В такси Барри нежно и осторожно держал ее больную ногу, которая стремительно теряла чувствительность снаружи и наливалась тяжестью и болью изнутри.

– Мы познакомились в падающем самолете! – сказал он водителю.

Ей хотелось на него шикнуть. Ей хотелось еще раз его поцеловать. В качестве эксперимента она положила голову ему на грудь. Оказалось уютно. Она закрыла глаза.

Автомобиль рванул вперед, потом резко – назад.

– Эй! – крикнул Барри через перегородку. – Мы уже сталкивались сегодня нос к носу со смертью. Не надо так дергать машину.

– Хорошо сказано, – поддержала она. Теперь им снова стало уютно вместе.

– Погоди минутку, – воскликнул Барри. – У меня нет с собой бумажника!

Такси застыло как вкопанное, соседние машины раздраженно засигналили. Водитель сердито уставился на них в зеркало заднего вида.

– У меня есть! У меня есть! – закричала Джастин, размахивая бумажником.

Барри посмотрел на нее так, будто она достала из рукава живого кролика. Они сели прямо и отодвинулись друг от друга. Она думала, успеют ли они проехать хотя бы Трайборо до того, как ей захочется взять свое приглашение обратно. Все это очень мило, когда мчишься к земле с высоты в шесть тысяч метров. А ползти черепашьим шагом к Куинсу в вонючем такси – это совсем другое. Но от нее не требуется принимать никаких решений, пока они не доберутся до ее дома. Она ему ничего не должна. И разговаривать она не хочет.

– Мы вместе побывали на грани между жизнью и смертью, и это приключение нас как-то связало друг с другом, а теперь приходит осознание, что по сути мы – чужие друг другу люди, – вдруг серьезно сказал он. – Это нормально. Я бы предложил пережить еще одно приключение – под душем, но ты не из таких.

– Откуда тебе знать?

– Ты из тех, кто протянет мужчине салфетку в падающем самолете. Что-то мне подсказывает, что тебе нужен собственный душ. – Он широко улыбнулся. – О! У меня дома – как раз два душа.

– Нет, – сказала она. – Домой.

Он был явно разочарован, но не настаивал. Слева угрюмо маячило кладбище, вид был мрачный.

– Мистер Халил Абдул! – крикнул он водителю. – Мы чуть не погибли! И теперь мы знаем, что такое жизнь!

Водитель включил радио. На полную мощность. Воздух затрясся от ужасного шума.

Она и не вспомнила о водителе, после того как села в такси. Обычно она все время настороже – не будет ли он ее клеить, не попытается ли обсчитать или завезти не туда, не будет ли мчаться, как сумасшедший. Снова удивляясь самой себе, она поцеловала Барри в губы. Джастин безошибочно чувствовала, что тут они полностью совместимы, но сейчас ей не хотелось об этом думать. Она слишком устала. Он рассмеялся, как будто изумившись.

Когда они свернули на 7б-ю улицу, она дала ему денег, сказала, чтобы он попросил чек, и поцеловала в щеку. Щека была соленая.

– Ужин? – спросил он.

– Да.

Он взял ее карточку, но рассматривать не стал.

– Сегодня?

– Нет.

– Тогда я тебе позвоню, – сказал он и посмотрел на карточку. – Погоди! Нет! Мне нужен домашний телефон! – Джастин начала было рассказывать, как редко бывает дома, но он перебил. – Мне нужна ручка. Халил! – Водитель дал ему ручку. Барри Кантор записал на карточке ее номер и посмотрел на нее так нежно, ласково и восхищенно, что она чуть не забралась обратно в такси. Он притянул ее к себе и поцеловал в нос.

– Приятно познакомиться, – крикнул он ей вслед, громко и с сарказмом в голосе.

Джастин шла, осторожно ступая по льду в носках «УорлдУайд», голые щиколотки мерзли на ветру, она едва доковыляла до прихожей. Ей показалось, что все вокруг изменилось до неузнаваемости.

Boeuf[1]

Девушки, вместе с которыми Пиппа снимала квартиру, пришли в благоговейный восторг. Они собрались в гостиной, пили «Калуа» с молоком, курили длинные ментоловые «Вирджиния слимс» и под Тори Амос до поздней ночи обсуждали новое положение Пиппы.

