Покойный полковник Ригби, политический агент ее величества и консул в Занзибаре, сообщил нам, что только из одной этой местности Ньясы 19 тысяч невольников проходит ежегодно через таможню острова. Сюда, естественно, не входят те, которые посылаются в португальские невольничьи гавани. Но никак нельзя считать, что этой цифрой в 19 тысяч исчерпываются все жертвы. Те, которых вывозят из страны, являются лишь очень маленькой частью страдальцев. Мы никогда не представляли себе зверской природы этой торговли до тех пор, пока не увидели ее в источнике. Там действительно «дьявольское гнездо». Кроме тех, которые действительно взяты в плен, насчитываются тысячи убитых или умерших от ран и от голода, изгнанных из своих деревень набегами работорговцев. Тысячи погибают в междоусобной войне за невольников, в результате погони за наживой, которая стимулируется (о чем надо постоянно помнить) покупателями невольников на Кубе и в других местах. То множество скелетов, которое мы видели среди скал и лесов, у маленьких прудов и на тропах, в чащах, свидетельствует о страшной растрате человеческих жизней, которая должна быть отнесена прямым или косвенным образом на счет этой адской торговли. Мы просим наших соотечественников верить нам, когда мы с полной ответственностью утверждаем на основании того, что мы узнали и увидели, что меньше ⁴/₅ жертв работорговли становятся невольниками. Если принять долину Шире средней нормой, то мы можем сказать, что никогда даже ⁴/₄0 часть не попадает к месту своего назначения. Так как эта система заключает в себе такую страшную гибель человеческих жизней, или, лучше сказать, человеческой рабочей силы, и, кроме того, ведет прямо к сохранению варварства тех, которые остаются в стране, то довод, выставляемый в пользу продолжения этой расточительной системы, что все же частица обращенных в рабство находит хороших хозяев, поистине не имеет большого значения. Если это рассуждение не является результатом невежества, то это – сантиментальная филантропия. Маленький вооруженный пароход на озере Ньяса мог бы легко, осуществляя контроль и снабжая товарами в обмен на слоновую кость и другие продукты, прекратить позорную торговлю рабами в этом районе, так как почти всем работорговцам приходится пересекать или озеро Ньяса, или верхнюю Шире.

Наше исследование озера продолжалось со 2 сентября по 27 октября 1861 г. Так как мы истратили или потеряли большинство из взятых с собой товаров, нам пришлось вернуться на корабль. Когда на обратном пути мы приблизились к южной части озера, нам сказали, что очень большую партию невольников только что переправили на восточную сторону. Вечером мы услышали три выстрела из пушек и по звуку заключили, что это должны быть по крайней мере шестифунтовые орудия. Говорили, что они принадлежат одному вождю аджава по имени Муката.

Плывя вниз по Шире, мы обнаружили у маленького озера Памаломбе, в которое расширяется эта река, значительное число семейств манганджа, которые были изгнаны из своих жилищ в результате набегов племени аджава и теперь скрывались в широком папирусовом поясе вокруг озера. Папирус рос так густо, что, когда его уминали, он выдерживал тяжесть маленьких временных хижин, хотя, когда жители переходили из одной хижины в другую, он подымался и опускался под ногами, как тонкий лед у нас на родине. Между собой и берегом они оставили нетронутым густой, непроницаемый лес папируса, и никто из проходящих мимо с этой стороны никогда бы не заподозрил, что там живут человеческие существа. Они пришли в эти места с юга на своих каноэ, благодаря которым могли добывать себе на пропитание хорошую рыбу, водившуюся в изобилии в озерке. У них было большое количество прекрасной соли, которую они зашивали в кору деревьев; и так как наши запасы соли приходили к концу, мы купили ее немного у них. Всю ночь мы простояли на якоре против их плавучего лагеря, и нас одолели мириады москитов.

Некоторые туземцы проявляют совершенно поразительную любовь к отечеству. На горах, лежащих к северу от озера, мы видели беглецов, которые упорно, несмотря на голод и постоянную опасность быть убитыми мазиту, держались вблизи тех мест, где прошло их детство и юность.

Несколькими милями ниже озерка находится последняя из больших невольничьих переправ. После вторжения аджава деревни на левом берегу были покинуты, и жители, как мы уже видели, поднимаясь вверх по реке, поселились на правом или западном берегу.

