Другое дело лошади. Если вы знаете все о лошадях (а Гарри считал себя знатоком), то можете с арифметической точностью определить шансы на успех: надо внимательно следить за фаворитами на беговой дорожке и знать, когда делать ставки, а когда остановиться. Тогда у вас всегда есть надежда на успех. В первый же понедельник после своего приезда в Лондон он отправился с мистером Пеплоу на Таттерсоллс[3] и впоследствии стал частым его посетителем. Так как он увлекался спортом для собственного удовольствия, а не из-за выигрыша, он посещал все скачки, которые только проходили в окрестностях города, разъезжая вместе в Барни в коляске, недорого купленной по совету Эндимиона Даунтри в Лонг-Акре. А вот пара резвых скакунов, которыми была запряжена коляска, обошлась ему совсем недешево; но, как он виновато разъяснил Фредерике, неразумно было бы тратиться на дешевых лошадей, которые потом оказались бы хромыми, спотыкались на каждом шагу или оказались бы неизлечимо больными.

Она согласилась с ним, подавив в себе протест против такого расточительства. Она знала, что критику от сестры он может не очень хорошо принять, и еще она знала, что придется урезать себя в расходах. Грейнард предоставил им деньги на эту поездку в Лондон, а ведь Грейнард принадлежал не ей, а Гарри. Она позволила себе только полушутя попросить его так не тратиться. Но он нетерпеливо возразил:

— Какой вздор! Я не нищий, в конце концов! Ты хочешь, чтобы я нанимал извозчика, как какой-нибудь бродяга? С какой стати?

— Нет, нет! Я только говорю о том, как дорого обойдется их содержание в конюшне и расходы на конюха…

— Ерунда! Совсем не так уж много! Если бы ты была подогадливее, Фредди, то привезла бы наших лошадей и Джона с собой! Должен сказать, мне совсем не по душе, что вы раскатываете на извозчиках. Это выглядит несолидно, и если ты думаешь, что и я могу экономить на этом, то сильно ошибаешься!

Она заверила его, что и не помышляла об этом, и больше не поднимала эту тему. Но его строгий брат, Джессеми, оказался не таким терпимым. Он не только отказался даже смотреть на чистокровных гнедых уэльсцев, но еще так недвусмысленно высказался о своем отношении к их покупке и с таким неуважением отозвался о старшем брате, что только родственные чувства (как сказал ему Гарри) удержали того от затрещины.

После этого семья почти не видела Гарри. Его роскошный выезд позволял ему появляться на всех скачках и боксерских матчах, проходивших даже далеко от города, но все же в таких доступных местах, как Мулси-Херст или Коптхолл-Коммон.

Маркизу было известно о ссоре между братьями. Один или два раза он пригласил Джессеми покататься с ним по парку, но они ни разу не столкнулись там с Гарри, избегая встречи с его замечательной парой. Маркиз сказал:

— Отличные лошадки! Ты ездил на них?

— Нет, и не собираюсь! — отвечал Джессеми, сердито сверкая глазами и недовольно поджав губы. — Гарри прекрасно знает, что я думаю о его шикарном выезде!

— Но я не знаю. А что ты думаешь о нем?

Этих слов было достаточно, чтобы Джессеми подробно выложил ему свою обиду. В общем, он был довольно резок, но считал, что с его светлостью они в достаточно близких и доверительных отношениях, и надеялся, что кузен Алверсток задаст Гарри за его безрассудную расточительность.

— Ведь меня он даже не слушает! — с горечью закончил он.

— Конечно. Он еще мягко обошелся с тобой и не отвесил тебе подзатыльник! — сказал Алверсток, и добавил с лукавой усмешкой: — Представь, что Феликс наговорил бы тебе такого.

Джессеми вспыхнул, взгляд его стал отчужденным, но через минуту он произнес:

— Отлично, сэр! Мне не стоило всего этого вам говорить! Меня это так расстраивало, что я не удержался и разболтался перед вами! Фредерика может говорить, что он имеет право поступать, как хочет, но я думаю, что ему следует подумать, как помочь ей, а не жить только в свое удовольствие!

Маркиз полностью был согласен с этим, но решил ничего не говорить и дать Джессеми остыть, он только заметил, что вряд ли покупка коляски и пары лошадей сможет разрушить семью.

