— Ты знаешь, Феликс, все-таки я больше разбираюсь в лошадях, чем в машинах.

Это признание, немного уронившее его в глазах Феликса, немедленно вызвало живейший интерес у Джессеми. Он спросил, не ему ли принадлежат лошади, которых он заметил возле дома и которых определил как чистокровнейших, а получив положительный ответ, тут же оттеснил брата и стал обсуждать с маркизом, какие качества необходимы для ездовых лошадей.

Если бы до того маркизу предложили провести полчаса в обществе двух подростков, он бы без колебания отказался. Редко бывало, чтобы его не одолевала скука в любой компании, но сейчас он не скучал. Единственный сын в семействе и самый младший из отпрысков своих знатных родителей, он был лишен домашних радостей, которыми наслаждались Мерривиллы. Своих племянников он видел только когда их выводили, нарядив и приказав держать себя прилично под угрозой наказания за несдержанное поведение, они ему представлялись невыразительными и скучными детьми. Вот почему он поразился юным Мерривиллам. Его сестры, конечно, не одобрили бы их естественное поведение и полное отсутствие застенчивости, которая считалась хорошим тоном для детей их возраста, но ему эти двое казались вполне воспитанными и при этом живыми. Благожелательность, с которой он отнесся к ним, удивила бы любого, кто хорошо его знал.

Они были симпатичны ему, но и его терпению пришел конец, и, когда Феликс, перебив Джессеми, стал расспрашивать о паровых котлах, винтовых двигателях и гребных пропеллерах, он рассмеялся и встал:

— Мой милый мальчик, если ты хочешь изучить пароходы, отправляйся в путешествие по Темзе, не спрашивай меня. Он повернулся к Фредерике, но не успел раскланяться, как дверь отворилась, и в комнату вошли две дамы. Он обернулся, и слова прощания замерли у него на губах.

Обе женщины были одеты в костюмы для прогулок, на этом сходство между ними кончалось. Одна была сухощавой дамой неопределенного возраста и непривлекательного вида; другая же оказалась самой восхитительной девушкой, которую когда-либо видел многоопытный лорд. Он понял, что перед ним мисс Черис Мерривилл и что его секретарь сказал правду.

От головы, сияющей золотыми локонами, до изящных ножек, обутых в крошечные ботиночки, она представляла собой картину, от которой у любого мужчины захватило бы дыхание. У нее была стройная фигура, тонкие щиколотки, цвет лица некоторые ее вдохновенные поклонники сравнивали с цветом дамасской розы или спелого персика, утонченный рисунок нежных губ, нос безо всякой горбинки, с изящно очерченными ноздрями, а ее глаза, невинно и доверчиво взиравшие на мир, были небесной голубизны и хранили выражение искренней задумчивой улыбки. На ней была скромная шляпка с небольшими полями козырьком, а платье покрывала небесно-голубая кашемировая ротонда. Маркиз невольно потянулся за моноклем, и Фредерика, с удовольствием заметив это движение, представила его своей тетке. Мисс Серафина Уиншем, расслышав наконец имя представленного ей джентльмена, громогласно повторенного ей племянниками, наградила его светлость враждебным взглядом и произнесла с неприязнью:

— Надеюсь, что это так! — затем добавила: — О, пожалуйста, иди отсюда!

Но это, очевидно, относилось к Лафре, который прыгал вокруг нее, и лорд удержал свои позиции. Он слегка поклонился, но ответом был только отрывистый кивок и еще более неприязненный взгляд. Сообщив Фредерике, что этого она и ожидала, мисс Уиншем выплыла из комнаты.

— О боже! — сказала Фредерика. — У нее отвратительное настроение! Что ее так рассердило, Черис? О, простите! Лорд Алверсток — моя сестра!

Черис улыбнулась его светлости и протянула руку.

— Очень рада! Это один учтивый молодой человек, Фредерика, в Хукманской библиотеке, который снял мне книгу с полки, потому что я не могла достать. Он был очень предупредителен и даже стер с книги пыль своим платком, прежде чем передать ее мне, но тете он показался самодовольным фатом. У них не оказалось Ормонда, и вместо него принесли «Рыцаря Сент-Джона», который, надеюсь, нам понравится не меньше.

