– Ну, будет нелегко, – сказала Харриет, ребенок вертелся у нее на руках, – но в конце концов тебе без него будет значительно лучше.

– Откуда ты знаешь? – Кто дал им право обсуждать все это?

– Он же доводил тебя до бешенства! – воскликнула Харриет. – Он спрятал ее сумку в ящике с луком, чтобы она не могла выйти из дома, – возбужденно рассказывала она Дженни. – И у него в семье были банкроты, игроки, больные анорексией и люди, не контролирующие свой гнев. Тебе так значительно лучше, серьезно.

– Я в этом не уверена. Погоди. А игроки – кто?

Дженни сказала:

– Ну, если ты его не любишь…

Джастин не могла сказать, что она его не любит. Но что такое любовь? Если она его любит, то она должна оставаться рядом, пока он тратит впустую свою жизнь и называет ее стервой? Эти люди ничего не понимают.

– И тебе не мешает одиночество, никогда не мешало, – говорила Харриет; младенец плакал. – Ты независима.

Что это еще значит? Неужели Харриет так давно замужем?

– Ты сможешь устроить свою жизнь значительно лучше, Джастин, – сказала Дженни, распахнув глаза от самодовольства.

– Он – придурок, – заключила Харриет. Точь-в-точь ее мать – либо он совершенство, либо он придурок. Если дело не идет к пышной свадьбе, значит, с ним что-то не так. И когда в последний раз Харриет давала ей дельный совет по какому-нибудь поводу? Харриет теперь на другой планете. Джастин вспомнила, как год назад пошла в ресторан с Дженни, Харриет и их подружками. Они сели вокруг стола, и по предложению Харриет каждая по очереди подробно рассказала, почему несчастна в жизни, а остальные немедленно предлагали что-нибудь. Когда очередь дошла до Джастин, она сказала: «Я не несчастна. Простите, что разочаровываю вас».

– Итак, откуда закажем? – спросила Харриет, перебирая меню.

Джастин не нужны были советы. Она не желала слушать, как ее жизнь превращают в еще одну историю про проходимца.

– Честно говоря, я не могу задерживаться. Моей бабушке стало хуже, мне нужно возвращаться в больницу.

Дженни надулась. Ну и ладно. Их связывает лишь то, что они обе одиноки и живут в Нью-Йорке. Она ушла, понимая, что ей перемывают кости.

На следующее утро, когда она готовила себе в буфетной ланч, Фарло вызвал ее к себе. Она пришла к нему в кабинет, чувствуя себя толстой и измотанной.

– Я хотел бы, чтобы ты сделала обзор развития клиентуры, – объявил он, уткнувшись в газеты. – По пятидесяти штатам, относительно предоставления компенсаций и крупных слияний.

Ей показалось, что ей дали пощечину.

– Прошу прощения? Я не думаю, что смогу использовать при выполнении этого задания весь мой опыт и мои знания.

– Я был бы очень признателен, – сказал он без выражения.

Она семь лет жизни потратила, стараясь ему угодить.

– У вас есть счета за парковку, которые я могу оплатить по дороге? Что-нибудь забрать для вас из химчистки?

Он посмотрел ей в глаза и слегка улыбнулся.

– Нет, спасибо.

Ну, он здесь не единственный партнер. Джастин схватила из буфетной два «Даниш», направилась в кабинет к Роберте и застала ее за выкуриванием «Мерит-2». Роберта смущенно затушила сигарету, взяла «Даниш» и выслушала.

– Ублюдок, – мрачно сказала Роберта. Она позвонила Илане, стряхивая крошки с лацкана пиджака. – Приходи сюда. Прямо сейчас.

Пришла Илана, ее зализанные соломенные волосы сияли новым мелированием.

– Что? Что?

Джастин рассказала все с начала.

– Предоставьте это мне, – промурлыкала Илана, ее блестящая коралловая помада оставила отметку у нее над верхней губой.

– Подожди. – Джастин была сконфужена, и ей было стыдно. – Я не хочу, чтобы показалось, будто я тут же со всех ног бросилась к тебе. Хотя так и было.

Она чувствовала себя ребенком. Все детство она носилась с несправедливостью.

– Нет, ни в коем случае. – Илана разгладила крупнозернистый манжет. – Я спущу с него шкуру завтра с утречка. Кстати, Джастин, «Первый Национальный» Швеции продает американскую группу венчурного капитала. Я встречаюсь с ними в пятницу, хочешь присоединиться?

