Мириам смотрела в никуда, не мигая. Она казалась бесчувственной. Но Джастин этого ожидала. Медсестра не обращала внимания на обеих. Она мыла расслабленную белую руку Мириам, скребла седые волосы под мышкой. У Нана волосы под мышками? Медсестра ее перевернула. На виду оказались серые дряблые ноги и обвислый живот. Джастин отвернулась. Нана застонала и протянула руку.

Она не была без чувств? Джастин подошла к кровати и взяла ее влажную ладонь, глядя на испещренное синими венами запястье и опухшие пальцы. К другой руке Мириам крепилась капельница. Ужасные запахи.

– У нее выдалась тяжелая ночь, – сказала медсестра, протирая Нане ступни и пальцы на ногах. – Ее пришлось пристегивать. – Нана приподнялась, чтобы скорчить медсестре злобную, но детскую рожицу. Это было ужасно. Медсестра бросила губку в ведро с мыльной водой и выставила его в коридор.

Солнце заливало комнату светом сквозь грязное стекло. В коридоре кто-то плакал. Глаза Наны были закрыты. Вторая женщина либо спала, либо умерла. Неспешно вошла Кэрол, она выглядела истощенной и очень усталой.

– Вчера и ночью она была просто невозможна, – пожаловалась сестра. Кэрол скорчила неприятную рожу, когда медсестра повернулась спиной. Джастин отошла к окну, чтобы не принимать в этом участия.

Вошел врач; некоторое время он читал карточку Наны.

– Как поживаешь, Мириам? – жизнерадостно воскликнул он. Наверняка моложе Джастин.

Нана зашипела, не отрывая взгляда от доктора.

– Какой сейчас год?

Она оскалилась, будто делала что-то очень трудное.

Кэрол стояла у кровати со стороны занавески.

– Когда ей можно будет отправляться домой? Я могу устроить там больничную постель по всем правилам.

– Ну, вы же понимаете, что она все равно уже будет не в себе, – сказал врач. Нана смотрела в потолок. Они продолжили обсуждать деградацию ее способностей, стоя возле кровати.

– Поговорите в вашей семье, какие у вас есть варианты с домами престарелых. Но умственная неполноценность…

– Простите, – вмешалась Джастин, – Почему бы вам не поговорить об этом снаружи.

Они посмотрели на нее непонимающе и вышли в коридор.

Вошла семья второй пациентки, они перешептывались за занавеской. Кэрол, скорее всего, уже успела повздорить с этими людьми. Нана нажимала кнопки на пульте от телевизора, включая и выключая его, включая и выключая. Она оскалила свои мелкие зубки на Джастин.

Человек в мятно-зеленой одежде и шапочке принес в комнату влажный куриный запах вместе с подносом с едой. Джастин постаралась сдержать рвотные позывы. Вернулась Кэрол.

– Она ест?

– Мы можем попробовать, – сказала Кэрол. – Вчера она швырнула еду в медсестру, так что сейчас она только на капельнице.

– Крекеры, – слабо пробормотала Нана, и Джастин с Кэрол тут же подошли и стали громко ее подбадривать.

– Нана! Ты разговариваешь! – Джастин развернула «Салатин» и разломила на кусочки. Мириам посмотрела на нее, как благодарное животное, и принялась жевать, пока не растерла крекер в кашицу. Джастин не могла на это смотреть.

– О, мама, у тебя замечательно получается, – Кэрол улыбнулась и скормила матери еще крекер. Медсестра отбросила с Мириам покрывала и вытащила бирюзовую утку.

– Мы пока оставим тебя одну, – прокричала Кэрол.

Мириам злобно на нее воззрилась и стала отбиваться от медсестры.

Джастин выбежала в коридор, к лавочкам. У нее было такое чувство, будто она переехала из прочного дома с хорошим отоплением и канализацией в грязную комнатушку с единственной конфоркой на плите, где все разбито и сломано.

Винс сел на самолет домой из Чикаго. Новая работа, новая квартира, да. Но, оставшись один, он ничего не приобрел. Он был недоступен, а теперь выходит из этого состояния, но ничего не изменилось. Он чувствовал уважение к людям, у которых есть цель. Его дед был портным. Его отец начинал музыкантом, а потом пришел на радио с некоей идеей, которую хотел претворить в жизнь. Отец его матери был учитель. Его мать стремилась к тому, чтобы иметь семью.