– А я говорю, они голубые, – сказала Бенита, разворачивая «Ринг-динг». Бенита весила больше чем следует, но ее это не волновало. – Зачем бы этому мужику заводить трех женщин, если он не пытается чё-то доказать. – Она впилась зубами в круглую шоколадку. Пиппа поежилась.

– ЧТО-ТО доказать, – поправила Дарья. Она была красива строгой, спокойной красотой, под глазами лежали зеленоватые тени, а скулы были как у молодого Грегори Пека. Она воплощала собой тот экзотический, но при этом естественный, не театральный стиль, который Пиппа старалась в себе культивировать. Ее родители жили в Риме.

– Они не голубые, – отозвалась Пиппа, выдыхая дым. – Барри отчаянно хочет жениться. – Она стряхнула пепел в тарелку, которую Дарья украла из «Ройялтона».

– Дай-ка мне «Вижу-не-слиплось», – сказала Дарья, вытягивая ногу в балетном па и наклоняя бутылку «Калуа» над своим стаканом. Пиппа бросила ей пачку. Дарья прикурила и с высокомерным и величественным видом выпустила тонкое облачко дыма. – Я использую эту парочку в своем следующем фильме.

Пиппа занервничала.

– Не говорите никому о моей работе.

Они какое-то мгновение рассматривали ее, а затем переключились на новую тему: несоответствие между мужчинами, которых они знали, и мужчинами, с которыми хотели бы познакомиться.

Пиппа готовила три раза в неделю по вечерам. Она никогда раньше не встречала таких людей. Винс свободно говорил по-японски и по-немецки, у Барри был сертификат на право нырять с аквалангом. И она никогда раньше не бывала в такой огромной и красивой квартире. С самого первого визита, когда она приготовила на собеседовании тушеное мясо в горшочке, впервые попробовав этот рецепт, и получила работу, у нее появилось ощущение, что судьба становится к ней благосклоннее.

По рецепту требовалось десять луковиц, и она была уверена, что это неправильно, но все равно так и сделала, и добавила чуть больше чеснока. Она попробовала соус, похоже – неплохо, даже здорово, ей просто повезло. Они стояли тут же, между всего этого беспорядка. Посреди. Ну, если им не хочется смотреть на беспорядок, то зачем было устраивать кухню в гостиной? Барри высокого роста, привлекательный, как бывает привлекателен взрослый мужчина – с пробивающейся на макушке лысиной, но мускулистый и смуглый. Винс бессовестно красив. Длинные, песочного цвета пряди и сонные, раскосые карие глаза. Она старалась не смотреть на него. Тишина была невыносима.

– Этот рецепт достался мне от дядюшки Хосе, – сказала она.

Барри сказал:

– Дядюшка Хосе с исторической родины?

– Можно сказать и так.

– Историческая родина – это где? – спросил Винс, петлей стягивая галстук через голову и расстегивая рубашку.

– Вермонт.

Винс повесил рубашку и галстук на спинку стула, расстегнул ремень, стянул носки и сел на стул в майке и расстегнутых штанах.

Пиппа старательно отводила взгляд.

– А обед у вас здесь всегда проходит так формально?

– Оденься, – сказал Барри Винсу и тот вышел. Барри повернулся к ней, скрестив свои сильные мускулистые руки на груди. Он был в синей рубашке. – Знаешь, у нас есть еще несколько кандидатов.

– Вы хотите изучить рынок. Так и надо.

– Сколько ты хочешь?

– Двадцать долларов в час, – быстро сказала она и почувствовала, что на лбу выступил пот. Она столько раз обсуждала это с соседками, в метро, сама с собой.

– В самом худшем случае ты всего лишь не получишь работу, – сказала Дарья. – Но что, если они скажут «да»?

Они сказали «да». Чудо.

Однажды вечером – это была уже вторая неделя работы – Пиппа резала грецкие орехи для морковного торта, и Барри взял в руки нож, подтянул к столу мусорное ведро, уселся, торжественно хрустнул костяшками, покачал головой из стороны в сторону, разминая шею, и глубоко вздохнул. Он взгромоздил на стол туго набитый пакет.