— Извини! Я не хотела — я не сдержалась — устала! Забудь об этом, прошу! И уйди, пожалуйста!
— Разумеется! — ответил Гарри. — С удовольствием.
С этими словами он гордо покинул комнату, охваченный жгучей обидой и с чувством несправедливо оскорбленного. В обрушенных на него обвинениях Фредерики было достаточно правды, чтобы задеть его совесть, и от этого он злился еще больше. А кто виноват в том, что он не выполнял своих обязанностей? Конечно же, сама Фредерика, она бы такой шум подняла, если бы он попытался вмешаться в семейные дела! Разве она просила его о помощи? Никогда! Во всяком случае, ни разу до того, как умоляла его позаботиться о Черис во время ее отсутствия. Сделал он, как она просила? Конечно, и ни слова жалобы не сказал, хотя ему пришлось отказаться от всех развлечений, которых он так долго ждал! Он что, для своего удовольствия болтался в Лондоне все это время? Нет, ни в коем случае! Он делал это по ее просьбе. Сам бы он немедленно примчался на ферму Монкс.
Некоторое время он продолжал в том же духе, задавая себе вопросы и находя на них неопровержимые ответы, что приносило ему некоторое удовлетворение. Чувство обиды росло, и, когда Черис пристала к нему с мольбами о помощи, он был как раз в том настроении, чтобы с удовольствием досадить Фредерике.
В преддверии своего вынужденного и, похоже, неотвратимого заточения она решила предупредить Эндимиона. Не передаст ли дорогой Гарри ему записку? И не придумает ли он, как им лучше встретиться?
Кончено, он готов! Эндимиона он навестит сегодня же вечером, а что до встречи, то ничего не может быть легче! Они могли бы отправиться завтра в Кенсингтон-Гарденс, он сам ее и проводит.
— О, Гарри, я знала, что могу положиться на тебя! — воскликнула Черис.
Это было как бальзам на его раненое самолюбие. По крайней мере одна из сестер ценит его по достоинству! Жаль, что Фредерика не слышала этого признания; но в любом случае она скоро убедится, что он не презренный бездельник, каким она его представила, а сила, с которой придется считаться.
Но когда она вышла в гостиную перед обедом, его злоба почти исчезла. Он был один, она подошла к нему и обвила его шею руками, поцеловала в щеку и сказала:
— О, Гарри! Какая у тебя скандальная сестра! Прости меня!
Чувство безвинно оскорбленного еще теплилось в нем. Оно быстро таяло, но все же его угораздило сказать:
— Должен заметить, Фредди, что ты была несправедлива ко мне.
Он собрался пункт за пунктом снять с себя обвинения и этим самым доказать не только ей, но и себе, как незаслуженно он был обижен. Если бы она дала ему такую возможность, он бы вскоре отнесся ко всей этой истории с юмором, но Фредерика не сделала этого. Она уже перенесла за последний час две тяжелые сцены, устала, у нее болела голова, она не хотела ничего, кроме как лечь спать, и меньше всего ей хотелось опять вступать в спор. Поэтому она сказала:
— Да, дорогой, я знаю. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
— Отлично, но ты же сама начала об Эндимионе и Черис, и…
— Ради бога, Гарри, не надо! — воскликнула она. — Я не могу и не буду больше спорить с тобой.
Ему послышалось в этих словах презрение к его мнению, и, мгновенно замкнувшись, он сказал с холодной учтивостью:
— Как хочешь!
Она знала, что задела его гордость и что должна успокоить его, но это требует такта и терпения, а у нее не было сил искать в себе сейчас эти добродетели; так что она просто улыбнулась ему, надеясь на то, что обида Гарри, как всегда, быстро пройдет. Черис спустилась к обеду с красными глазами, хотя в целом спокойная. Когда Фредерика перешла в гостиную, она тоже сидела там с ней с вышиванием, но, отзываясь на попытки Фредерики поддержать беседу, не заводила разговоры первой.
Они рано разошлись спать, и на сердце у Фредерики полегчало, когда в ответ на ее прощальный поцелуй Черис крепко обняла ее.
Она уснула почти сразу, а Черис долго лежала без сна в ожидании Гарри. Когда его шаги послышались на лестнице, она тут же вскочила, так как он обещал известить ее о результатах своей миссии. Черис окликнула его приглушенным голосом, еле дождалась, когда брат закроет за собой дверь, и спросила:
— Гарри, ты видел его?
