— Он необычайно осторожен! — сказала Августа.

— Должно быть, с ним это впервые!

— Совершенно верно! Я думаю, что он сам еще не уверен в том, что с ним происходит. Но раз он предпринимает такие меры предосторожности, по-моему, тоже впервые в жизни, чтобы Фредерика не стала жертвой сплетен, это что-нибудь значит. Даже Луиза не замечает, что у него совершенно другое выражение глаз, когда он смотрит на Фредерику, чем когда насмешливо поглядывает на Черис.

— Ну и ну! — сказала Элиза. — Я и понятия не имела, что все так серьезно! Честно говоря, мне пришло в голову, когда вчера Феликс явился обольщать его, что не такой уж он бесчеловечный, каким притворялся всегда! Если это влияние Фредерики… Ох, Августа, а ты и не подумала! Только представь, какая на ней висит обуза! Он говорил, что она воспитывает Феликса и его брата; ты думаешь, он захочет так обременять себя?

— Судя по тому, что мне известно, — сухо ответила Августа, — он уже начал это делать. И я очень рада: это научит его думать не только о своих удовольствиях. Я никогда не скрывала своей твердой уверенности в том, что праздность губит его. Его богатство позволяло ему потакать всем своим капризам и не считаться с расходами; ему никогда не надо было думать ни о ком, кроме себя, и каков результат? Он заскучал, когда ему еще не было и тридцати!

— Значит, ты считаешь, что забота об этих двух мальчиках — хорошее лекарство? — хихикнула Элиза, вспомнив своих сыновей. — Да, с ними он уж точно не соскучится!

Она стала натягивать перчатки.

— Надеюсь, мне удастся увидеть девиц Мерривилл сегодня вечером, теперь мне это еще важнее. Все же сомневаюсь, что такая женщина, какую ты мне описала, может стать подходящей женой Алверстоку.

Но когда в тот вечер она покидала дом Сефтонов, то решила, что, пожалуй, права была Августа. Ей очень понравилась Фредерика, ее открытые, естественные манеры, спокойная уверенность и лукавый огонек в глазах. Должно быть, все это и привлекало Алверстока, если он был увлечен. Невозможно было понять это, потому что, с одной стороны, он вел себя с ней дружески, но, с другой, не задерживался около нее подолгу и слегка ухаживал на миссис Илфорд. Леди Элизабет заметила с одобрением, что Фредерика не провожала его глазами и не искала его взглядом в переполненном зале. Августа права, думала она: в девушке есть достоинство, но назвать ее невзрачной было бы несправедливо. Фредерика, конечно, меркла рядом с ослепительной красавицей сестрой, но в любой другой компании она казалась очень хорошенькой. Она обладала даром обаяния, который, в отличие от хрупкой красоты Черис, останется с ней навсегда.

Леди Элизабет, улыбаясь, сказала:

— Должна вам сказать, что просто влюблена в вашего брата Феликса! Вы, наверное, знаете, что я познакомилась с ним вчера. Очаровательный ребенок!

Фредерика засмеялась, но покачала головой:

— Конечно, только он очень непослушный, и я на него рассержена, если ему есть до всего дело! Я строго-настрого запретила ему надоедать лорду Алверстоку, который и так уже был к нему очень добр, как и ко всем нам.

— Но он и не надоедал ему! Он сказал нам о вашем запрете, но заверял моего брата, что пришел только попросить его!

— О, господи, несносный мальчишка! Я прошу у вас прощения: мне он сказал, что вы хотели посмотреть на запуск этого шара, но я подозреваю, что это не так, мэм!

— Напротив! Мне очень интересно посмотреть, особенно, как будет выглядеть мой брат рядом с маленьким и, возможно, чумазым разбойником!

— Наверняка чумазым! — сказала Фредерика с досадой. — Ну как это можно выпустить на улицу одетого с иголочки и через полчаса встретить грязного с головы до ног?

— Да они все такие. Знаете, у меня три сына, мисс Меррив… ах, не будем церемониться! Фредерика! Ведь мы кузины, не так ли?

— Да, но… — сказала Фредерика. — Только, боюсь, мы очень дальняя родня.

Она колебалась, но потом сказала откровенно:

— Вам показалось странным, что я попросила помощи у лорда Алверстока. Дело в том, что он единственный родственник, которого я знала по имени. Мой отец несколько раз упоминал о нем, вот… вот я и набралась смелости обратиться к нему. Мне очень нужно было, чтобы моя сестра попала в лондонский круг.

