Когда мы ушли довольно далеко от деревень, то проводники, данные нам Кандженке, сели и сказали нам, что перед нами – три дороги и что если мы сейчас же не дадим им мануфактуры, то они предоставят нам самим выбирать лучший путь. Так как я нанял их только потому, что они знали все тропинки между деревнями, находившимися на нашем пути, и всегда возражал, когда они вели нас не в сторону Лоанды, то я предпочел, чтобы мои люди продолжали путь без проводников, предоставив самим себе избрать дорогу, которая должна была вести нас в правильном направлении. Но Ма-шауана, опасаясь, как бы мы не заблудились, попросил у меня разрешения отдать проводникам его собственную материю, и они снова пошли с нами вперед с радостными криками: «Аверие! Аверие!»
Во второй половине этого дня мы подошли к долине, которая была с милю шириной и наполнена прозрачной, бегущей по ней водой. Люди переходили ее вброд по горло в воде, а мы трое, переправляясь на быках, промокли до самого пояса, потому что наши грузные быки не могли плавать. Помимо всего этого случилась гроза, сопровождаемая сильнейшим ливнем; долину совсем затопило, земля набухла, повсюду появились глубокие лужи, похожие на небольшие озерки, и мы провели наступившую ночь в мокрых одеялах, дрожа от холода.
На следующий день нам встретилась другая долина, около полумили в ширину, с небольшой и в данное время глубокой и быстрой речкой посередине; течение ее было направлено на северо-восток к р. Касаи. В средней части этой речушки, где находилось русло протекающего здесь в обычное время ручья, течение было таким быстрым, что мы переходили через нее вброд, держась за быков. В остальных болотистых местах долины вода доходила нам до пояса. Каждый из нас с трудом волочил ноги по этой отвратительной трясине, держась за ремень, которым было привязано к быку одеяло, служившее седлом.
Эти болота, расположенные параллельно потоку, были самыми обширными из всех, виденных нами: они раскинулись на целые мили вдоль обоих берегов. Быстрота течения была здесь весьма значительной, густая трава на берегах потока полегла так плотно, что вода не могла размывать почву и не теряла поэтому своей прозрачности. Когда мы вышли на другой край долины, то увидели, что здесь местами на поверхность выступил железистый конгломерат, который образует покров, лежащий на других породах на огромном пространстве к югу и к северу от этого места. Наши быки кусали его зубами, как будто они были удивлены появлением камня в такой же степени, как и мы; быть может, конгломерат содержал в себе какой-нибудь минерал, в котором они нуждались. С тех пор как мы оставили Шинте, мы нигде не встречали камня. Поверхность страны покрыта здесь толстым слоем очень плодородной аллювиальной почвы черного цвета.
После полудня мы пришли к другой речке, Нуана Локе (или «дитя Локе»), через которую вел мост. Идя по этому затопленному водой мосту, люди заходили в воду по грудь и должны были пускаться дальше вплавь. Некоторые из них предпочитали идти до конца, держась за хвост быка. Я хотел сделать так же, как они, но когда мы дошли до глубокого места, то прежде чем я мог слезть с быка и взяться руками за руль, бык внезапно бросился вслед за своими товарищами и так глубоко ухнул в воду, что я не успел ухватиться за ремень; если бы я дернул узду, то бык скорее всего повернул бы назад. Поэтому я отправился на другую сторону один. Когда мои бедные товарищи увидели, что я остался один, они страшно встревожились, и двенадцать человек бросились ко мне вплавь на выручку, и, как только я добрался до берега, один из них схватил меня за руку, а другой подхватил всего меня.
Когда я встал, то было очень трогательно видеть, как они все наперебой хлопотали около меня. У некоторых из них, когда они побросались с моста в воду на помощь мне, унесло течением плащи. Когда я был уже вне опасности, то они достали со дна часть моего имущества, оброненного мной второпях. Они громко выразили свое удовольствие, увидев, что я могу так же плавать, как и они. Я испытываю глубокую благодарность им за ту готовность, с которой они кинулись в воду, чтобы спасти, как они думали, мою жизнь. Мне было очень тяжело плыть от намокшей и облипавшей меня одежды, а они, будучи нагими, могли плавать значительно быстрее. Плавают они по-собачьи, а не по-лягушачьи, как мы.