— Конечно, видел. Говори тише! — предупредил он, многозначительно глядя на стену, отделяющую ее спальню от комнаты Фредерики.
— Что он сказал? — спросила она, послушно понизив голос. — Что, по его мнению, мы должны делать?
— Он сказал, что ему надо хорошенько обдумать этот вопрос, — ответил он, не скрывая усмешки.
— Естественно, для него это такое потрясение, — с достоинством сказала Черис.
— О да! Просто голову потерял! Он не мог ничего сказать, кроме «черт побери»! Однако завтра мы увидимся с ним, так что ты сама убедишься! Между прочим, надо придумать что-то в случае, если Фредерика спросит, куда мы собираемся, а она спросит, можешь не сомневаться.
— Может, не стоит, Гарри? Мне так не хочется ее обманывать!
— Ну что ж, придется тебе распрощаться с мыслью о свидании с Эндимионом!
— Но я должна его увидеть!
— Тогда не валяй дурака! Лучше подумай, что тебе нужно купить!
После долгих раздумий Черис наконец сказала, что, если придется поехать в Алвер, ей будет необходима бумага для рисования, хотя на самом деле вряд ли она понадобится. На этой отговорке и остановились. Гарри ушел спать, посоветовав ей позабыть о своих тревогах.
На следующий день Черис ужасно волновалась, но удача была на ее стороне. Когда пришло время отправляться в Кенсингтон-Гарденс, она зашла попрощаться с Фредерикой, та была занята с утренним гостем, которым оказался лорд Бакстед.
Ее появление было как нельзя кстати. Не успел его светлость поздороваться с Феликсом, лежащим на софе, черт его дернул выразить надежду на то, что тот больше никогда не заставит сестру переживать из-за своих проделок. Фредерика пробовала вмешаться, но бесполезно. Лорд Бакстед твердил, что она слишком снисходительна, и сказал такое, отчего все трое Мерривиллов мгновенно возмутились:
— У тебя слишком добрая сестра, Феликс! Боюсь, ты заслужил все, что с тобой случилось! Больше я не скажу ничего, но…
— А я и не собираюсь больше вас слушать, что бы вы ни сказали! — выкрикнул Феликс, его щеки покраснели, а голубые глаза вспыхнули. — Вы не имеете права! Вы мне не опекун!
— Феликс, замолчи! — резко сказал Джессеми, пытаясь уложить его обратно на подушки. Он быстро взглянул на Бакстеда и сказал, тщательно подбирая слова: — Совершенно не нужно сейчас упрекать моего брата, сэр, прошу вас.
— Это не его дело осуждать меня! — яростно вопил Феликс. — Это можно кузену Алверстоку, и он уже сказал мне все, что нужно! И не был таким — таким занудой при этом. Он имеет право и знает, как я сожалею обо всем, и, если он накажет меня за то, что я снова вытворю что-либо подобное, ему это позволительно!
Поскольку было ясно, что Феликс пришел в состояние крайнего возбуждения, и еще яснее было, что любая попытка заставить его извиниться с треском провалится, Фредерика с облегчением заметила, что в этот момент в комнате появилась ее сестра.
Она ни на минуту не поверила, что Гарри везет Черис за покупками, но только сказала:
— Ты берешь с собой Лафру? Я бы на твоем месте оставила его.
— Нет, нет, — сказала Черис, отпуская ошейник, за который держала собаку. — Просто он понял, что мы уходим, и ждет момента, когда можно выскочить за дверь, поэтому я привела его к тебе, Джессеми.
Он кивнул и положил руку на спину Лафре, который с интересом обнюхивал башмаки лорда Бакстеда, а Черис выскользнула вон, благодарная судьбе за то, что избежала вопросов.
Присутствие Бакстеда должно было помешать подозрительным расспросам, но Фредерика и так удержалась бы от них. Она не тюремщик и не хотела, чтобы Черис чувствовала себя так, словно находится под надзором. Без сомнения, у нее назначено свидание с Эндимионом, и было бы бессмысленной жестокостью отнимать у них эту, вероятно последнюю, возможность повидаться. По крайней мере, Гарри будет с ней.