Он действительно так думал и знал, что Фредерика не так уж сильно расстроилась из-за легкого приступа расточительства у Гарри. Но он чувствовал, что-то беспокоило ее; а так как больше всего ему хотелось, чтобы ничто ее не тревожило, то решил выяснить, отчего ее взгляд последнее время стал таким напряженным. Алверсток пригласил сестер Мерривилл, лорда и леди Джевингтон и мистера Питера Нейвенби в оперу, держа про запас сестру Луизу и ее скучного сына, на случай, если Августа отклонит его предложение. Однако она этого не сделала, а так как у Джевингтонов была своя ложа в театре, немного удивила его этим, а еще больше — своего кроткого супруга.

Вечер в опере, устроенный лордом, не показался чем-то необычайным, так как был тщательно продуман, чтобы убедить даже самых подозрительных в том, что он просто выполняет свой долг опекуна, к чему обязывают его светлость эти утомительные приличия. Побеседовать с Фредерикой в антракте ему не составило труда, они просто отошли в глубь ложи, уступив место поклонникам Черис, которые не замедлили явиться. Он сказал:

— Надеюсь, вы довольны мной. Если я не получу выражений самой горячей благодарности, то почувствую себя очень обиженным.

Только на мгновение она смутилась; заметив лукавый блеск в ее глазах, он подумал, что она еще ни разу не обескуражила его глубокомысленным вопросом: «Что вы хотите этим сказать?»

Вместо этого она проговорила:

— Да, конечно, я вам очень признательна, сэр! Просто я… — Она замолкла, вздохнув, и продолжала: — Вам не кажется — теперь вы можете получше его разглядеть, — что он был бы для нее самым подходящим мужем?

Он бросил взгляд в сторону ничего не подозревающего Нейвенби.

— Может быть, как я могу это определить? Это то, что беспокоит вас так сильно?

— Нет, меня это ничуть не беспокоит. Я беспокоюсь лишь о том, чтобы ей было хорошо, спокойно и чтобы она была счастлива.

— Тогда чем же вы огорчены?

— Да ничем! Может быть, только тем, что мне придется уволить кухарку, очень жаль, она так хорошо готовит. Но экономка говорит, что она такая любительница джина, что лучше от нее избавиться. Разве удивительно, что я немного расстроена?.. Хотя я не думала, что это заметно!

— О, не беспокойтесь! Никто, кто хорошо вас знает, не заметит ни малейшей перемены в вас и даже поверит в выдумку с кухаркой.

— Это не выдумка! — возразила она с возмущением.

— Хорошо, не выдумка, но не кухарка же лишила вас покоя, Фредерика. Скажите, может быть, вы боитесь, как Джессеми, что вам теперь придется туго из-за того, что Гарри приобрел себе модную коляску с лошадьми?

— О господи, нет! Признаться, лучше бы он этого не делал, потому что и не представляет, во сколько обходится в Лондоне содержание собственного выезда. Но клянусь вам, это не лишило меня покоя, как вы выразились! А Джессеми рассказывал вам об этом? Хорошо бы вы сказали, что ему не стоит поучать Гарри, как вести себя!

— Я уже сказал ему об этом! — ответил он.

— Благодарю вас! — сказала она с благодарной улыбкой. — Он слушает вас больше всех, так что надеюсь, когда он снова увидит Гарри, уже не будет так враждебно смотреть на него.

Его брови поднялись.

— Увидит снова? Значит, Гарри уехал?

— Да, всего на день или два! Я не совсем уверена, но, кажется, он отправился в поездку с какими-то своими друзьями, — безразлично сказала она.

— Так вот оно что! — с улыбкой сказал он.

— Ничего подобного! Что вы выдумываете?

— Должен ли я понимать как подтверждение моей догадки или вы хотите, чтобы я разубедил вас? — Он улыбнулся еще шире, когда она невольно подняла на него вопросительный взгляд. — Вы замечательная сестра и ни в коем случае не против поездок Гарри с друзьями, но боитесь, что он попадет в дурную компанию, разве не так? Ну так вы можете быть спокойны: я не знаком лично с молодым Пеплоу, но, судя по тому, что я о нем слышал, он не из тех, кого называют шалопаями. Конечно, трудно усомниться в том, что они не затеют какую-нибудь дурацкую шутку, но это не должно вас волновать: такие шалости им простительны.