Они заказали на дом барбекю, и Джастин болтала с Беном о школе, веб-сайтах, Мартине Скорсезе. Этот совершенно новый человек сидел перед ней, обгрызая кукурузный початок, как чудесным образом выросшее ниоткуда за одну ночь растение под метр восемьдесят ростом, с прыщами, кольцом в носу и разрядом по шахматам. У Роберты есть сын, такой взрослый, что он уже курит. Чувства переполняли Джастин: а ведь она могла следить за тем, как он растет.

– Если кто спрашивает, – сказала Роберта, складывая картонную коробку, – я говорю, что разведена. И это правда.

– Правда? – Джастин совсем растерялась.

– Да, я была замужем. Это продержалось полгода, еще в 1974-м. Так что Бен носит мою девичью фамилию, а я ношу фамилию мужа.

Роберта была замужем.

– Ты не сменила ее обратно?

– Э, мне было лень по-новой разбираться со всеми бумагами, а потом, никто в фирме не знал, что я была замужем, так зачем же говорить им, что я развелась? Я плачу все налоги сама. Плачу за медицинские услуги как незамужняя. Так что в этом нет ничего противозаконного.

– Ты пошла на сумасшедший риск, – сказала Джастин и чуть не расплакалась. Бен посмотрел на нее недоуменно.

– Прекрати себя истязать, – сказала Роберта и взяла ее за руку. – Ты все время делала правильный выбор. Не дай им сломить тебя. Не отказывайся от своих целей. Не выходи замуж за фирму. Это погубит твою жизнь. Я могу сказать это с полным правом, я ведь не партнерша твоей матери по бриджу. Скажу тебе, это того не стоит.

– Почему ты не уходишь? Мне правда нужно знать.

– Ты шутишь? Знаешь, сколько стоит учеба в колледже?

Джастин понизила голос, хотя Бен сидел прямо перед ней.

– А отец помогает?

– Да, но Бен его заботит далеко не в первую очередь, – сказала Роберта, обгладывая свиное ребрышко. – У него есть свои дети, два дома, две ипотеки, плата за колледж.

– Он не хочет оставлять… жену? – Джастин говорила сейчас, как ее мать.

– А кому это нужно? – отбрила Роберта. – Ни за что, у меня не было ни времени, ни терпения, чтобы обустраивать домашнее хозяйство с этой размазней. Такой растяпа! Забудь об этом, он мне не нужен. Но ребенок – это совсем другое.

Джастин посмотрела на Бена, который все это слышал. У него было такое же суровое выражение лица, как когда он рассказывал ей про свои соревнования по шахматам. О чем он думал, когда его мать вот так поносила его отца?

Когда она рассказала Роберте о том, что с Барри все кончено, Бен незаметно вышел из комнаты, штаны висели у него на бедрах.

– Какая жалость, – сказала Роберта, закинув босые ноги на стул. – Я и вправду подумала, что ты нашла своего человека.

Хлопнула дверь, и громкая музыка с множеством ударных донеслась с другого конца дома.

– Так вот откуда твои познания в рэпе.

– Ха, неужели ты думаешь, что корпоративный юрист, еврейка пятидесяти двух лет от роду сама не узнает о существовании «Ту Догз Кул»?

– Он очаровательный, – сказала Джастин.

– Я знаю, – торжествующе ответила Роберта.

Джастин вернулась в офис в девять тридцать и провела два часа, расписывая перевод компании из паевого фонда в акционерное предприятие. Она зашла в библиотеку, чтобы свериться с документами, Никки сидел на стуле, положив на стол свои невероятно длинные ноги; грудами валялись распечатки данных «Moody's», наверное, не меньше чем за год. Увидев ее, он выпрямился.

– Привет.

– А я думал, ты ушла на весь день, – пробормотал он.

– Не могу уходить надолго, – устало вздохнула она.

Она рассказала ему про обзор, которого потребовал Фарло, и он нахмурился.

– Я передала его Рокси, – сказала Джастин, – но он спросит…

– Ну и что, – ответил Никки, почему-то разозлившись. – Он поступил неправильно. Почему ты все время, как помешанная, беспокоишься, что он подумает? По-моему, ты уже достаточно взрослая, чтобы давно уже разобраться со своими комплексами относительно родителей.