– Конечно, – нехотя сказала Джастин.

– Сделай укладку, – добавила Илана и дала Джастин карточку своего парикмахера. – У меня запись утром в пятницу. Иди ты.

В тот же день после обеда Джастин передала заказанный ей Фарло обзор Рокси, которая закатила глаза. Так что теперь Джастин придется иметь дело с Сай, главой налогового отдела.

Роберта проходила мимо по коридору.

– Поужинаем? – спросила она.

– Конечно.

Они взяли такси и доехали до Второй авеню сквозь пульсирующий зной, Роберта щебетала про мероприятие по набору свежих кадров: ей хотелось, чтобы Джастин провела его осенью. Джастин было любопытно, какая у Роберты квартира. Она однажды была у Иланы, это была кошмарная смесь розового вощеного ситца, полосатого шелка и чайных роз, как Джастин и ожидала. За мартини в своей ослепительно белой кухне Илана сказала, поигрывая оливкой:

– Роберта не такая, как мы. Блестящий горист, – промурлыкала она, – не пойми меня неправильно. Но можешь себе представить ее кухню? Подумать страшно! – добавила она зверским театральным шепотом.

Квартира Роберты располагалась в приятном квартале, в доме из бурого песчаника. Внутри было чисто, светло, много воздуха, хороший свет для чтения, большие синие диваны в стиле ар деко и никакого беспорядка.

– Милая конурка, Роберта.

– Ты будто удивлена, – сказала Роберта, кладя пиджак и кейс на кушетку. Очень высокий и худой юноша в крашеной разводами футболке и низко сидящих штанах спустился по лестнице.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – Роберта кивнула. Она кивнула Джастин. – Бен, это Джастин Шифф.

– Привет, Джастин, – сказал он, пожимая ей руку. – Я много о вас слышал. – У паренька было кольцо в носу.

Она в замешательстве повернулась к Роберте.

– Кажется, это не взаимно, – застенчиво сказал он.

– Джастин, это Бен Джакобс, мой сын.

Джастин во все глаза смотрела на кольцо в носу. Еще у него были три сережки и грязный браслет-шнурок. Она потеряла дар речи.

– Твой сын?

Роберта покатилась со смеху.

– Ты бы видела свое лицо!

– Я в шоке. Я даже не знаю, как. Как тебе удалось спрятать такого большого парня?

– Он не всегда был таким большим, – сказала она, когда Бен уселся на диван, подобрав книгу.

Все эти годы Роберта звала Джастин к себе в дом, а та ее неправильно понимала. Она уже давно могла бы с ним познакомиться.

– Как ты сумела? Ты же все время работаешь?

Парнишка насмешливо хмыкнул с дивана, он читал «Тошноту» с ручкой в руке.

– Я часто бываю вне офиса, – объяснила Роберта и не смущаясь сняла блузку. – Никто не обращает внимания, да и всем все равно. Почему? – Она надела майку. – Потому что я так построила свою жизнь, потому что принесла в жертву, да, свою женственность! В жертву фирме. И чем же я, старая дева, могу таким заниматься?

Все ее знакомые беспрестанно обсуждали своих детей и хвастались ими. Саму Джастин в детстве постоянно выводили – в буквальном смысле, на лошадиных выступлениях – на всеобщее обозрение: всегда на людях, всегда напоказ.

– Как тебе удавалось не говорить о нем?

Бен скромно поднял глаза от «Тошноты».

– Ты же знаешь, что случается, когда они узнают, что у тебя семья. Мне нужна была эта работа. Мне нужно было партнерство. Сейчас, наверное, я могла бы уже жить в открытую, но теперь они все отреагировали бы как ты: как будто я их в чем-то обманула, мошеннически лишила их возможности обойтись со мной подло.

– Раньше я ненавидел «Пэкер Брибис Нишман Грабт», – сказал Бен презрительно, закуривая сигарету. Он был копией Роберты!

– А сейчас – нет?

Он пожал плечами и выпустил дым.

– Мне нравится эта свобода.

– Ты как две капли воды похож на мать, – сказала Джастин. – Конечно, не считая кольца в носу.

– Давай не будем это обсуждать, – Роберта хрипло рассмеялась. – О, это был очень неудачный день…