Эти слова она произнесла мягким, безмятежным голосом, и маркиз, перед взором которого проходило немало красавиц, с удовольствием отметил, что эта, самая восхитительная из них, не пускает в ход свои чары, а, наоборот, кажется, и не сознает их. Будучи в течение многих лет желанной добычей на ярмарке невест, он привык к различным ужимкам и уловкам, с помощью которых тщились его завлечь, и был очень доволен, что не заметил их у мисс Мерривилл-младшей. Он спросил, как ей понравился Лондон. Черис ответила, что очень понравился, но мыслями она была в другом месте, так что не стала продолжать беседу на эту тему, а вместо этого с легким упреком сказала:

— О, Феликс, милый, у тебя оторвалась пуговица!

— О господи! — нетерпеливо дернул плечом Феликс. — Ну и что?

— Конечно, ничего особенного, — согласилась она. — Я пришью ее тебе в одну секунду, только пойдем со мной. Ты же не сможешь выйти в город в таком неряшливом виде, правда?

Было очевидно, что юный Мерривилл был вовсе не прочь появиться в городе в таком виде; но также очевиден был и авторитет его старшей сестры, судя по тому, как он, хотя и с неохотой, повиновался ее решительному кивку. Феликс угрюмо произнес:

— Ладно.

Однако перед тем, как со страдальческим видом последовать за Черис, прощаясь с маркизом, он спросил его с надеждой в голосе:

— Вы же сводите меня в Сохо, правда, сэр?

— Если не я, то мой секретарь, — ответил Алверсток.

— О! Отлично, благодарю вас, сэр! Но все же лучше будет, если со мной пойдете вы сами! — настаивал Феликс.

— Лучше для кого?

— Для меня, — искренне ответил Феликс. — Вам они покажут все, что вы захотите увидеть, так как вы второй среди аристократов; я знаю, я читал, что маркизы идут сразу следом за герцогами, так что…

Но в этот момент брат вытолкал Феликса из комнаты, умоляя Алверстока простить его ребяческие выходки. Поскольку сам Джессеми тоже вышел, Лафра тут же последовал за ним, да и Черис одарила его прощальной улыбкой, то маркиз остался наедине с хозяйкой.

Она задумчиво произнесла:

— На самом деле, лучше, если бы вы сами сходили с ним туда. Вы знаете, он такой предприимчивый мальчик, и неизвестно, что придет ему в голову выкинуть там.

— Чарльз сумеет с ним справиться, — равнодушно ответил он. Она с сомнением покачала головой, но больше ничего не сказала, заметив, что лорд о чем-то задумался. Он уставился невидящим взглядом в стену, и странная улыбка тронула его губы. Вдруг он рассмеялся и воскликнул:

— Честное слово, я сделаю это!

— Что сделаете? — спросила Фредерика.

Он, видимо, забыл о ее присутствии. Ее голос заставил его обернуться к ней, но вместо ответа он спросил:

— А что они делают здесь, ваши братья? Ведь они должны быть в школе.

— Да, вы правы, — согласилась она. — Папа, правда, никогда не собирался посылать своих сыновей в школу. Сам он получил образование дома. Это, конечно, не самый лучший повод для того, чтобы так же обучать и мальчиков. Правду сказать, мне самой не очень нравится, но несправедливо было бы откосить папины ошибки к его воспитанию. Да и ошибки ли это были? — задумчиво добавила она. — Мерривиллы всегда отличались непостоянством.

— Неужели? — поинтересовался он, и ироническая усмешка искривила его губы. — Значит, для Джессеми и Феликса нанимали учителя?

— О, толпы учителей! — воскликнула мисс Мерривилл. Заметив удивление в глазах его светлости, она поспешила объяснить: — Ах, нет, вы не поняли! Их приходится постоянно менять! Вы представить себе не можете, как это досадно! Дело в том, что если они пожилые, то мальчики недовольны, что с ними не занимаются спортом, а если молодые, то остаются всего на месяц или два, пока не найдут себе места где-нибудь в школе или университете. А что хуже всего, они все безумно влюбляются в Черис!

— В это я могу поверить.

Она кивнула со вздохом.

— Да, и беда в том, что она просто не решается оттолкнуть никого из них. К несчастью, у нее мягкое сердце, которое не может никому причинить боль, особенно таким, как бедный мистер Гриффит, неловкий, застенчивый, с рыжими волосами и торчащим кадыком. Это был наш последний учитель. Сейчас мальчики вынуждены отдыхать от занятий, но когда они немного освоятся в Лондоне, надо будет найти им нового учителя. Правда, Джессеми молодец. Он ежедневно занимается по два часа, потому что собирается поступить в Оксфорд, когда ему исполнится восемнадцать, как Гарри в прошлом году.