Во время нашего кратковременного отдыха, напротив больших рыбных промыслов в Мовунгути, к нам подошел с большой свитой очень изнеженный на вид молодой человек из какого-то приморского племени, чтобы посмотреть на нас. Он шествовал под большим зонтиком. За ним следовали пять хорошеньких девушек в ярких одеждах и украшениях с целью привлечь покупателей. Одна несла его трубку, служащую для курения конопли, называемой здесь «чамба», другая – его лук и стрелы, третья – боевой топор, четвертая – платье, между тем как последняя была готова взять его зонтик, если он почувствует себя утомленным. Такая выставка товара проводилась для того, чтобы возбудить алчность какого-нибудь вождя, имевшего слоновую кость, и могла быть названа законным видом работорговли. Мы никогда не могли установить, какой процент составляет этот вид работорговли среди других.

Он сел и смотрел на нас несколько минут. Молодые дамы стояли на коленях позади него. Убедившись, что мы не станем у него покупателями, он удалился.

Когда мы во время нашей первой поездки высадились у этого места, то встретили довольно смышленую женщину средних лет, обладавшую лучшими знаниями страны, чем кто-либо из мужчин. Первые точные сведения об озере Нья-са мы получили у нее. Увидя, что мы делаем заметки, она сказала, что ей приходилось бывать у моря и видеть там, как пишут белые люди. Ей также приходилось видеть верблюдов, вероятно у арабов. Она была единственной из виденных нами женщин племени манганджа, которая стыдилась носить пелеле, или губное кольцо. Она ушла в свою хижину, вынула кольцо и, разговаривая с нами, закрывала рукой рот, чтобы скрыть отвратительное отверстие в губе. Все жители деревни относились к ней с уважением, и даже старейшие в ее присутствии занимали второе место. Когда мы справились о ней теперь, то узнали, что она умерла.

Нам ни разу не удалось получить достаточных сведений, чтобы определить сравнительную смертность на возвышенности и в низменностях. Но, судя по количеству очень старых седых чернокожих, которых нам приходилось встречать на возвышенности, мы думаем, что среди туземцев более долголетними являются те, которые живут в более высоких местах.

Мы сошли на берег ниже деревни Микена и занялись определением долготы, чтобы сверить с теми данными, которые были записаны нами два года назад. Деревня была покинута. Микена и его люди бежали на другую сторону реки. Но в то утро, когда мы там остановились, несколько человек вернулось, чтобы поработать в своих старых огородах.

Окончив наблюдение, мы сели завтракать. Когда наши последние вещи были отнесены в лодку, появился один ман-ганджа. Он бежал к своей лодке с криком: «Аджава только что убили моего товарища!»

Мы отплыли от берега, а через две минуты авангард большого отряда грабителей стоял с мушкетами на том месте, где мы завтракали. Они, очевидно, были очень удивлены, увидев нас здесь, и остановились. Остановились и их главные силы, насчитывающие около тысячи человек. «Бейте их, – кричал манганджа, – они хотят сейчас идти на холмы, чтобы убить англичан», – манганджа имели в виду миссионеров, которых мы оставили в Магомеро. Но, так как мы надеялись на дружеские отношения с аджава и не верили показаниям манганджа, мы продолжали свой путь вниз по реке, оставив аджава сидящими под большим баобабом, а манганджа – проклинающими их с противоположного берега.

Поднимаясь вверх, мы увидели, что люди деревни Зимика нашли убежище на длинном острове на реке Шире, куда они снесли запасы зерна, чтобы последние не попали в руки аджава. Предполагая, что вторжение и война миновали, они снова вернулись к себе на восточный берег и жили в воображаемой безопасности. Когда мы приближались к селению вождя, которое было расположено в прекрасной роще из высоких дикорастущих фиговых деревьев и пальм, до нашего слуха донеслись звуки шумного веселья. Люди веселились, били в барабаны, танцевали и пили пиво, в то время как сильный враг, несущий каждому в селении смерть или рабство, был рядом. Один из наших людей крикнул нескольким туземцам, подошедшим к берегу посмотреть на нас, что приближаются аджава и что они только что были в селении Микена. Но туземцы были пьяны и не обратили внимания на предупреждение.