Он хочет ее оскорбить? Разве она помешалась на Фарло? Никки был непроницаем. Джастин легла щекой на стол.

– Вообще-то надо бы спросить тебя: «Что это должно означать?», но я слишком устала и мне все равно.

Он сел рядом с ней, очень близко. Она посмотрела на него, не поднимая головы со стола, – такой внимательный, такой тонкий, такой юный. У него не было возраста. В воздухе возникло странное напряжение. Она бы даже была готова поспорить, что он сейчас поцелует ее, если бы это был не Никки, и они были бы не в библиотеке.

Он положил руку ей на голову, а другой накрыл ее руку. Стало тепло и приятно. За столом, заваленным «Moody's»!

За столом, заваленным «Moody's», с младшим сотрудником, которому всего лет двадцать шесть, а вот это уже пошло. И обязательно сейчас войдет Дриггс, и ее карьера будет окончена.

У нее перед глазами мелькнул диванчик в комнатке рядом с женским туалетом.

Она заставила его встать. И они пошли, по отдельности, с непроницаемым видом, в его кабинет, который был ближе всего. Он прижал ее к двери, но он был значительно выше нее. Джастин потянула его за собой на пол и поцеловала.

Он был молочный и солоноватый. Ее язык тут же потянулся к его шраму, и она занялась им. Это очень волновало. Никки: кто бы мог подумать.

Такой стройный, такой подтянутый – о ней ли он думает сейчас?

– Пойдем ко мне домой, – сказал он через какое-то время.

– Ты знаешь, это неправильно.

– Мне плевать.

Одним движением она встала, оправила юбку и надела туфли.

– Пойдем.

– Я живу в пяти кварталах отсюда, – сказал он, и они вышли во влажный ночной воздух.

– Как удобно.

– Давай возьмем такси, – сказал он, подзывая машину.

Он жил в комнате, похожей на гостиничную: полосатый гостиный гарнитур в полутора метрах от кровати и телевизор, встроенный в потолок. Это была корпоративная квартира. Никки Лукаш был таким загадочным, таким знакомым, таким непонятным. Она и не думала, что он ей нравится, и вот она уже приподнимает бедра, чтобы он снял с нее колготки.

Они упали на кровать, и ей плевать было на Барри, плевать на Никки и на себя саму. Джастин была здесь и сейчас. В темноте ее рот опять нащупал его шрам. Его тазовые кости чуть не проткнули ее. И вот уже он разворачивает презерватив, а еще через две минуты, даже меньше, он лежал на ней, дрожащий и усталый.

– Извини, пожалуйста, – сказал он обычным голосом. Как будто говорил о пропущенной опечатке.

– А, не беспокойся об этом.

– Что ты имеешь в виду? – подозрительно спросил он.

– Ну, если мы сможем переиграть это через несколько минут, это не страшно.

Он поднял голову и посмотрел на нее.

– Ты не понимаешь. То есть я хочу сказать, у нас тут неприятность. Мне кажется, тебе стоит взглянуть вот на это…

Презерватив был порван вдоль. Она вскочила, как подброшенная.

– Выходи! Выходи! Не может быть! Почему ты не сказал?

– Я как раз говорил.

Она откинулась на спинку кровати, обитую той же тканью, что и мебель в гостиной.

– Когда это случилось?

– Ладно, давай успокоимся.

– Я поверить не могу. У меня на это нет времени – у меня заседание совета директоров в Питтсбурге завтра. Сегодня! Мне нужно вставать через четыре часа, чтобы попасть на заседание в Питтсбург!

– Я могу поехать вместо тебя, если хочешь.

– Ты не можешь, и ты это знаешь. Ох!

– Момент оказался неудачный.

– Да, и у меня овуляция, так уж получилось.

– Овуляция. Это хорошо?

– В данном контексте? Нет. – Джастин закрыла глаза и откинула голову назад.

– Мы можем что-нибудь сделать? Ты можешь сделать эту вещь?

– Эту вещь? Ты имеешь ввиду процесс или единократное применение?

– Я не знаю… ну, такая вещь, которую делают женщины.

– Такая вещь? – переспросила она насмешливо. – Ты про уксус и горчицу?

Он натянул шорты.

– Да?

– Не будь младенцем!

– А доктор? – Он надел рубашку. – Мы можем позвонить доктору?