Мукуру-Мадсе имеет глубокое скалистое русло. Глубина его в среднем равна четырем футам, а ширина – от 15 до 20ярдов. Прежде чем достигнуть его, мы прошли пять или шесть оврагов, но по ту сторону его на расстоянии от 2 до 3 миль от реки местность была сравнительно ровная. Все туземные дороги поросли длинной травой, а одна ее разновидность (сану) имела семена длиною в четверть дюйма, с острыми колючками, которые проникали через шерстяную одежду и сильно раздражали кожу. На жестком заостренном кончике семени сидит ряд крохотных колючек, которыми оно крепко цепляется: при малейшем прикосновении семена проникают в тело, а маленькие крючочки не дают им выйти назад. Во многих местах это семя попадается в таком количестве, что внутренняя сторона чулка становится хуже самой грубой власяницы. Между тем это – прекрасная трава-самосевка, дающая превосходный корм. Она бывает такой же высокой, как и обычная трава на лугах в Англии, и ее можно было бы с пользой распространить в любой другой стране, не такой богатой травами, как эта. Мы замечали иногда, что этим семенем скалывались вместе два или три листа, и таким образом получались как бы крылья, при помощи которых оно могло быть перенесено на более удобную для него почву.
Мы всегда ходили по туземным тропам, хотя обычно их ширина была не более 15 дюймов, и на них часто попадались маленькие, глубокие ямки, вырытые для установки капканов при ловле мелких животных. Они обычно бывали скрыты длинной травой, так что при ходьбе нам все время приходилось смотреть себе под ноги, хотя это было и не очень приятно. Однако, несмотря на все эти недостатки, гораздо спокойнее ходить по этим тропинкам, чем напрямик по необработанной земле или через девственный лес. Тропинки всегда ведут к какому-нибудь селению, хотя иногда бывают и никуда не приводящей звериной тропой.
Идя на север, мы пришли в часть страны, называемой Мпемба, где вождем считался Чибиса, но люди не знали, что он был убит португальцем Терерой. Вокруг хижины, в которой мы ночевали, лежало много зерна. На колосьях мапиры с ее длинными стеблями спокойно пировало множество горлиц, и мы без труда запаслись большим количеством жирных цесарок, которые теперь спокойно кормились на покинутых огородах. Чтобы оправдать такую непредусмотрительность, туземцы говорили: «Нет ни одной женщины, чтобы молоть зерно: все умерли».
По-видимому, раньше за хлопком всегда был хороший уход, и его так старательно пололи, что и теперь, хотя об этом никто не заботился, сорной травы было очень мало. Таким образом, кустарники были спасены от ежегодного выжигания травы. В разных местах росло много баобабов, и те немногие жители, которых мы видели, использовали белую мякоть, находящуюся в семенах, для приготовления приятного кисловатого напитка.
Проходя Маланго около самых верхних водопадов, мы не видели ни одной души. Но когда отдыхали против прекрасного острова, покрытого деревьями, до нашего слуха доносились веселые голоса играющих детей; родители этих детей бежали туда, чтобы спастись от охотящихся за невольниками аджава, которых все еще подстрекали португальские агенты из Тете во время своих нерегулярных посещений. Аджава теперь избегали нас и, вместо того, чтобы идти ниже водопадов, переправились на восточную сторону, недалеко от того дерева, на котором мы повесили лодку.
Те из манганджа, с которыми нам удалось познакомиться, охотно шли к нам; но большинство потеряло всякое доверие и к себе, и друг к другу, и ко всем другим. Лодка была сожжена три месяца назад, и манганджа усиленно старались нас уверить, что это сделали аджава. Но когда мы исследовали место, то поняли, что она, вероятнее всего, загорелась в то время, когда в этом месте выжигали траву. Если бы мы предвидели, что не вернемся к ней в течение такого долгого времени, мы повесили бы ее вверх дном. В нее, вероятно, набралось много сухих листьев, и достаточно было одной искры, чтобы вспыхнуло все. Все деревья на 50 ярдов вокруг были обуглены и мертвы, а гвозди, железо и медная обивка лодки лежали внизу нетронутыми. Если бы это было делом рук аджава, они бы унесли медь и железо.
