». Еду к месту назначения, за неимением меди, на трамвайной колбасе. Влетаю в клуб, а директор широко разводит руками. Клуб требовал чернорабочего, а биржа труда прислала мальчика в сандалиях и тюбетейке. Ну как погонишь такого на крышу с лопатой очищать снег? Директору жалко мальчишку, и он на всякий случай спрашивает:

— На рояле играешь?

— «Светит месяц», вальс «Амурские волны».

Играл я плохо, по слуху, но добрая душа директор не стал требовать свидетельства об окончании консерватории и зачислил будущего сотрудника «Комсомольской правды» в штат клуба тапером третьей руки. И тапер добросовестно играл вальс «Амурские волны» под немой кинофильм «Индийская гробница», шесть серий в один вечер.

В тех местах картины, где магараджа вел себя как деспот и эксплуататор — то ли глумился над индийскими девушками, то ли бил индийских юношей стеком, — зал дружно кричал таперу:

— Давай «Варшавянку», «Конную Буденного»!

И я давал. Не жалел сил. В такие моменты к роялю подходил директор клуба и говорил таперу на ухо:

— Играешь невпопад, но политически правильно!

Я и сам понимал, что политически правильно. После «Варшавянки» и «Конной Буденного» мне, как и моим сверстникам, сидящим в кинозале, становилось легче. Мы чувствовали себя так, словно выполняли свой долг перед голодными народами мира. Еще бы, магараджа предупрежден и пусть за последствия отвечает сам.

Двадцатого мая 1925 года тапер третьей руки, полупив расчет в клубе «Красный Октябрь», по Солянке, 12, отправился на Ваганьковский переулок, дом № 5. Здесь начинала свою жизнь «Комсомольская правда». И хотя Ваганьковский переулок был в центре города, рядом с Ленинской библиотекой, а не за Краснопресненской заставой, читатели часто путали и присылали письма во всесоюзную газету по такому странному адресу: Москва, Ваганьковское кладбище, редакции «Комсомольской правды».

Начинала свою жизнь «Комсомолка» очень скромно. В трех или четырех комнатах небольшого, одноэтажного домика. В каждой комнате стояло два-три стола. А каждый стол — это целый отдел: комсомольский, пионерский, деревенский. Одну сторону стола занимал заведующий, другая делилась между двумя сотрудниками — левый угол одному, правый — другому.

В отделе информации было не два сотрудника, а восемь, поэтому нам с Мишей Розенфельдом, как самым молодым и самым неопытным, не досталось даже углов, и мы устроились вдвоем на одном подоконнике в коридоре.

С чего начал свою работу молодой журналист во всесоюзной газете? Бегал по клубам, заводам, учреждениям, писал в хронику пятистрочные заметки. Такие, какие пишутся и теперь. Хотя нет, не такие, а в духе того давно прошедшего времени. И хотя автор писал тогда, сорок лет назад, свои заметки с серьезными намерениями, некоторые из них выглядят сейчас весьма курьезно. Вот для примера одна:

В субботу в фельдшерско-акушерском техникуме состоялся диспут на животрепещущую молодежную тему: «Может ли комсомолка красить помадой губы, пудрить пудрой лицо?»

В диспуте приняли участие старые большевики: тт. Землячка, Смидович, поэт Безыменский, балерина Гельцер и артистка музыкальной комедии Татьяна Бах. После диспута состоялось голосование: 273 человека, в том числе старые большевики и поэт Безыменский, высказывались против помады и пудры, 7 человек «за», в том числе балерина Гельцер. Остальные, в том числе артистка Татьяна Бах, скрыли свое мнение, воздержавшись от голосования.

И хотя подавляющее большинство студентов, присутствовавших на диспуте, проявило при голосовании со знательность, райкому комсомола следует обратить внимание на воздержавшихся и проголосовавших за помаду и добиться того, чтобы ни одна девушка, проживающая в Бауманском районе, ни теперь, ни в будущем не размалевывала своего пролетарского лица тлетворной французской буржуазной косметикой».

В течение первых лет работы журналист-комсомолец осваивал нелегкое искусство сочинений пятистрочных заметок комсомольской хроники. От пятистрочных заметок он в свое время перешел к десятистрочным. После заметок он стал писать корреспонденции. Все шло как будто бы нормально. Но вот когда наступила пора перейти от корреспонденции к более сложным газетным жанрам, молодой журналист, вместо того чтобы испробовать свои силы в очерке, почему-то вернулся к хронике и напечатал нижеследующую пятистрочную заметку: «Чтобы быстрей закончить строительство первого тракторного завода на Волге, ЦК ВЛКСМ вынес вчера решение послать в Сталинград в качестве строителей 7000 комсомольцев».

А через месяц после опубликования этой заметки ее автор сам отправился с одной из первых партий, семитысячников к берегам Волги. Все было в духе того далекого романтического времени. Молодой журналист хотел поглядеть своими глазами, как выглядит новая жизнь вблизи. Пощупать ее своими руками. «Наш сталинградский корреспондент» не только сообщал в статьях и заметках, как строится первенец пятилетки, но и сам вместе с другими комсомольцами укладывал кирпичи в стены этого первенца.

Но вот завод пущен, первый трактор сходит с конвейера. Бригада, в которой работает «наш сталинградский корреспондент», изъявляет желание отправиться на Урал на новую стройку. «Комсомольская правда» печатает письмо с Волги под выразительным заголовком: «Сталинградский тракторный подает руку помощи горе Магнитной».

Молодые добровольцы начинают собираться в дорогу, хотя толком и не знают, где находится гора Магнитная. В 1930 году город Магнитогорск еще не был обозначен на картах СССР.

Собираем чемоданы, сундучки, идем на вокзал, стучим в окошечко кассиру:

— Дайте сто билетов до Магнитогорска.

И вот в «Комсомольской правде» начали печататься статьи и корреспонденции от «бывшего сталинградского», а нынче «от нашего магнитогорского корреспондента».

Строительная тема делается с этого времени основной в работе молодого журналиста на все годы первых пятилеток. После Магнитостроя — Метрострой.

А вскоре на смену корреспонденции и очерку приходит фельетон. Начинается увлечение жанром газетной сатиры. На смену строительным вопросам приходят вопросы поведения людей: этики, морали, нравственности. Кстати, эти вопросы остаются ведущими в работе бывшего магнитогорского корреспондента до сих пор.

Бывшему магнитогорскому корреспонденту исполнилось шестьдесят. Для комсомольца возраст, конечно, малоприятный. И хотя владелец малоприятного возраста, заполняя анкету, до сих пор вынужден в графе «образование» писать «незаконченное высшее», шестидесятилетний комсомолец считает свою жизнь удавшейся и благодарит судьбу за то, что комсомол дал ему профессию и послал для журналистской учебы в такую замечательную школу, как «Комсомольская правда». Еще бы, в этой школе одновременно с ним, мальчишкой-комсомольцем, печатались и работали такие прекрасные литераторы и журналисты, как В. Маяковский, И. Уткин, А. Гайдар, В. Кин, Я. Ильин, С. Диковский, С. Крушинский, М. Розенфельд, Ю. Жуков, О. Зив, Е. Кононенко, М. Семенов, Е. Воробьев, Е. Кригер, Л. Ломакин. Озорно, весело рисовали комсомольские художники Б. Пророков, Н. Аввакумов, Л. Сойфертис, И. Семенов.