С наступлением темноты мы подошли к жилищу Чиприано, и я разбил перед этим домом свою маленькую палатку для ночлега. Здесь было много комаров. Они никогда не тревожили нас на берегах чистых потоков Лунды. Утром 5-го числа Чиприано любезно снабдил моих людей тыквами и кукурузой и затем пригласил меня к завтраку, который состоял из земляных орехов с жареной кукурузой; их сменили вареные корни маниока с земляными орехами; в качестве десерта были предложены гуавы с медом. Я был искренне благодарен ему за этот роскошный завтрак.
Чиприано угостил меня таким же обильным обедом, и к нам присоединилось еще несколько друзей, воздавших справедливость его гостеприимству. Прежде чем сесть за стол, всем гостям полили на руки воду, и рабыня мыла их. Один из гостей разрезал курицу с помощью ножа и вилки. При еде же не употреблялось ни ножей, ни вилок. Обед закончился также омовением рук.
Все эти люди могли свободно читать и писать. Я осведомился, какие у них есть книги, и обнаружил небольшой труд по медицине, энциклопедию и португальский словарь.
Любезный прием, оказанный мне здесь всюду, был, без сомнения, обязан лестным рекомендательным письмам, которые я привез от Шевалье дю Пра из Кэпа. Но я склонен думать, что мой друг Чиприано руководствовался также чувством присущей ему доброты, потому что он совершенно опустошил свой огород, предоставляя нам пищу в течение нескольких дней томительного ожидания, пока безоблачная погода не позволит мне сделать наблюдения для определения географического положения Кванго. Он заколол для нас быка и поручил своей матери и ее служанкам приготовить из маниока муку нам на дорогу на четыре или пять дней путешествия до Кассандже и не сделал даже намека на уплату. Мой жалкий вид возбуждал в нем, наверное, чувство сострадания.
Для приготовления из маниока муки корни хорошо промывают и затем скоблят их вплоть до мякоти. После этого их слегка обжаривают на металлическом блюде и в таком виде употребляют в пищу с мясом, как овощи. Приготовленная таким образом мука близко напоминает по виду древесные опилки, и поэтому ее называют «древесной» мукой. Она безвкусна, и ее употребляют для того, чтобы легче было слизывать с блюда остатки подливки.
Те, кто привык к ней, приправляют ею свою пищу по возвращении в Европу.
Маниок, выращиваемый здесь, принадлежит к сладкой разновидности; горький, к которому мы привыкли в Лунде, не пользуется широким распространением в этой долине. Май здесь является началом зимы, но многие жители занимались в это время посадкой кукурузы, а та кукуруза, которую мы ели, была посажена в начале февраля. Здешняя темно-красная почва чрезвычайно плодородна. Земля здесь покрыта такой густой и жесткой травой, что однажды, когда сюда явилась с целью грабежа группа людей из племени амбонда, бангала зажгли вокруг врагов со всех сторон траву и совершенно уничтожили их. Я вполне верю тому, что это сообщение, подтверждаемое португальцами, соответствует действительности, потому что стебли травы имеют толщину гусиного пера и по такой траве невозможно было убежать без тропинки ни в одном направлении. Вероятно, в упоминаемом здесь случае направление ветра было такое, что он перекидывал огонь через тропинки и перерезал дорогу бегущим по ним. В одном случае я сам едва не потерял свою повозку из-за пожара в долине, где трава была только около 3 футов [0,9 м] высотой. Мы были разбужены ревом как бы бурного потока; оказалось, что это был рев приближающегося к нам с наветренной стороны пожара. Я сейчас же зажег и пустил огонь в подветренную сторону, и мне хватило времени только на то, чтобы утащить повозку на оголенную огнем площадь, прежде чем идущее с наветренной стороны пламя дошло до места, на котором она стояла.