Вечером мы переправились через небольшой ручей Лозезе и дошли до деревень некоего Касаби, в которых мы могли достать себе маниок в обмен на бусы. Жители деревень пытались напугать нас рассказами о глубоких реках, через которые нам предстояло переправляться на нашем пути. Я сушил свою одежду, поворачиваясь кругом около костра. В ответ на попытки напугать нас рассказами о глубоких реках мои люди только смеялись: «Мы все можем плавать; кто переправил белого человека через реку, как не он сам!» Я гордился этой похвалой.
Суббота, 4 марта. Доехали до окраин территории вождя Чибокве. Мы переправились через речки Конде и Калузе. Первая представляет собой небольшой, но глубокий поток с бесполезным мостом через него. Долины, по которым текут обе эти речки, необыкновенно плодородны. Мои спутники постоянно выражали сожаление по поводу того, что эти долины не возделываются человеком: «Какая прекрасная страна для скота! Тяжело видеть, что эти плодородные долины остаются без посевов!» Когда замолкли эти слова, то я пришел к мысли, что вся причина, по которой у жителей такой прекрасной страны не было скота, заключается в деспотической власти управляющих ими вождей, не позволявших простому народу приобретать, держать и разводить домашних животных. Долгое размышление привело меня потом к предположению, что в богатой, плодородной стране Лоанды прежде, наверное, кишмя кишели цеце, но когда люди истребили диких животных, которыми эта муха существовала, то голод заставил ее улететь отсюда. Так как балонда, владея огнестрельным оружием, уже очистили большую часть страны от диких животных, то мы прибыли, наверное, как раз в то время, когда стало возможным разведение домашнего скота. Отсюда – большие успехи, которые удалось достигнуть в этом отношении Катемой, Шинте и Матиамво. Несмотря на то что ни тот, ни другой, ни третий не знают, как нужно по-настоящему обращаться со скотом, в их успехах нет ничего удивительного.
Количество населения в центральных частях страны можно считать большим только по сравнению с Кэпской колонией или страной бечуанов, а количество обрабатываемой земли по сравнению с той, которая еще ждет плуга, ничтожно. Страна изобилует потоками воды, которые в случае необходимости можно использовать для ирригации с самой минимальной затратой усилий. Целые мили плодородной земли лежат совершенно бесполезными, потому что здесь нет даже диких животных, которые поедали бы травяной корм и отдыхали бы в тени вечнозеленых рощ, попадавшихся нам по пути. Не у всех людей, живущих в центральной области, кожа одинаково черного цвета. У многих из них существует предрасположение к бронзовому цвету, а у других кожа имеет такой же светлый оттенок, как у бушменов, которые – напомню – представляют собой доказательство того, что одна жара сама по себе не может создавать черноту кожи. Только одновременное действие жары и влажности усиливает и закрепляет черный цвет. Где бы нам ни встречались люди, которые веками жили в жарких, влажных областях, они всегда бывают самого черного цвета. Но из этого очевидного правила имеются исключения, которые вызываются передвижениями как целых народов, так и отдельных людей. У макололо, например, среди племен центрального влажного бассейна кожа имеет какой-то болезненно-желтый оттенок по сравнению с цветом кожи коренных жителей этого бассейна. Те батока, которые живут на высоких местах, кажутся по цвету кожи настолько светлее своих соплеменников, живущих по рекам, что их можно принять за какое-нибудь другое племя, однако их язык и обычай удалять верхние передние зубы не оставляют места для сомнений в том, что это один и тот же народ.
Оставляя в стороне влияние местности, жары и влажности, я считаю, что туземное население южной части континента в отношении цвета кожи распределялось по пяти продольным полосам. У жителей морского побережья как на востоке, так и на западе она очень темная; затем идут две полосы с населением, имеющим более светлую кожу; каждая из этих полос находится приблизительно в трехстах милях от побережья; из них западная полоса, изгибаясь, охватывает пустыню Калахари и страну бечуанов; затем идет центральный бассейн, который имеет население снова с очень темным цветом кожи.