Его выкормили, одели, обучили и выпустили на волю. С какой целью? Его не интересовала недвижимость и банковские операции. Ему не нравились и люди, которые этим занимались. Возня с выпуском облигаций – ну и что? Ничего захватывающего, а деньги ему не нужны.

У Винса есть квартира. У него есть машина. И что он теперь должен делать дальше?

Когда он пришел домой, Лора раздраженно мерила шагами гранитный пол холла.

– Я жду здесь всего два часа, – прошипела она.

Он с ней договорился о встрече две недели назад, но совершенно забыл.

Он покрылся испариной.

– Я понятия не имел, что ты так быстро сюда придешь.

– Ты сам сказал мне тебя здесь ждать. Ты сам! Сам!

Консьерж развел руками – он не виноват.

В лифте Лора бросала на него испепеляющие взгляды. Она ожидала, что все возобновится? Винс был уверен, что он этого не хочет. Это было бессмысленно.

– Так вот где ты в конце концов окопался, – протянула она, оглядывая гостиную.

Немедленно зазвонил домофон.

– Пустите ее, – сказал он консьержу. Лора с отвращением улыбнулась.

– Это, похоже, будет занятно.

– Мне очень жаль. – Винс не хотел видеть ни одну из них. Он хотел, чтобы они обе ушли.

– Я понятия не имею, почему я здесь, – объявила Пиппа, входя в комнату. – О, компания, – добавила она с сарказмом. Они с Лорой встречались раньше, но представились друг другу заново.

– Он забыл, что я приду, – объяснила Лора, медленно разминая шею.

– Я просто перепутал день, – сказал он, наливая шотландского виски.

– Это ничего, – сказала Пиппа с дивана. Она тоже не собиралась уходить. – Он забыл, что позвонил мне сегодня и пригласил вечером на свидание.

– Слушай, умираю, есть хочу, – сказала Лора и взяла стакан виски, который он ей предложил.

В такси они обе оживленно болтали между собой, а он сидел, откинувшись на спинку, желудок у него сводило, а они говорили про Вермонт. В «Уок-о-матик» он заказал один бульон и предоставил им выбирать все остальное. Они мгновенно нашли общий язык.

– Мне только что исполнилось тридцать четыре, – говорила Лора Пиппе, грызя ледышку. – Знаешь, что это значит?

– Что твое время не ждет?

– Время никого не ждет, – вздохнула Лора, и Пиппа пододвинулась поближе. – Нет, это значит, что уже не осталось времени на ранний и неудачный брак. Так, чтобы все закончилось, а еще через полгода я бы вышла за нужного человека как раз вовремя, чтобы нарожать детей.

– Еще не поздно заводить детей, – утешила ее Пиппа.

– Нет, понимаешь, уже не осталось времени на ошибку.

– Но ты же католичка, – заметил Винс. – Ошибок не бывает.

– Конечно, я всегда могу стать второй женой, – продолжала Лора, не обращая на него внимания. – Если ты – вторая жена, то ты уже молода до конца жизни.

Принесли еду. Слишком много тарелочек, все плавает в какой-то бурой жидкости. Он смотреть на это не мог. Они же набросились на еду, передавая друг другу тарелочки, добавляя соусы и смешивая еду ложками. Они попросили палочки, потом соевый соус с низким содержанием натрия. Наконец заказали еще диетической кока-колы. Лора, наверное, считала его дураком. Пиппе, скорее всего, Лора нравилась больше, чем он.

Винс подул на ложку супа.

– Я думал, католицизм для тебя действительно важен.

– Какая-то часть, – холодно отозвалась Лора.

– Я думал, там все или ничего.

– Если мои дети воспитываются в католической вере, – заявила она, вылавливая палочками гриб и отправляя в рот, – остальное значения не имеет.

– Погоди, я думал…

– ЧТО ты там думал? – Лоре было скучно, он вызывал у нее отвращение. Она положила на свою тарелку горку мокрых волокнистых овощей.

– Ничего, – сказал он, переключаясь с супа обратно на виски. – Все это время я думал, что проблема в том, что я не католик.