Дожди и желание определить географическое положение этого места задержали нас до понедельника, 10-го числа. Я установил только широту (9°53 ю. ш.) и после трехдневного, довольно тяжелого путешествия среди высокой травы, достиг Кассандже, самой дальней португальской станции внутри страны в Западной Африке. Мы переправились через несколько красивых небольших потоков, впадающих в р. Кванго. Трава все время была на 2 фута [60 см] выше наших голов и не давала нам видеть окружающую местность, а иногда нависала над тропинкой. Каждое утро один бок у нас промокал от росы, а когда шел дождь, я целый день был весь мокрым. По состоянию моей одежды я приехал к нашим союзникам португальцам совершенно опустившимся. Первый джентльмен, которого я встретил в деревне, спросил меня, есть ли у меня паспорт, и сказал, что меня необходимо взять и представить властям. Так как я находился в таком же состоянии духа, в каком находятся лица, совершившие небольшое преступление с целью получить в тюрьме кров и пищу, то я с радостью сопровождал его в дом коменданта, или шефа, синьора де Сильва Рего. Когда я показал этому джентльмену свой паспорт, он учтиво попросил меня отужинать, а так как до этого мы не ели ничего, кроме маниоковой муки, данной нам Чиприано на р. Кванго, то я полагаю, что я показался особенным обжорой всем другим джентльменам, сидящим за столом. Но они, кажется, довольно хорошо понимали мое положение, потому что сами совершили далекие путешествия. Если бы их не было здесь, то я, наверное, сунул бы себе кое-что в карман, чтобы есть ночью, потому что после лихорадки аппетит у меня чрезвычайно возрос, а маниок является одним из тех сортов пищи, которые не создают чувства сытости. Затем капитан Антонио Родригес Невес любезно пригласил меня остановиться в его доме. На следующее утро этот великодушный человек нарядил меня в приличный костюм и во все время пребывания у него обходился со мной так, как будто бы я был его родным братом. Я чувствую глубокую благодарность к нему за его бескорыстную доброту; он позаботился не только о моих нуждах, но бесплатно снабжал пищей также и всех моих заморенных голодом людей.
Деревня Кассандже (произносится Кассандже) состоит из тридцати или сорока домов, принадлежащих торговцам, дома беспорядочно разбросаны на плоском возвышенном месте в великой долине Кванго, или Кассандже. Они устроены из обмазанного плетня и окружены насаждениями маниока, кукурузы и т. д. Позади домов обычно находятся огороды, в которых растут обыкновенные европейские овощи, как картофель, горох, капуста, лук, помидоры и т. д. и т. д. По величине и обилию гуавовых и банановых деревьев можно считать, что они посажены здесь уже много лет назад, когда эта земля была еще во владении туземцев, но ананасы, апельсины и фиги являются недавней попыткой.
Ни у кого из здешних джентльменов нет жены своей национальности. Они обычно приезжают в Африку с тем, чтобы нажить немного денег и возвратиться в Лиссабон. Они редко привозят с собой своих жен и поэтому не могут быть хорошими колонистами. У них обычно бывает здесь семья от туземных женщин. Мне, который хорошо был знаком с глупым предубеждением против цвета кожи, было особенно приятно видеть широту взглядов и благожелательное отношение, проявляемое этими португальцами к людям другого цвета кожи. Здесь чрезвычайно редки такие случаи, которые так обычны на юге, когда люди бросают собственных детей, рожденных туземными женщинами. Они воспитывают и обеспечивают своих детей так же, как в Европе. Чернокожие клерки торговцев непринужденно сидят за одним столом со своими хозяевами.
Из деревни Кассандже мы могли хорошо рассмотреть окружающую страну. Это – слегка холмистая равнина, заросшая травой и местами лесом. Западный край долины Кванго за двадцать миль от него кажется цепью высоких гор. Его называют Тала Мунгонго – «Вот горная цепь». На старой португальской карте, доверяя которой, я составлял план своего пути, он обозначен как Тала Мунгонго, или «замок из скал», и в этом месте на карте указано начало Коанзы; но здесь я получил достоверные сведения о том, что Коанза начиналась около Биге далеко на юго-запад от этого места и что мы не увидим этой реки раньше, чем достигнем Пунго Андонго. Замечательно, что более точные сведения об этой стране не были опубликованы. Капитан Невес и другие имели правильные представления о направлении рек и откровенно делились своими знаниями, и все-таки около этого же времени в Европу были посланы из Англии карты, на которых Кванго и Коанза были представлены как одна и та же река, а Кассандже помещалась в сотне миль от ее действительного места. Еще большую путаницу вносит, вероятно, частое повторение одного и того же названия. Оказывается, я переезжал через Кванго несколько раз. Сбивает с толку также повторение излюбленных имен вождей, как, например, «Катенде», потому что одного Катенде можно принять по ошибке за другого. Чтобы избежать, насколько возможно, путаницы, я воздерживался от введения в свою книгу множества имен. По этой долине разбросано много деревень, но раньше, до португальской экспедиции 1850 г. с целью наказания племени бангала, их было больше.