Так как наши надежды стать при помощи этой лодки независимыми от юга в отношении снабжения продуктами рухнули, то мы вернулись обратно с намерением доставить к этим местам другую лодку. Чтобы найти для этого ровную местность, мы покинули Шире у Маланго и отправились к верховьям реки Лезунгве. Проводником был красивый, деятельный, умный парень, которого звали Пикила. Он был замечателен тем, что почти единственный из всего населения сохранил в какой-то мере жизнерадостность. Хотя гнетущее действие, оказываемое бичом невольничества на умы туземцев, и не вызывает удивления, но представляет очень и очень печальное зрелище. Музыкальные инструменты, циновки, подушки, ступки для толчения зерна валялись вокруг без пользы и становились добычей белых муравьев. Лишившись всех своих небольших удобств, оставшиеся в живых еще глубже были отброшены обратно в состояние варварства.
Может быть, это важно только для путешественников, но мы хотим заметить, что когда занимали мы на ночь хорошо построенную хижину, которая долгое время была заперта, находившийся в ней воздух тотчас же вызывал у нас озноб и припадок лихорадки. Но как только мы разжигали огонь и хижина проветривалась, и то и другое исчезало. Часто замечали также, что если разжечь огонь рано утром, даже в самое жаркое время года, то это освежает весь дом и устраняет то ощущение духоты и вялости, которые вызывает жаркий климат.
В ночь на 1 июля 1863 г. мы проснулись от нескольких сильных ударов грома. Ярко светила луна, и ни одного облака не было видно. Все туземцы заметили, что небо в то время было чистым, и на следующее утро говорили: «Мы думали, что это бог (морунго)».
Прибыв 2 июля на судно, мы нашли от лорда Рассела депешу с приказом о возвращении экспедиции.
Кругом царило опустошение, причиненное охотой за невольниками и голодом. В большой долине Шире, точно так же, как и на Замбези, была полностью уничтожена рабочая сила. И это было везде, куда бы ни простиралась власть и козни португальцев. Постоянные набеги Мариано распространяли разорение и страдание к юго-востоку от нас до самой горы Кларендон.
В то время как это происходило у нас в тылу, тетовские охотники за невольниками с запада подстрекали аджава угнать с холмов, лежащих на восток от нас, всех манганджа. С этой целью шайки охотников за невольниками все еще переправлялись через Шире выше водопадов. В дополнение к признанию тетовского губернатора поддерживать рабство, следуя советам своего старшего брата в Мозамбике, у нас было полное основание полагать, что все это происходило на глазах его превосходительства самого генерал-губернатора. Это подтвердилось впоследствии, когда в Мозамбике мы узнали двух женщин, которые раньше жили ярдах в ста от миссии в Магомеро. Их хорошо знали наши спутники. Они были в числе толпы из нескольких сот человек, которых аджава доставили в Мозамбик. Это было как раз в то время, когда его превосходительство занимал английских офицеров разговорами о вреде невольничества. Тому, кто понимает, насколько подробно осведомлены португальские губернаторы обо всем через собственных невольников или через сплетничающих торговцев, старающихся снискать их расположение, бесполезно доказывать, что рабство существует без их одобрения и потворства.
Вид города Занзибар и гавани близ него
Рисунок середины XIX в.
Если требуется еще больше доказательств тому, насколько безнадежно ожидать каких-либо изменений в системе, господствующей с тех пор, как наши союзники-португальцы вступили в страну, можно указать на безнаказанность, с какой разбойнику Терера, убившему Чибису, разрешается продолжать свои набеги. Бельчиор, другой разбойник, был остановлен, но ему все еще разрешали вести войну, как там называют охоту за невольниками.
Г-н Орас Уэллер[45] около пяти месяцев прожил на горе Мурумбала. Это место, с которого хорошо можно было наблюдать весь ход торговли невольниками и истребления населения в окрестности. Шире протекает у подножия этой горы, и ее красивые изгибы в ясный день видны на протяжении 30 миль. В течение некоторого времени считали, что эта река закрыта для Мариано, который только формально, как бунтовщик, был объявлен португальцами вне закона. Когда же поддерживать обман дальше стало невозможно, река была открыта для него, и г-н Уэллер видел, как в один день от 15 до 20 каноэ различной величины, нагруженные невольниками, отправлялись в португальские поселения из так называемого лагеря мятежников. Весь этот груз состоял из женщин и детей.