— Я прекрасно понимаю вас, — сказала Элиза, глядя на Черис, которая находилась с группой молодых людей напротив них. — Я вижу, она пленила Эндимиона Даунтри. Однако, если бы он не был таким красавцем, то казался бы совершенным бараном! Это его сестра Хлоя, что беседует с молодым Рентропом? — Она отвела от них взгляд и улыбнулась Фредерике. — Алверсток говорит, что вас обычно сопровождает ваша тетушка, но сегодня ее не видно. Я бы хотела с ней познакомиться и нанести ей визит, если она не будет против.

— Нет конечно, но вряд ли вы ее застанете дома, — сказала Фредерика. Ее брови сдвинулись, она вздохнула. — Очень печальное обстоятельство: мой дядя, который живет на Харли-стрит, опасно болен и, говорят, уже не поправится, чего ему, признаться, никто и не желает, так как он давно страдает от неизлечимой болезни. Моя тетя Серафина считает своим долгом поддержать сейчас свою сестру и большую часть времени проводит с ней на Хартли-стрит. Горе лишило тетю Амелию сил и воли. Любая мелочь непосильна для нее.

— Я понимаю вас, — сказала Элиза. — Несчастная! Мне очень жаль ее, но я не буду выражать вам соболезнования разными цветистыми фразами. Думаю, это не поможет, но как жаль, что это должно было случиться именно сейчас! Вы, наверное, чувствуете себя страшно неловко без вашей тетушки на балах. Вы знаете, я еще пробуду в Лондоне несколько недель, так что могу вам заменить ее.

— О нет, нет, это так великодушно, но я не придаю этому большого значения. Моя тетя терпеть не может светские вечера и редко нас провожала. Видите ли, она согласилась приехать и жить с нами на Верхней Уимпол-стрит, уверенная, что ей не придется ездить за нами по балам. Мне казалось, что приличнее, если она будет жить с нами. На самом деле я всегда была провожатой Черис. Понимаете, когда ей исполнилось семнадцать, я была уже в том возрасте, когда уже не нуждалась в сопровождающей, что бы там ни говорил кузен Алверсток!

— А что он говорил? — спросила Элиза.

— Всякие неприятные вещи! — ответила Фредерика со смехом, — Он считает, что я не соблюдаю приличий и вообще безалаберная женщина, потому что не беру с собой горничную, когда выхожу из дома! Это же бессмыслица! Как будто я школьница, хотя всем ясно, что это уже давно не так!

— Нет конечно, но, по-моему, исполнение ваших заветных желаний все же еще впереди.

Фредерика улыбнулась.

— Боюсь, что ни одна женщина на свете еще не дожила до исполнения своих заветных желаний. Но дело в том, что если дядюшка умрет, то Черис неудобно будет появляться на балах, не так ли? — Тут в глазах ее снова появился веселый блеск, и она насмешливо проговорила: — О боже! Как нелепо это звучит. Но когда столько сил приложишь к тому, чтобы добиться чего-то, как я… Мне так хотелось привезти мою сестру в Лондон хотя бы на один сезон, но, кажется, придется отказаться от всего этого из-за того, что дядя, которого я едва знаю и который родственник нам даже не по крови (хотя он добрый, достойный человек), может умереть в такой неподходящий момент!

В глазах леди Элизабет тоже сверкнул лукавый огонек, но она отвечала вполне серьезно:

— Да, я понимаю вас. Неловко получается. Но если он не кровная родня вам, то, думаю, вы можете продолжать появляться в обществе, но в черных перчатках.

— Но нельзя же танцевать в черных перчатках! — возразила Фредерика.

Леди Элизабет задумалась.

— Наверное, нельзя. Я не совсем уверена насчет танцев, но помню, что мы были в трауре, когда умерла одна из моих двоюродных тетушек, но моя мать вывозила первый сезон Луизу, и она ходила на все вечера подряд. Я сама не очень соблюдаю все эти правила и думаю, что вам тоже не стоит так беспокоиться.

— Но я должна соблюдать их из-за сестры. Что может быть принято как эксцентричное поведение у леди Элизабет, непростительно мисс Мерривилл и будет расценено как предосудительное поведение, — сдержанно сказала Фредерика.